С широкой улицы они свернули направо, долго ехали в гору и остановились возле дворца, в котором помещался штаб. Здесь, возле штаба, на выложенной брусчаткой площади, они провели четверо суток. В эти дни решалась судьба двух южных армий. В штабе мыслили полками, бригадами и дивизиями, и никому не было дела до командира с ординарцем, следующими в часть, затерявшуюся где-то между Киевом и Одессой.

Когда командир стал приставать к какому-то чиновнику в командном отделе, к старому чиновнику с седыми офицерскими усами, в котором питерский рабочий безошибочно угадал затаившегося врага, делопроизводитель командного отдела предложил командиру зачислиться в комендантскую команду штаба. Такой финал нечеловечески трудного путешествия не устраивал, конечно, питерского рабочего, который мечтал о большом революционном подвиге. Командир ходил из комнаты в комнату, жаловался, просил, настаивал. Наконец адъютант командующего написал ему служебную записку. И через полчаса в руках командира очутился желанный пакет с надписью:

КОМАНДИРУ Н-СКОЙ БРИГАДЫ ТОВ. КОТОВСКОМУ.

Затем питерскому рабочему объяснили, что штаб этой бригады находится где-то на путях между Винницей и Одессой и что командир бригады очень нуждается в среднем кавалерийском командном составе, так как он формирует в данное время кавалерийский полк. Поэтому, подумав, чиновник, который объяснил все это, приписал на конверте: "Аллюр два креста".

Командир превосходно знал, что значит этот "аллюр", и поэтому с широкой лестницы дворца он спустился почти бегом.

Командир и ординарец были питерскими рабочими, и они знали, что такое крестьянская страна, охваченная пламенем гражданской войны. Четыреста километров от Киева до станции, на которой на путях стоял штаб бригады Котовского, они проехали за две недели. И командир больше всего мучился от сознания, что "аллюр два креста" требовал от него совершенно иных темпов.

Они узнали звериные нравы бандитских деревень, хозяина, крадущегося ночью с обрезом к сеновалу, на котором ночуют красноармейцы, бессонные ночи, безумные атаки, когда два человека обращают в бегство несколько десятков бандитов, постоянную, круглосуточную игру лицом к лицу со смертью.

Когда они добрались до бригады, начиналось общее наступление южной группы. Они попали как раз в момент, когда загорался бой и громадный комбриг в алых чакчирах и подбитой красным генеральской шинели строил свой кавалерийский полк, для того чтоб вести его в атаку на подкравшуюся к станции петлюровскую дивизию.

Солнце только что поднялось, но было уже душно. Командир, небритый и исхудавший, подскочил к Котовскому и, держа руку у козырька, отрапортовал ему скороговоркой, протягивая пакет. Котовский, не глядя, сунул пакет в расстегнутый карман гимнастерки и сказал, думая о другом:

— Взводный командир? С ординарцем? Очень хорошо. Станьте пока где-нибудь на правом фланге и доложите командиру первого эскадрона…

Но доложить питерский рабочий уже ничего не успел. Как раз в эту минуту над конным строем начала рваться шрапнель за шрапнелью, где-то поблизости застрекотал пулемет, раздалась команда, и полк рассыпался в лаву.

Командир и его ординарец, обнажив шашки, скакали впереди правого фланга, упиваясь неповторимыми ощущениями своего первого конного боя. Страшное путешествие было закончено, пакет "Аллюром два креста" вручен; они могли наконец, приступить к исполнению своего революционного долга.

Враги Советской России — интервенты, белогвардейцы — питали бешеную злобу к коммунистам. Кровью большевиков думали они остановить неумолимый ход революции… На картине художника И. Бродского изображен эпизод кровавой расправы английских интервентов и их белых наймитов над 26-ю бакинскими комиссарами.

Их обоих убили почти сразу: командира — пулей в сердце, ординарца — в голову. И бойцы Котовского в угаре атаки, обернувшись на всем скаку, с изумлением глянули на этих двух незнакомых мертвецов.

