«Мы жизнь, как башню, воздвигали…» Мы жизнь, как башню, воздвигали Из кубиков — из дней, ночей, Из незатейливых деталей И повседневных мелочей. Играя, мы не замечали, Что башня нас переросла, Что в неглубокие печали Боль настоящая вошла. А ныне у подножья башни Шумит и пенится поток. Одна теперь и всё бесстрашней Я жду: когда наступит срок? Вода бурлит и камни лижет Высокой башенной стены… Пусть неизбежное всё ближе, Но дни не мною сочтены! Куда-то в ночь часы, мгновенья Уходят, горестно звеня. Былого золотые звенья И плачут, и зовут меня… «Где ты, девочка с мягкою чёлкой…» Где ты, девочка с мягкою чёлкой, Шестилетняя тёзка моя? Разливались по синему шелку Облаков белоснежных края… Ты сказала, взглянувши на небо: «С молоком светло-синий кисель!» Над тобою смеялись… О, где бы Мне найти тот веселый апрель? Это было в каком-то апреле… А в каком? — Потеряла я счет! Мы устали, давно постарели, Только девочка где-то поет, Повторяет свои небылицы, Так же молодо плачет она… У какой тридевятой границы Зеленеет все та же весна?.. «Уже бледней скудеющие тени…» Уже бледней скудеющие тени. В опавших листьях мертвая трава. Мне жаль куста озябшего сирени: Распалась прахом хрупкая листва. Исчезли птицы — щебета не слышно, А в мае песни зазвенят с утра; Вновь голый куст залиловеет пышно, Вновь станет теплой мерзлая кора. Но мы? Но мы? Просить ли исступленно О жалости и возносить хвалы? Ведь здесь, как в храме стройные колонны, Стремятся ввысь молитвенно стволы. Когда заря торжественно и просто Опять зажжет на водах огоньки, Ждать чуда иль… с перил чугунных моста Внять голосу настойчивой реки? «Облака из алебастра…» Облака из алебастра На осенней синей тверди, Словно снег на синем льду. Замерзающие астры Тихо шепчутся о смерти В умирающем саду. И сгибаясь в беспорядке, Астры ждут в слепой надежде, Чтобы солнце в вышине, Не играя с ними в прятки, Показалось бы, как прежде, В алебастровом окне. И глядят они в испуге, Обманув свою усталость, На увядшие цветы; И о каждом мертвом друге Думают, отбросив жалость: «Это — ты… Не я, а ты». «Летят морозные недели…»
Летят морозные недели, Недели декабря. Срывают снежные метели Листки календаря. Наполнен ли живою болью И нежностью, как встарь, Нетронутый под бандеролью Мой новый календарь? Быть может, день отмечен где-то Среди грядущих дат, Когда блеснет прощальным светом Последний мой закат? «Я в полудреме в вечность заглянула…» Я в полудреме в вечность заглянула. И, содрогаясь, отшатнулась я. В раскатах грозных неземного гула Еще дрожала под ногой земля И ускользала, исчезая где-то… Свой рай грядущий, может быть, губя, Я ухватилась за мою планету, Ее в бессильи яростней любя. «Я придумала, я сочинила…» Я придумала, я сочинила И твою и свою любовь, А потом я ее хоронила… Я писала — на пальцах чернила; Может быть, не отмою вновь. Как на сцене в драме Шекспира, Я беспомощно руки тру. На заре уныла квартира, А в углу усталая лира Мне пророчит, что с ней умру. Без любви не бывает песен. Пусть придумала я тебя. Пусть твердят, что наш мир чудесен, Он без выдумки пуст и пресен… И я жить не могу, не любя. «Туманный полог разрывая…» Туманный полог разрывая, При тусклом свете фонаря Забрезжила едва живая Белесоватая заря. Гул голосов и окрик громкий, Автомобильные гудки… Багаж, дорожные котомки, Последний возглас, детский, ломкий, Последний взмах руки… Я помню снежную дорогу, Заплаканные небеса, И слева — на горе пологой В глубоком трауре леса. «Сегодня забуду кочевья…» Сегодня забуду кочевья, Разлуку, мостки корабля… Здесь солнце, трава и деревья, И пахнет, как в Альпах, земля. И в сердце скудеют желанья, Исчезла бесследно тоска. Мне радостны трав колыханье И радужный взлет мотылька. Лежу на поляне в качалке, Вдали — голубые холмы. И жизни ушедшей не жалко, Не страшно и будущей тьмы. Но хочется верить: под вечер В расцвеченной Богом стране Ты смотришь на розовый глетчер И молча скучаешь по мне… |
