Прочитав на бланке мою латышскую фамилию, девушка смягчилась. А я в запальчивости сказала: «Как я сейчас ненавижу свои латышские гены! Что с вами случилось? Что произошло?»

Рассказано по случаю...

Размышляя над тем, почему так себя повели латыши, подумала: «Я ведь такая же. Не могу прощать подлость, предательство. Никогда, вопреки разуму, не смирюсь!» И они не забыли загубленных политкаторжан, безвинно уничтоженных латышей и тех парней, что не желали идти на фронт. Этих хуторян, которых отрывали от скотины, от нескошенного поля.

Я вспоминаю. Шла война. Наш город Калинин был только что освобожден. В церкви Екатерины Мученицы, что за Тверцой, жили военнопленные, среди них — молодые латыши-дезертиры. Как с ними мама познакомилась, я не знаю. Но они приходили к нам на Новобежецкую, ныне улица Шишкова, в дом №8, на «вышку». Что их притягивало? Видимо, то, что здесь живут ребята, тоже латыши: мальчик Феликс и девочка Гайда. Какой-то кусочек их родины. Однажды поздним вечером принесли вещи: плошки, кружки и прочее, сказали: «Сегодня ночью совершим побег. Бежим к себе в Латвию. Все лишнее оставляем вам». Вот она, латышская кровиночка, так знакомая мне. Я ничего не могу бросить. Надо все по-хозяйски пристроить. Удался ли побег тем ребятам или их всех расстреляли? Мне неизвестно. Вот потому и сохранилась в сердцах всенепрощающая горечь, передавшаяся новому поколению. Путч в Москве начался 19 августа 1991 года.

В Сухуми жизнь меня свела со старейшей писательницей Гушей Папаскири. В литературной Абхазии было несколько писателей с этой фамилией — целый род Папаскири. Позднее одного из них я познакомила с нашим ответственным секретарем писательской организации — с Евгением Борисовым. Он перевел целый роман, но почему-то об этом умалчивает. Трудно переводить незнакомую жизнь, тем более по скудным тощим подстрочникам, где и темы мелковаты, да и повествование не образно, как говорится, на тройку. Но литературу наших окраин Советский Союз старался поддерживать. Однако Литфонд Союза писателей пополнялся в основном за счет отчислений от изданий русских литераторов. Писателей в республиках было много, а известных — мало.

В 1983 году в издательстве «Алашара» г. Сухуми вышла книга прозы для детей Гуши Папаскири «На берегу моря» в моем переводе с абхазского на русский, тиражом в две тысячи экземпляров. На мою просьбу прислать немного книг Гуша ответил: «Ищу днем со свечкой», что значит по-нашему «днем с огнем». Книги быстро разошлись, ибо в Грузии проживало много русских, да и многие говорили и читали на русском языке. Цена книги — десять копеек, что по стоимости равнялось двум трамвайным билетам. Только в Сухуми трамваи отсутствовали.

В квартире на проспекте Победы, где проживаю я с детьми, затрезвонил телефон. По звуку понимаю — междугородный. Звонила Леокадия Яковлевна Либет — заведующая дошкольной редакцией издательства «Детская литература». К тому времени в московском издательстве было издано шесть моих книг.

«Уважаемая Гайда Рейнгольдовна, нам нужно срочно перевести на русский язык литовскую поэтессу Зиту Гайжаускайте. Издается поэтический сборник, куда включены молодые поэты всех республик Советского Союза. Издание связано с празднованием 60-летия образования СССР. Ранее я не смогла с вами связаться. Ваш телефон не отвечал. Нужно и очень скоро».

При всем уважении к редакторам и издательству я сочла невозможным принять это предложение. Пробовала себя в переводческой прозе, чуть в поэзии, но участвовать в таком государственном заказе считала преждевременным. О чем и уведомила звонившую.

— Но вы попробуйте! — попросила Леокадия Яковлевна. — Подстрочники высылаю.

И вот тексты лежат передо мной. Перевела кое-как, думая, что там, в Москве, убедятся в моей малоспособности и передадут заказ другим. В столице много поэтов и переводчиков. Но из редакции позвонили и сказали, что сойдет.

