Ей я давал наркоз во время операции по поводу злокачественной опухоли слепой кишки. Лежала она в палате первого класса. На ее ночном столике рядом с золотым браслетом и золотыми часами стоял термос с холодной водкой. Она ненавидела ночную сестру-монашку. Та действительно не была привлекательной личностью - это я хорошо знал, потому что лечил и ее. После того, как миссис X. сняли швы, она напилась, упала с постели и сломала себе вставную челюсть. Через несколько дней она вновь напилась и, выйдя вечером в коридор, встретила своего мнимого врага - ночную сестру. Она решила дать ей по физиономии, но монашка быстро присела, а миссис X., провернувшись на одной ноге, шлепнулась на пол и сломала себе еще и руку. Боевая была женщина.

Генералиссимус Чан Кайши рано понял, что для достижения власти нужны деньги и поэтому удачно породнился с двумя архимиллионерами Китая - Суном и Куном. Сун и Кун распоряжались финансами, а генералиссимус пушками и пушечным мясом. Сун и Кун делали деньги всеми допустимыми в капиталистическом мире способами, то есть, я хочу сказать, буквально всеми. В связи с этим мне вспоминается одна любопытная история.

Однажды меня вызвал английский пациент с загородным адресом, и я выехал к нему. Шофер повез меня по Ханьджау роуд - длинной и практически единственной улице за городом. По обеим сторонам ее стояли «бунгало» и виллы богатых иностранцев и китайцев. Шофер остановился около дома с большим садом, в котором только что начали расцветать розы и желтели дорожки, посыпанные свежим песком. Посередине сада стояло совершенно круглое двухэтажное здание, и нигде не было ни души. Я вышел из машины и направился к дому. Дверь мне открыл китаец-бой, и я оказался в большом двухцветном зале величиной во весь дом и таком же круглом. На уровне второго этажа по всему зданию тянулся балкон с балюстрадой, тоже круглый. Там были видны многочисленные окна и двери. Две лестницы вели из зала на балкон. В центре большого зала стоял большой круглый кожаный диван - такие диваны раньше стояли в аптеках, на них, обычно, сидели клиенты, ожидающие лекарств. В центре дивана - круглый стержень или круглая спинка. Но если в аптеках такие диваны были рассчитаны на десять-двадцать человек, то здесь он мог бы свободно вместить человек семьдесят. Вдоль стены располагался гардероб - довольно внушительный, дальше - длинный бар, за стойкой которого не было бармена, а на полках - бутылок, еще дальше шли какие-то двери.

Бой показал мне на лестницу, и я поднялся за ним. Он повел меня по балкону и постучал в одну из дверей. Я вошел. В комнате стояла кровать, письменный стол, кресла, одна дверь (она была открыта) вела в ванную комнату, другие - очевидно, в боксы. За большим окном был виден балкон. На кровати лежал молодой англичанин, лет двадцати пяти, с небольшими усиками. У него ничего особенного не было. Грипп, возможно. Я удивился, что он живет в таком необычном доме и спросил его: «Это что? Общежитие?» -«Нет, док, - рассмеялся он, - это публичный дом. Но вы не бойтесь, здесь никто, кроме меня, не живет».

Он рассказал мне, что Кун собирался открыть в этом здании фешенебельный публичный дом, очень дорогой - ему нужны были деньги, видимо, чтобы помогать генералиссимусу на войне, - но с приходом Мао все рухнуло. Дом он не то продал, не то сдал в аренду английской компании, а так как в силу изменившихся в Шанхае условий англичане публичный дом тоже открыть не смогли, то в нем жил только один их служащий. В доме было около семидесяти комнат с отдельными ваннами и балконами, расположенными по кругу.

Красивый дом, красивая идея, прелестная мечта, так и не воплотившаяся в реальность.

Японцы, в своем шовинистическом угаре стремясь японизировать все вокруг, заставили всех корейцев носить японские фамилии. Кояма, по всей вероятности, был Ким, я точно не знаю. Его маленький сын лежал у меня в детском отделении Дженерал Госпитал. Он был привезен с бациллярной дизентерией в безнадежном состоянии, пролежал в отделении несколько дней и умер. Кояма пришел поблагодарить меня за то, что я лечил малыша. На другой день он позвонил мне домой: «Доктор, звоню от гробовщика. Хочу поблагодарить вас». Через два часа вдруг позвонил от продавца цветов: «Доктор я покупаю венок на могилу моего сына. Хочу поблагодарить вас». После обеда - уже с кладбища: «Доктор, сейчас я на кладбище. Скоро начнутся похороны. Хочу вас поблагодарить». Через два часа второй звонок с кладбища: «Доктор, похороны состоялись. Хочу вас поблагодарить». Вечером опять звонит телефон. Снимаю трубку и снова слышу слова благодарности. Я чуть с ума не сошел от этих звонков.

Шанхай, 1954 -Москва, декабрь 1976

Виктор Смольников

Записки шанхайского врача