В то время у меня служили две секретарши, одна из них - китаянка. Я сказал ей, чтобы она была готова ехать со мной в качестве переводчика. Секретарша рассмеялась, она сообразила, что это будет первосортная комедия.
В назначенный день и час мы прибыли с ней в суд. В довольно просторном зале суда стояли большой стол для судьи, два поменьше - для секретарей, две трибуны - одна дня меня, другая для переводчика. Мы заняли свои места. Я взглянул на судью. Мне хорошо знаком этот тип китайского европеизированного интеллигента: гладко причесанные волосы, прекрасно сшитый европейский костюм, очки в золотой оправе, белоснежная рубашка и галстук темных тонов, роскошные золотые запонки с темно-зеленым нефритом, большой золотой перстень и золотые часы. Учился он, конечно, в Оксфорде или в Гарварде и говорил по-английски не хуже, если не лучше, меня. Но говорить со мной даже на нейтральном для нас обоих языке он, конечно, не мог: не позволял национальный престиж, и поэтому нужен был переводчик.
Судья задал мне через переводчицу вопрос, кто я. Вопрос меня удивил, потому что я не понял, кого он ожидал увидеть, если сам же прислал мне повестку? Секретарша и бровью не повела. «Доктор, - сказала она, - его честь спрашивает, кто вы». В этот момент секретарь суда схватил кисточку и начал писать иероглифы сверху вниз и справа налево. Вся эта сцена чем-то напомнила мне сцену суда из «Алисы в Стране чудес». Мы оба - и судья, и я - хорошо понимали, что сам факт выбрасывания жены из окна не может быть бесспорным доказательством сумасшествия, скорее, наоборот. Наверное, поэтому именно эту деталь происшествия он отбросил совсем и начал задавать мне вопросы о странностях, которые я замечал в поведении моего пациента. За час я назвал ему столько странностей, по ходу показаний фиксировавшихся в протоколе, что судья признал их количество достаточным, чтобы объявить сумасшедшим, кого угодно, не исключая, видимо, и меня. Он кивнул головой, давая понять, что мы можем идти. Даже «спасибо» не сказал. Мы отвесили ему по глубокому почтительному поклону и вышли.
В 1954 году, незадолго до моего отъезда в Советский Союз, индусы-бизнесмены, хорошо говорившие по-английски, стали покидать Шанхай, потому что с коммерческой точки зрения никаких перспектив там уже не было. И вдруг на самой фешенебельной улице Шанхая, к удивлению всей иностранной колонии, несколько сикхов, объединившись, открыли индийский ресторан «Нью Дели». Я побывал в этом ресторане со своими друзьями. В тот вечер мы были единственными посетителями. Убежден, что бедняги прогорели. На кого они рассчитывали?
Вообще, за время своего знакомства с сикхской общиной, я не встречал сикхов, способных к торговле: по складу своего характера они, скорее, военные. Я жалею сейчас, что подробнее не изучил их обычаи и религию, имея для этого все возможности. Ведь Атма Синг мог порассказать мне многое, если бы я проявил интерес, но, видимо, всего не охватишь, да и время наступало такое, что было не до изучения индусских религий.
Все же некоторые обычаи я узнал и запомнил. Так, религия предписывает сикхам носить меч. Но ходить по современному Шанхаю с мечом просто глупо, однако сикхи нашли выход: стали носить маленькие брошки, изображающие меч. Закон запрещает сикхам пить вино, но каждый раз в канун Нового года ко мне приходила делегация из трех-четырех сикхов. Они приносили мое «любимое» блюдо, курицу с карри, а я им наливал по большому бокалу русской водки, по крайней мере, граммов по двести. Сикхи выпивали водку, не закусывая, отдавали честь и исчезали. Интересно, что они всегда заставали меня дома. Наверное, сказывался опыт работы в полиции. А вот почему они не закусывали? Может быть, тоже из религиозных соображений? Боялись осквернить себя моей едой. Ну а водка? Водка - грех настолько очевидный, что размышлять долго не приходилось: выпьем! А вот пища - совсем другое дело: масло может оказаться не то, а мясо - говяжьим, а корова - священное животное, ее мясо есть нельзя. Тут очень много теологических тонкостей и неясностей. С водкой, конечно, проще.
