Как президент, я все бы знал,

Руководил, как мог.

Я облетел бы шар земной

И крикнул на весь МИР:

«Кто бредит мерзкою войной —

Стрелять идет пусть в тир!»

Но кто-то скажет, что я мал.

Но я ведь не шучу?

Быть президентом я мечтал!

И стану! Раз хочу!

Еще хочу счастливым быть,

За чистоту Земли сражаться,

С детьми планеты всей дружить

И никогда ни с кем не драться!

Открою вам один секрет:

Чтобы набраться сил,

В саду сегодня, съев обед,

Добавку попросил!

Если батон в переводе с французского на русский язык означает «палка», то слово «газета» с итальянского означает «мелкая монета». Оттого, что стоили мало? Или из-за чего-то другого? Может быть, и мелкая для того, кто пишет толстые романы, которые и стоят дорого. Наши газеты и по формату, и по разночтивости не такие уж и мелкие. Встречаются иногда статеечки девиц-журналисточек-скороспелочек, пишущих так, что начинают удивлять факты собственной биографии. А коль назлили, настропалили, то на листе бумажно-газетном, как на кресте, приколотят несуществующими фактами и неведомо откуда высосанными фразами. Все дозволено. Никакого удержу! В общем, образно мыслят согласно заданию того, уши которого между строчек торчат как у крысенка. Относительно меня была публикация по злобе. Бог — судья! Ему и слава, что нечасто допускает грешных к печатному престолу. Я не буду осуждать современное состояние печати, полоскать страницы «желтой» прессы, лишь скажу: раньше этого не допускали контролирующие органы. И правильно делали. Журналисты со всей ответственностью относились к написанию статей, взвешивали каждую фразу. А то, ишь, распоясались. Но хватит об этом. Кому что надо, найдет в подшивках, которые хранятся в библиотеках в отделах краеведения.

В сравнительно недалеком прошлом газет было немного. Основной центральной областной считалась «Калининская правда», затем она стала называться «Тверской жизнью» без слова «правда». Тематика газеты была разнообразной, интересной, даже имела литературные страницы. Доступна для публикации как тех, кто уже основательно и профессионально пишет, так и для тех, для кого она становилась стартовой литературной площадкой. Это было замечательно для многих, а для меня в частности. Впервые были напечатаны стихи «Почему заяц окосел». Даже появилась рубрика «Для вас, дети, строки эти». Благодаря публикациям я приобрела писательский опыт и уверенность.

Молодежной газетой была «Смена». Трудились там журналисты более молодые, чем в «Калининской правде», жизнерадостные, даже озорные, разные по характеру, стилю письма, но отличные профессионалы. С ними было легко и творчески вдохновенно работать.

Я, не совсем юная мать двоих детей, забегала «на огонек». В редакции дым коромыслом — курят. Из чашек «чаек» попивают, от посетителей маскировка. Не пьяна, а уже пьяна от общения совсем с другой средой, чем учительская, а еще от людского внимания. В газете были впервые опубликованы мои стихи: «Веснушки», «В тени мороз». О «сменовцах» можно много и долго рассказывать. А все-таки немного расскажу. Писать о статьях или ссылаться на них — уже прескучно. «Иных уж нет, а те — далече», другие, возможно, стареют в столице нашей Родины в Москве.

Мария Аввакумова впервые вошла в мою жизнь вместе с журналистским эпизодом. Совместная поездка на выступление куда-то в район. Возвращаемся. Ночь. Проселочная дорога. С нами в машине еще одна журналистка, позднее она уехала работать в Москву, и Ваня. Все — «сменовцы». Поперек дороги, слева, на земле кто-то лежит. Я кричу: «Остановитесь!» В салоне — молчание. Машина мчится дальше. Я говорю: «Лежал человек». Будущая москвичка спокойно отвечает: «Показалось». Едем. Справа за деревьями пламя. Что-то горит. «Пожар! Остановитесь!» В салоне молчание. «Может быть, нужна помощь?» Та же журналистка так же спокойно говорит: «Показалось! Это — закат!»

