В храме сикхов после церемонии в честь моего отъезда. Весна 1954 г.

Потом на трибуну взошел старый сикх, я думаю, религиозный глава храма, и начал говорить. Все тот же Атма Синг переводил мне все, что говорилось в храме. Сикхи сказали мне много теплых слов, и я до сих пор им за это благодарен. Потом попросили выступить меня. Это был единственный случай в моей жизни, когда речь я произносил босиком. Вернувшись на свое место, я снова уселся на пол около консула. В комнату вошел высокий сикх в белой рубахе навыпуск с большой кастрюлей в руках. В первую очередь он подошел ко мне. Я увидел, что все сложили ладони лодочкой, очевидно, ожидая что-то получить, и сделал так же. Сикх достал из кастрюльки кусок светло-зеленой массы и положил ее мне в протянутые ладони, потом подошел к консулу и так обошел всех. Мы начали молча есть эту штуку. По консистенции она напоминала оконную замазку, по вкусу - тоже. Я героически глотал и с тоской думал: уж лучше бы дали курицу с карри. Потом был обед, и курица с карри, конечно, тоже была.

Глубокой ночью 7 декабря 1941 года нас с женой разбудили выстрелы артиллерийских орудий. Утром я поднялся и, как всегда, поехал к своим больным в Дженерал Госпитал на велосипеде. Недалеко от переулка, в котором я жил, стояло большое здание, где обитали чины английской полиции, обслуживавшие расположенную рядом муниципальную тюрьму. Вход в здание охранялся группой полицейских в синих формах. Это было необычно. Я остановился и спросил, что случилось. «Война, док, - сказал один из полицейских. - Сегодня ночью японцы внезапно напали на Перл Харбор и уничтожили почти весь американский флот, стоявший в гавани. А тут, на реке, потопили «Петерел», а американский «Уэйк» просто оккупировали. На нем был один повар, он сдался».

На реке Вампу в ту ночь на рейде стояло три военных корабля: громадный японский флагман «Идзумо» (англичане называли его «экзема»), средней величины американский военный корабль «Уэйк» и маленькая английская канонерка «Петерел». Тогда я поверил в рассказ об американском поваре на «Уэйке» и записал его в дневнике, сейчас же сильно сомневаюсь в правдоподобности этой версии. Как мог повар сдать военный корабль противнику? Говорили, что капитан и вся команда пьянствовали на берегу. Очень похвально, конечно, но не оставили же они сторожить военный корабль одного повара.

Японцы напали на Перл Харбор без объявления войны. Почему они не потопили сразу и «Уэйк», и «Петерел»? Почему оставили «Уэйк»? Я думаю, скорее всего, на оба судна были посланы ультиматумы. Известно, что капитан «Петерела» Полкингхорн ультиматум отверг, и канонерку потопили. Но и «Уэйк» должен был получить ультиматум. Нельзя поверить, что радиограмму принял повар, который ответил японцам по радио, что сдается вместе с камбузом и со всеми потрохами. Таких универсальных поваров не бывает даже у американцев. Несомненно, на корабле дежурил кто-то из офицеров и радист, вот этот офицер, наверное, и сдал корабль. Если в ультиматуме говорилось об очень коротком сроке, то, конечно, офицер не мог послать радиограмму в неизвестный кабак, где пьянствовал капитан. Или сам офицер был мертвецки пьян, и тогда корабль сдал радист. Вот еще одна загадка, на этот раз для историков-американистов. Что там произошло в действительности?

С капитаном Полкингхорном все ясно. Его поступок заслуживает всяческого уважения, ведь шансов выстоять против японского крейсера у него не было никаких. Самураи взяли капитана в плен и отправили в Японию работать в угольной шахте. Там он и просидел под землей до конца войны, наслаждаясь японским гостеприимством. Я плохо знаком с международным правом, но мне всегда казалось, что военнопленных нельзя заставлять работать в шахтах.

Так вот, обменявшись в то утро несколькими фразами с полицейскими, я снова сел на велосипед и поехал в больницу. Шанхай изрезан целой сетью вонючих каналов, и на каждом мосту японцы выставили своего солдата морской пехоты в темно-синей форме и мягкой кепке. У входа в каждое здание, где находилась какая-либо «вражеская» фирма, то есть английская, американская, голландская и т.д., также стояли японские часовые.