В Шанхае была небольшая колония парсов-огнепоклонников. Одного женатого огнепоклонника мне пришлось лечить от гонореи, которую он подцепил в публичном доме. У парсов был свой храм, но я в нем никогда не бывал. Может быть, неверным собакам не положено там появляться, поэтому меня и не приглашали. Я знаю только, что в том храме не было священного огня, очевидно потому, что, как говорили, огонь надо везти из Индии и поддерживать его весь путь до Шанхая, а это очень дорого.
Один из огнепоклонников много лет был моим пациентом. Старик с седой бородкой, он всегда ходил в черной феске. Часто я выслушивал его жалобы на то, что дела сейчас идут плохо и его торговый дом, который просуществовал в Шанхае лет восемьдесят, уже почти разорился. «Вот раньше была жизнь, деньги сами шли в руки. Тогда мы торговали опием». Старик не подозревал, что торговать опием нехорошо, и если бы ему сказали об этом, очень бы удивился. «Простите, сэр, - наверное, сказал бы он, - но ведь англичане сами ввозили опиум в Китай. В Тайбее (столица Тайваня) на приколе стоял английский корабль. Верхняя палуба была отведена под британское генеральное консульство, а трюм был набит опием. Почему же нехорошо, сэр? Мы были богатыми людьми. Очень даже хорошо. Да-да, хорошо», - повторял бы он, поворачивая голову из стороны в сторону. Эта манера индусов мне всегда казалась славной. Если вы спрашиваете индуса, сильная ли у него боль, то, отвечая вам утвердительно, он качает головой слева направо. И этот жест, который воспринимается нами как отрицание, в сочетании с утвердительным ответом выглядит трогательно убедительным.
Несколько раз я приходил к старику-парсу домой. Его семья занимала когда-то хороший дом, пришедший в упадок. Внизу была контора с множеством помещений, склады (раньше, наверное, с опием), а наверху - жилые комнаты. В одной из них - с занавешанным окном - сидела в темноте на цепи не то кошка колоссальных размеров, не то черная пантера. Благоразумие у меня всегда брало верх над любопытством, и я старался побыстрее проскочить мимо. Хозяева никогда ее мне специально не показывали и ничего о ней не говорили: может быть, из каких-нибудь религиозных соображений, а может, полагали все это настолько естественным, что им и в голову не приходило, что я могу не знать о существовании этого странного зверя. Наверное, это все-таки была черная пантера, но зачем нужно было держать ее дома на цепи, да еще в отдельной комнате - для меня до сих пор остается тайной.
Когда мои сикхи узнали об окончательной дате моего отъезда в Советский Союз, они решили устроить в честь меня какую-то религиозную церемонию и обед, и это меня обеспокоило. Не религиозная церемония, а сам обед. Я заподозрил, что опять будет курица с карри.
Для церемонии меня пригласили в храм. В Шанхае жили индусы разных верований, но только сикхи были настолько многочисленны, что могли построить себе храм. Да еще парсы-огнепоклонники. Храм сикхов представлял собой двухэтажное здание из серого кирпича. На первом этаже, кроме зала для совершения культовых обрядов, находились служебные помещения и большая столовая с длинным столом, за которым община кормила сикхов, оставшихся без работы. На второй этаж вела широкая лестница, но мы туда не поднимались. На церемонию были приглашены индийский генеральный консул с женой и некоторые сотрудники генконсульства. Они были другой веры, но это не мешало им принимать участие в религиозной церемонии сикхов и есть особую пищу, которую нам раздали после церемонии.
Мы вошли в храм и сняли ботинки. Пол был устлан коврами. У дальней стены находился, очевидно, алтарь -отгороженное веревкой место, где на столах лежали, наверное, священные предметы - я их подробно не разглядел. Консул провел меня по левую сторону алтаря, и мы сели с ним прямо на пол, скрестив колени. Все остальные сели на ковер. Справа от алтаря на полу сидели музыканты оркестра, состоявшего из молодых людей. Они начали играть на неизвестных мне инструментах непривычную мелодию. Я мало разбираюсь в музыке, особенно, в индийской, поэтому комментировать игру оркестра не стану, но, наверное, играли хорошо.