Я до сих пор не поняла, что это было. Труп, пламя? Или сваленное бревно и закат? Опытным журналистам в таких дорожных делах виднее. Наверное, это были бревно и пылающее закатное небо.

Прошлое все неожиданнее и чаще посещает меня. Видимо, чем ближе к горизонту, за который мы все уйдем, причина тому. Вспоминаю газету «Смена» в период расцвета. Ваню, Юру Яковлева, Галину Феоктистову, Машу Аввакумову, Галю Безрукову, фотокорреспондента Комарова-старшего, позднее работавших там журналистов Александра Вихрова, Витю Куликова, Валерия Кириллова. Дружная разноплановая, разновозрастная семейка журналистов.

Бывая в Москве по современным меркам крошечным издательским делам, имея время, заходила в столичные магазины. Мы ведь только в Москве могли что-то купить. Однажды задержалась по делам. Двадцать часов. Магазины все закрыты. Хоть умри с голоду. Уезжать пустой как-то непривычно. Смотрю, маленький магазинчик открыт. Кто-то уже осваивал западную технологию. Купить вроде нечего. Я не курю. Вижу, продается темно-зеленая доска в прозрачной упаковке. Спрашиваю: «Что это?!» Отвечают: «Прессованный зеленый чай весом 2,5 килограмма». Беру. Зеленый чай я не пью. «Сменовцы» — на ура. Повесили на стенку мою плиту и отламывали по кусочку, заваривали. Долго пили зеленый чай.

В московских магазинах имела привычку покупать красивые бутылки с вином. Вина были натуральными, хорошими, сравнительно с моей учительской зарплатой, недорогие. Народ ведь в основном водку обожал. А я сама не любитель алкоголя. Как химик, как уже говорила, считаю С2Н5ОН химическим реактивом. Одним словом, у меня в квартире скопилось много бутылок. Все они стояли на верху мебельной стенки. За бутылками размещена длинная лампа дневного света. Эта светящаяся палка освещала содержимое бутылок, и они с различными, но незначительными оттенками украшали мой интерьер. На углу шкафа возвышалась «Гамза» — декоративно переплетенная пузатая бутыль литра на два.

Вернувшись из Румынии, позвонила в «Смену»:

— Ребята, бутылочку заграничного вина привезла.

— Надо отметить возвращение! — решили на другом конце провода.

Буквально минут через пятнадцать, так же оперативно, как и в других делах, приезжает «сменовская» бригада. Одна бутылка на четыре рыла — что слону дробинка. Вино одобрили. Смотрят на стенку, а там у меня в ряд стоят цветные напитки, да еще через длинную лампу дневного света на гостей поглядывают.

— А что у тебя за бутылки с крашеной водой на стенке стоят?

Такого я стерпеть не могла.

— Какой еще крашеной? — возмутилась я. — Все настоящее!

— Не может быть! — провоцируют «сменовцы».

— Не может быть? Ах не может быть?! Сейчас докажу! Какую хотите выбирайте!

И доказала. Вот и стали выбирать. Много выбрали. Вина с небольшими градусами, да и закуска у меня, хотя из холодильника, но добротная. Одним словом, не берет и не доводит до того фактора, который бы напомнил, что были у меня в гостях.

Вот тут Машка Аввакумова и спрашивает:

— В доме мед, ваниль и песок сахарный есть?

— Конечно, — отвечаю. — Женщина я не красивая, но хозяйственная.

— Пошли на кухню, — командует Мария, — вон ту пузатую бутыль бери!

Вылила Аввакумова всю бутыль в кастрюлю, положила несколько ложек меда, подсыпала песка, вытряхнула пакетик ванилина, перемешала, включила газ, нагрела, но не до кипения. Варево разлили поварешкой по бокалам. Напиток из сухого вина получился душистым, сладким, в общем, очень вкусным. Мы с Машкой не пьем. Я — по известной причине. А Мария — пока мне непонятной.

Минут через пять, как приняли напиток на душу, мои гости застыли на большом диване в тех позах, в каких усадила их Мария Аввакумова.