С первого сентября 1953 года школа рабочей молодежи №5 при комбинате «Искож» Московского района г. Калинина начала работу.

Состав учащихся по возрасту был разным. Многим опытным, но уже немолодым руководителям производств было предложено получить среднее образование. А так как в школе будут заниматься рабочие, находившиеся в подчинении этих самых мастеров, было решено учить тех и других раздельно. Был создан специальный класс «старых мастеров». Позднее отдел образования направлял в школу подростков, исключенных из обычных учебных заведений за прогулы, за неуспеваемость, за плохое поведение. Работать с ними было трудно. Но рабочая среда положительно влияла на мальчишек. Нередко комбинат брал их в свои цеха в качестве учеников. Совместная работа школы и администрации давала хорошие результаты. В целом же по стране решался вопрос: все должны иметь среднее образование. Занятия в школе проходили в две смены четыре раза в неделю. То, что школа располагалась на территории комбината, было удобно: цех, столовая, класс — все рядом, экономия времени. А нам, учителям — классным руководителям, и того проще. Чуть что, ты уже в цехе:

— Почему не приходил на занятия?

Мне же как учителю при изучении определенных тем по органической химии легко было увязывать научные знания с практикой. Я даже проводила уроки прямо на рабочих местах учащихся. К примеру, завод №1 по производству каблуков и подошв. Здесь натуральные и синтетические каучуки использовались для изготовления деталей обуви. Позднее я написала научно-познавательную сказку «История каучуковой капельки». А как-то летом работала в заводской экспериментальной лаборатории для того, чтобы лучше прочувствовать процесс изготовления микропористой резины. Сама изготовила пластину из микропорки. Только получилась она чуть толще, чуть плотнее по форме, но мягкой. Искожевцы подарили — мною выращенная пластина была использована при реставрации для сидения нашего мотоцикла с коляской. Я еще долго восседала на ней в качестве пассажира.

Комбинат «Химволокно», расположенный рядом со школой, давал мне возможность проводить практические занятия при изучении таких тем, как клетчатка, целлюлоза, искусственные волокна. В сказке «Один день кота Антона, или Где были Прошка и Сенька в понедельник» рассказано о том, как делается искусственный шелк, вискоза, штапель, капрон.

Позднее, побывав на Завидовской фабрике по производству елочных украшений, я написала сказку «От песчинки до елочной макушки», где было рассказано, как делаются стекло и даже зеркала.

В 1954 году у нас родилась дочь Елена, названная по имени моей белорусской бабушки Елены Харитоновны. В те годы женщины были в декретном отпуске всего два месяца. Один — до, другой — после. С дочерью, уволившись с работы, сидела моя мама Феврония Константиновна. Когда она уезжала в Ленинград хлопотать о возможном возвращении на прежнее место жительства, как и многие репрессированные, мне очень помогала учительница немецкого языка Анастасия, с которой вместе работали. Насте тоже было трудно. У ней на руках, кроме старого отца, была мама с парализованными ногами. Мы, как и прежде, жили в Затверечье в той же восьмиметровой комнате. В черте города через Волгу был только один мост. Других мостов не существовало.

Завернув ребенка в одеяло, я ехала на занятия трамваем через Тверецкий, затем через Старый Волжский, мост, потом по улице Советской, далее по Вагжанова до конечной остановки «Искож». В проходной передавала пухлый ватный сверток Насте. Анастасия, отработав свои часы, везла моего грудника назад домой тем же маршрутом.

Шел 1957 год. Мама возвратилась на жительство в Ленинград. У меня трехлетняя дочь. Володина мама наконец получает благоустроенную площадь в коммунальной квартире на улице Карпинского. Мы с Новобежецкой переезжаем в ее комнату по улице Каляева, дом 10, где прописан мой супруг.

Кстати ...

