Я сказал Лемперту, что англичане приглашают меня в свою фирму. Он поговорил с компаньонами и сообщил, что моя зарплата будет теперь шестьсот юаней. Англичане предложили мне тысячу плюс возможность клинической работы. Поскольку работу в лаборатории я воспринимал как вынужденную и посвящать свою жизнь изучению кала и мочи меня никак не прельщало, то я сказал Лемперту, что ухожу. В ответ он сперва страшно рассердился, но буквально через полчаса отошел и стал очень любезен. Он понял, что из этой английской поликлиники к нему идет большое количество заказов на анализы, поэтому ссориться со мной, а значит и с англичанами, ему просто ни к чему. Мы расстались друзьями.

В назначенное время я пришел в фирму «М», чтобы встретиться с моим новым шефом и его коллегами. Доктор Эрик Гонтлетт был старшим в этой фирме. Кроме него, там работали Бертон и Скуайрс. Это все, что осталось от большой поликлиники.

Поликлиника находилась в самом шикарном здании на набережной. Встретились мы в кабинете Бертона. Около стола стоял Гонтлетт - высокий, худой, в белом пиджаке, рядом - молодой и красивый Скуайрс. Бертон сидел на кушетке для осмотра больных, положив одну ногу на кушетку, а другую, с протезом, спустив вниз. (Ему оторвало ногу во время битвы на Марне в Первую мировую войну). Разговор был короткий, поскольку Гонтлетт и Бертон хотели лишь посмотреть, как я выгляжу и как говорю по-английски. Гонтлетт сказал, что я могу начать работу с 1 октября 1941 года и они берут меня на шесть месяцев (обычный испытательный срок). Мне нужно было доработать у Лемперта еще две недели, но через несколько дней после моего визита позвонила секретарша английской поликлиники и сказала: «У доктора Гонтлетта завтра важные похороны, на которых он должен обязательно присутствовать (наверное, какой-то его неудачный хирургический случай, - подумал я). Не будете ли вы любезны прийти на работу завтра?». Я дал согласие.

Лемперт спокойно отнесся к моему досрочному уходу, и на другое утро из своей трущобы я шел на работу в самый шикарный дом на набережной Шанхая.

Слово «фирма» имеет не одно значение в английском языке. Обычно это означает «коммерческое предприятие», как и в русском. «Фирмы» как медицинского термина в английских словарях нет. На английском медицинском жаргоне «фирма» - это старший врач отделения или профессор, его старший ассистент, младшие ассистенты, старшие сестры, дежурная сестра и студенты. Когда профессор Джонсон или Робинзон делают обход со своей вышеперечисленной свитой, это и есть «фирма» Джонсона или Робинзона, или Маршалла.

Основателем фирмы «М» был шотландский врач Хендерсон, появившийся в Шанхае в 1864 году. О нем известно очень мало, так как протоколы заседаний фирмы, которые находятся у меня, - это уже вторая или третья книга, и первая запись в них датируется январем 1910 года. Название, которое я застал, использовалось еще до 1910 года и было обусловлено чистой случайностью: все врачи, компаньоны фирмы, имели фамилии, начинавшиеся с буквы «М», - Маклауд, Маршалл, Миллс, Меррэй и Марш. Маршалл стал старшим компаньоном, и поэтому фирма официально называлась «Доктор Маршалл и партнеры» или, для краткости, фирма «М».

Фирма была основана и существовала в уникальных условиях, поэтому, прежде чем продолжить рассказ о ней, целесообразно сделать небольшой экскурс в историю создания и развития международного сеттльмента, возникшего в Шанхае во второй половине девятнадцатого века.