Теперь стало понятным, почему японцы в своем районе международного сеттльмента за несколько лет до войны построили обширные казармы из железобетона. Казармы были у всех - у англичан, французов и американцев, - но они представляли собой довольно обширные дворы, посередине которых стояли одноэтажные домики для солдат и офицеров. Японцы же размахнулись на несколько кварталов и построили крепость, в которой было скрыто достаточное количество солдат, чтобы за одну ночь оккупировать шестимиллионный Шанхай. Могли ли англичане и американцы каким-либо способом воспрепятствовать этому? Думаю, нет. Японцы все равно захватили бы Шанхай, введя, например, большую эскадру кораблей в Вампу. Достаточно посмотреть на карту, чтобы увидеть, что Шанхай - близкий сосед Японии. Для быстроходных военных кораблей понадобилось бы часов восемь-десять, чтобы дойти до Шанхая. Ближайшая английская военная база - Гонконг, но в ней для большого флота мало места, да и Гонконг намного дальше, чем Япония. У американцев большая база - Перл Харбор, но чтобы оттуда дойти до Шанхая, понадобилось бы пересечь Тихий океан.

Шанхай не военный город, и в этом смысле совершенно беззащитен. Японцы оккупировали его, но военных действий в нем никогда не вели. В этом городе жили «лица вражеской национальности», но не было вражеской армии, поэтому и воевать там японцам было не с кем. Японская армия держала в своих руках город, но его жителей не трогала. Интернированием в концлагеря занималось японское генеральное консульство.

В одном большом здании неподалеку от набережной открылось отделение японской жандармерии для иностранцев, в его холле висел большой плакат, призывавший по-английски «Будьте вежливы и добры». Кроме того, жандармы реквизировали многоэтажный дом около Суджоусского канала и устроили в нем тюрьму для иностранцев (включая русских). Дом назывался «Бридж Хауз» (дом у моста). Это название стало синонимом тюрьмы.

Иностранцы в Шанхае были хорошо информированы о ходе войны. Японцы, конфисковав все фотоаппараты и радиоприемники у «лиц вражеской национальности», ничего не могли поделать с гражданами нейтральных стран. В обществе граждан СССР каждый день слушали передачи из Москвы, так как Советский Союз в то время сохранял нейтралитет. Он объявил войну Японии после окончания войны с Германией. Советские войска вошли в Манчжурию, оккупированную японцами, 9 августа 1945 года.

Поставив под контроль все «вражеские» торговые организации в Шанхае, японцы в каждую назначили своего администратора, после чего компания как-то продолжала существовать. Фирма «М» занимала целое крыло на крыше здания Гонконг-Шанхайского банка, и японцы захватили почти все наши помещения, оставив нам только два кабинета, процедурную и комнату секретарши, куда мы втащили все свое имущество. Я пошел к администратору банка, по-моему, его звали Ямашита, и спросил, что мне теперь делать. Бертон уже сидел в лагере, а наша секретарша миссис Берджес была еще на свободе. Ямашита до этого работал в японском банке «Йокогама Спеши Банк» в Лондоне и прекрасно говорил по-английски. Он принял меня и довольно любезно сказал: «Вы ведь продолжаете работать как врач полиции. Давайте предоставим времени решить все вопросы». Прекрасная философская точка зрения, но неофициальная. Я продолжал работать. А месяца за четыре до конца войны получил вызов в штаб японского флота (в его ведении находилась набережная). Там меня встретил японец, одетый в штатское, и спросил, что я делаю в помещении, являющемся вражеским имуществом. Я ответил, что сижу в ожидании, когда придут представители японских властей и заберут у меня все вражеское имущество. Японец спросил, все ли имущество на месте. Я ответил утвердительно и передал ему списки инструментария и мебели. Японец кивнул головой и сказал, что мне дадут знать, что дальше делать. Надо сказать, что прождал я более трех лет. Больше вызовов не было, и я просидел в этом кабинете до конца войны.