— Как сойдет? В таком-то виде?

Звоню, прошу дать еще немного времени. А тут поездка к брату в Ленинград. В поезде знакомлюсь с человеком. Ленинградец высылает мне в Калинин книгу, из которой узнаю, как работали переводчики с рукописями, в частности, со стихами. О! Что читаю? Размер стихотворных строк не тот, мысль в тексте порой искажена до неузнаваемости. Полный разгуляй! Вспоминаю Якова Козловского, переводившего Расула Гамзатова. Тема — Расула, стихи — Якова. Гамзатов пишет то, что видит, порой без рифмы, порой используя легенды, как в песне о лебедях. А вся прелесть звучания его стихов — это поэзия Якова Козловского. Берусь за переводы пяти стихотворений Зиты на выбор. Соблюдаю размер, ударность слога, точность мысли. После долгих стараний родились стихи. В сборнике «Апрельский дождь» тиражом в сто тысяч — обычный тираж для подарочных книг (не триста и не шестьсот тысяч, как для обычных изданий) появились произведения Зиты в моем переводе: «Вьюга», «Часы». Леокадия Яковлевна только спросила:

— Не жалко дарить свои стихи?

— Козловскому было не жалко, а почему мне должно быть жалко?

Молодых надо поддерживать, иначе стихи Зиты Гайжаускайте не появились бы в таком шикарном сборнике Советского Союза.

Печатали мои стихи и на узбекском языке. От издательства «Ленин байрагы» от 01.12.1984 г., как и в последующих изданиях, пришла почта со стихами. Так как все там было на узбекском, я не смогла определить, кто переводчик и что было переведено на язык этой республики. Такие же сложности возникали позднее с итальянским и венгерским языками, когда, в отличие от других языков, в написании нельзя догадаться, какое твое стихотворение переведено. Особенно непонятен венгерский язык.

Вспоминается группа венгерских писателей, приехавших к нам из города-побратима Капошвара, по имени которого в Твери названа площадь, где пересекаются трамвайные пути, идущие с четырех конечных точек тверской столицы.

В помещении Калининского отделения Союза писателей СССР проходила встреча с венгерскими товарищами по перу. С их стороны было предложено перевести часть произведений калининских писателей на венгерский язык.

В 1984 году из Капошвара была получена изданная там книга, в которой были представлены поэты: А. Гевелинг, А. Скворцов, М. Суворов, В. Соловьев, М. Аввакумова, Л. Прозорова, В. Токарев, Н. Попов, А. Пьянов; прозаики: Б. Полевой, Е. Борисов, В. Камянский, В. Исаков, М. Петров, Ю. Козлов, В. Крюков, П. Дудочкин, И. Васильев. Мои детские стихи перевел поэт Имре Керек. Имре закончил пединститут по специальности «русский язык и рисование», отец его погиб в годы войны, воспитывала его одна мать; он работал преподавателем, сотрудником газеты, библиотекарем в восьмилетней школе, писал детские стихи. Естественно, что он всех ближе был к моему творчеству. Подробности биографии своего переводчика я узнала, прочитав книгу «В защиту продолжения», вышедшую в 1985 году в издательстве «Молодая гвардия» ЦК ВЛКСМ совместно с издательством в Будапеште.

Мы долго с писателями вспоминали и приезд венгров, и встречи. А я до сих пор храню в памяти последние минуты расставания на вокзале, когда один из членов делегации вдруг передал мне предметы туалетного характера. То ли от того, что они ему не нужны, а из писателей только я женщина, следовательно, хозяйка? То ли от того, что посчитал нас бедными? Верно одно: в то время мы не имели возможности покупать такой импорт. Просто его не было в продаже. Наверное, он в этом убедился. Тогда мы с удивлением переглянулись с Александром Евдокимовичем Смирновым, что курировал нашу писательскую организацию от обкома партии, улыбнулись после отъезда гостей по поводу необычных сувениров, и я отнесла подаренное «добро» для общей нужды в писательскую организацию.