Шанхай. На реке Хуанпу у набережной Банд, 20-е годы XX века

Все началось с опия. Мне кажется невероятным, что до англичан китайцы не знали этого зелья. Однако после первой (1839-1841 гг.) и второй (1856-1858 гг.) Опиумных войн, которые Англия навязала Китаю, англичане заставили китайцев покупать у них индийский опий и выращивать его на своих полях (китайцы называли опий «заморская грязь»). Кроме того, англичане начали ввозить в Китай хлопчатобумажные и шерстяные ткани из Ланкашира и принялись за освоение «открытых» (под угрозой пушек) для европейцев пяти портов. Так и образовался Шанхай. Вдоль берега реки Вампу² китайцы выделили англичанам большой и наихудший кусок болотистой земли, и иностранные купцы, в подавляющем своем числе англичане, начали его заселять. Это интернациональное поселение получило название «международного сеттльмента». Французы предпочли захватить для себя соседний кусок земли и основали французскую концессию. Подобную же историю возникновения международные сеттльменты и иностранные концессии имели и в других китайских городах - Тяньцзине, Ханькоу. И внутренний рас. порядок этих поселений зависел не столько от места нахождения, сколько от его типа: свои особенности в сеттльментах, свои - в тех или иных концессиях.

Международный сеттльмент, хотя и управлялся полностью англичанами, для видимости подчинялся якобы консульскому корпусу, и даже для герба англичане предложили три щита, соединенные концами, на каждом из щитов - по четыре флага. Всего двенадцать флагов наций, которые участвовали в создании сеттльмента. Были тут и старый русский флаг, и флаг прусского королевства. Опоясывал щиты латинский девиз «Все - объединенные в одно».

Международный сеттльмент в Шанхае был своего рода независимой республикой, управляемой купеческой олигархией, имевшей собственную армию и другие атрибуты суверенного государства. Один англичанин - я не помню ни фамилии этого человека, ни времени, когда велась беседа, - говорил мне, что Лондон ничего не понимает в китайских делах и в делах международного сеттльмента и было бы лучше, если бы в ряде государств международный сеттльмент имел своих послов. Я думаю, что он высказал тогда не сугубо личное мнение, наверное, были и другие иностранцы, которые так думали. Шанхай чем-то напоминал средневековую Лигу ганзейских городов, которая по сути своей была купеческой республикой и вела свои войны, например, с Данией.

Французская концессия была полностью зависима от Парижа, и французские граждане почему-то постоянно враждовали со своим консулом и муниципальными властями, так как те, якобы, притесняли их свободы, которыми неограниченно пользовались жители международного сеттльмента. В Ханькоу одно время во французской концессии жил только сам французский консул, а все его «верноподданные» французы поселились в английской концессии и со своим консулом не разговаривали.

Французы народ темпераментный. Помню, как в Шанхае господин Рише (врач-рентгенолог, преподаватель университета «Аврора») и владелец французского книжного магазина (запамятовал «трехэтажную» дворянскую фамилию этого человека), поссорившись однажды со своим генеральным консулом, начали издавать газету, специально направленную против администрации французской концессии. Газета просуществовала год, и каждого ее номера (выходила она раз в неделю) ожидали с нетерпением все жители иностранного Шанхая, потому что в ней печатались различные гадости и пикантные подробности из жизни генерального консула Франции и его администрации. Поскольку газета издавалась, так сказать, через улицу, на территории международного сеттльмента, то французский консул не мог ее закрыть. Через год издателям все надоело, и они сами прекратили ее издание.

О том, что представлял собой Шанхай в начале активного освоения его иностранцами, хорошо описано в книге немецкого журналиста Гессе Вартега «Китай и китайцы», переведенной на русский язык и изданной в Петербурге в 1900 году. Вартег путешествовал по Китаю, очевидно, в 1882-1883 годах.

«Шанхай называют Парижем Дальнего Востока, и он действительно таков, - пишет Вартег. - В сравнении с Шанхаем все остальные оевропеившиеся города Восточной Азии: Сингапур, Гонконг, Батавия, Манила, Иокогама, Кобе, Нагасаки - отступают на задний план. Многие из них красивее, обширнее, приятнее, но ни один из них не ведет такой огромной сухопутной и морской торговли, не отличается таким развитым, свободолюбивым и добродушно-веселым населением... Здесь не придется, конечно, любоваться какими-нибудь архитектурными или другими подобными чудесами на наш лад - нельзя забывать, что Шанхай в Китае. Но все-таки люди, переселившиеся в эту болотистую нездоровую низменность при устье Янцзы, сумели устроиться в этом европейско-китайском Вавилоне поразительно хорошо - приятно и целесообразно».