Зеркала Заблудилась на звездной дороге… Меж синеющих склонов отлогих У зеркального вижу крыльца Пустоту — ни двери, ни дома. Где пути коснулись конца, Где и я сама невесома — Там улыбка его лица И слова: «Этой встречи мы ждали… Снятся мне зеркала в темном зале. Зачарован, глядел я в одно И очнулся в тиши зазеркальной, В запредельности беспечальной… Это было, быть может, давно. Я не помню — мне все равно. Вечность память мою украла: Горсть минут моих на земле. Снятся сны — без конца, без начала, Слово искры в остывшей золе. Ты мне снишься… и вспышка заката, И затоптанный путь покатый, Крышка гроба, удар лопаты, И мечта о солнце, тепле… Снится детство: игры, уроки… В нашей классной вдвоем у стола Мы впервые читаем строки — Те, что вечность отнять не могла. Посмотри…» В зеркалах высоких Ясно парус белел одинокий, А на холмах лежала мгла… Просыпаюсь одна и дома, Где мне каждая вещь знакома, Где недвижно молчат зеркала. В наших снах есть ли правды крупица? Я не знаю, кто кому снится, Кто кого и где увидал: Брат меня на дороге астральной, Я ль его в этой тихой спальной, Там — в мерцании лунном зеркал? Из Гейне («Любили друг друга, но в этом…») Любили друг друга, но в этом Признаться они не желали. При встрече глядели с враждою, Хотя от любви погибали. Расстались они, и порою Друг друга во сне лишь видали. Давно умерли они оба, И сами едва ль это знали. «Миг настоящий — только миф…» Время — подвижный образ вечности. Платон Миг настоящий — только миф. В нем тайна вечного движенья. Полет мечтою уловив, Я вижу призрачность мгновенья. Пришла минута и ушла; За нею вслед — вторая, третья… От нас их там скрывает мгла, Где каждый миг — тысячелетья. Едва рожденный новый час Уже спешит к давно уснувшим, И Настоящее для нас — Лишь грань Грядущего с Минувшим. «В толпе, среди людского гула…»
В толпе, среди людского гула, У древнегреческих колонн Я на него едва взглянула, Кивком ответив на поклон. Но мы втроем — я это помню — К заливу медленно пошли Осматривать каменоломню: Обломки мрамора в пыли. Мне мужем, кажется, был третий… Все расскажу я — до конца. Я видела в закатном свете Руины белого дворца И слышала: «О вспомни, вспомни, Кем ты была! Он жив, наш час! Там — вместо глыб каменоломни — Ступени мраморных террас. Уйдем туда — в туман столетий, Под своды нашего дворца…» Не знаю, где остался третий, Не помню я его лица. РОДНАЯ ЗЕМЛЯ (Новое русское слово, 17 марта 1963 г.) «О ней стихи навзрыд не сочиняем» И в наших снах ее благословляем, Но в ладанках не носим на груди. Зачем? Она у нас — в сердцах, Недосягаемый и драгоценный прах — Тот, что не ждет нас впереди, Когда в чужую землю ляжем, Что нам не мачеха и не родная мать. (А ваших слов о «Купле и продаже», признаться, не могу понять.) Болея и сгибаясь под тяжелой ношей, Мы помним хруст в зубах ее песка, И грязь и снег на маленьких калошах… Но мать отвергла нас и ныне далека. А мы, рожденные и вскормленные ею, Мы смеем звать ее, как вы, — своею. Переводы из американских поэтов Эмили Дикинсон (1830–1886) «Скучают ветры. Жарко. В пальцах…» Скучают ветры. Жарко. В пальцах Я клад держу, И говорю пред сном: «Мой камень Я удержу». Но самоцвет из честных пальцев Исчез во сне; Лишь аметистовая память Осталась мне. «Чтобы сделать поляну, нужен трилистник…» Чтобы сделать поляну, нужен трилистник И одна пчела, — Один трилистник и пчела, И еще — мечта. Но довольно и мечты, Если нет пчелы. «Жизнь пред концом кончалась дважды…» Жизнь пред концом кончалась дважды. Жду, думая о дне, Когда Бессмертие покажет Событье третье мне, Что так огромно, непонятно, Как те, что были дважды. Разлука — всё, что мы о рае знаем, Чего от ада жаждем. |