Дом 10 на улице Каляева, ныне Симеоновской, сейчас собираются либо сносить, либо перестраивать. Я пыталась попасть в прошлое: побывать в той комнате, где мы жили. Но люди «кавказской национальности» двери не открыли. На Новобежецкой, где мы оказались в 1938 году в частном доме у Парменовых, была та же история! Жена покойного Володи Парменова, младшего сына Парменовых, в дом не впустила. А мне так хотелось ощутить прежнее жилье, посмотреть в то окно, в которое глядели в далеком детстве и мой брат, и Алик Селенис. Что за дикость притаилась в людях? Нас пятерых, двух женщин и троих малолетних детей, в тот довоенный 1938 год взяли на жительство в этот же самый дом их родители. Что стало с людьми? Почему так очерствели души?!

Комната на улице Каляева была странным жилищем. Входная дверь находилась на втором этаже. За дверью — небольшое темное, без окон, помещение с деревянной лестницей. Поднимаешься по ней и через полуовальную дыру-дверь оказываешься в своей комнате, которая находится уже на третьем этаже соседнего дома. Комната длинная, с одним окном. Вдоль стены умещались только наша кровать и кроватка дочери. В углу стол. Отопления никакого. Под деревянной лестницей — полка, на ней — керосинка. На ней готовили пищу. Туалет и вода в соседнем доме, куда открывалась входная дверь. Лену вожу в Затверецкий детский сад — так принято согласно прописке. Жизнь словно в калейдоскопе: день — ночь, ночь — день. А между ними — уроки, уроки... А может быть, эту жизнь сравнить с отрывным календарем? Не отказываюсь ни от какого количества часов, работаю по замене, по совместительству, в основном в мальчиковых школах.

Однажды всей семьей заболели — грипп. Мама Володи не приходит— боиться заразиться. Помочь некому. Приходится мне все делать, превозмогая состояние «не могу». Наверное, осложнение и дало перебои в сердце, тогда еще единичные.

Условия жизни невыносимые, учительские зарплаты — ничтожные. Хорошо, что ребенок в саду на питании. Сами питаемся кое-как, где придется. Я больше на кусках, всухомятку. Нам по 27 лет. На мою беду, во мне зародился ребенок. Накануне операции вижу сон: две девочки в разных концах дивана. Слева сидит кругленькая, розовощекая. Справа — маленькая, сжавшаяся в комочек. И слышу ее голос: «Лена будет жить. А ты меня убить хочешь?» Всю жизнь, как камень, несу этот грех в себе.

1957 год был настолько физически трагичным, что не хочется о нем писать. А воспоминания все несут и несут меня дальше.

Мама живет в Ленинграде. После всех мытарств лежит в больнице. Феликс собирается оставить Калинин и тоже вернуться в родной город. Срочно ищем обмен, чтобы соединить восьмиметровую комнату в Затверечье примерно с такой же комнатой на улице Каляева. Наконец находим. Адрес: улица Правды (Новоторжская), дом 61, квартира 7. В самом центре города. Первый этаж, окнами во двор. Под нами жилой глубокий подвал, где обитают Маруся с пьяницей Мишкой, по прозвищу Подвальный.

Наступил 1958 год.

У нас две комнаты с высокими потолками, с большими старинными окнами. Комнаты разделены белой, прекрасно сохранившейся двухстворчатой дверью и такой же белоснежной изразцовой печью с душником, выводящим после топки в помещение тепло. Но часто по окрашенным масляной краской синим стенам стекают выпотевающие капли конденсата. Дом очень старый — памятник архитектуры XIX века.

В комнатах деревянные полы, покрытые толстым, плотным, шоколадного цвета дореволюционным линолеумом на тканевой льняной основе. Я натираю его восковой мастикой, как паркет. Полы блестят, отражают стулья в чехлах, сшитых из белой ткани. Словно на картине «Ленин в Смольном». Чехлы на стульях не для сохранения дорогих обшивок сидений. Они для того, чтобы не было видно их изношенной рвани. Многие нам достались от жилконторы, которая располагалась в этом помещении ранее. Потому и стены синего цвета.