Бригада отступила в соседнюю деревню. Начался отход южной группы. Вечером в хате, когда закончились бои — их в этот день было семь, — командир бригады вскрыл пакет и протянул его адъютанту. Адъютант составил приказ по административной части штаба. Приказ этот содержал всего два пункта:

/. Прибывших из штаба округа в мое распоряжение краскома Егорова Михаила Васильевича зачислить в первый эскадрон командиром второго взвода, а красноармейца Белова Илью Афанасьевича — в тот же эскадрон ординарцем.

II. Командира второго взвода первого эскадрона Егорова Михаила Васильевича и красноармейца того же эскадрона Белова Илью Афанасьевича того же число. I исключить из списков полка как павших в бою. Они пали смертью храбрых.

Командир бригады (подпись).

1935

В то время готовилось большевистское восстание против гетмана и немцев, кто-то донес, что оно вспыхнет и покатится по Пслу, центр его будет в Сорочинцах, и запылает весь округ до Гадяча. Беспределье кануна троицы пламенело и голубело над селом, из лесу везли на телегах кленовник, орешник, дубовые ветки, ракитник, зеленый аир, украшали хаты к троице, во дворах пахло вянущей травой, красивое село стало пленительным, оно убралось зеленью, разукрасилось ветками, хаты стояли белые, строгие, дворы с покосившимися плетнями чистые и уютные, а небесная синь лилась и лилась.

В долине под деревьями нежился прекрасноводный Псел; отряд германского кайзера, блуждая по долине, обшаривал каждый куст, а отряд гетманцев рыскал по пескам. Герр капитан Вюртембергского полка руководил поисками, вокруг него носился вприпрыжку его доберман, облаивая каждое дерево; пан сотник гетманского войска разлегся на жупане под вербой, отдыхая после первых часов ожесточенной деятельности. Перед ним трое ребят выуживали мореный дуб со дна реки; ребята искали его, погрузившись с головой в воду, а потом всплывали на поверхность.

На берегу Псла было томительно и клонило ко сну; солдаты и того и другого отряда последовательно обыскивали каждый уголок, возле сотника остановилась телега с двумя человечками. "Пан атаман, — сказали человечки, — вы люди не тутошние, и вам его сроду не сыскать. Вот эти хлопцы ищут мореный дуб, а мореный дуб ищут под осень, а не в канун троицы. Ведь эти хлопцы наблюдают за вами, кого вы тут разыскиваете, вот какой они мореный дуб ищут, пан атаман, а мы народ здешний, за его светлость ясновельможного пана гетмана стоим и желаем вам пособить. Мы лучше знаем, где найти этого висельника-письмоносца, пан атаман, пусть только это останется в тайне, иначе не станет нам житья от сельских голодранцев, сожгут нас на другую же ночь".

Оба человечка поведали пану сотнику, что в поймах есть озера-заводи, заросшие рогозой да камышом, озера эти они могут по пальцам перечесть. Там они рыбу бреднем ловили, от революции в свое время прятались, письмоносец обязательно в озерах притаился, поджидая ночи, чтобы удрать степью аж в Сорочинцы. "В озере лежишь под водой, во рту камышину держишь и дышишь через камышину, аж покуда не пройдет мимо облава, постреляет в воду да в озеро ручную гранату швырнет, чтобы ты всплыл на манер глушеной рыбы. В ушах у тебя полопается, да, пожалуй, и не всегда всплывешь. Иной просто помрет на дне, а иной, может, и спасется, ежели взрыв далеко, а все-таки это самый надежный способ искать беглецов по нашим здешним заводям", — сказали человечки пану сотнику.

Поиски тотчас же наладили как полагается, озерки принялись внимательно осматривать и кидать в них ручные гранаты, а ребята тут же бросили искать мореный дуб в Пеле и отправились разведывать хаты двух человечков, чтобы их подпалить. Человечки угодили домой как раз в ту минуту, когда их усадьбы уже украсились алой листвой и догорели в короткое время. Человечки опалили себе головы и пытались тут же покончить с собой в пламени своего хозяйства; немцы с гетманцами методически бросали в озерки-заводи гранаты и стреляли по всем подозрительным зарослям камыша. Письмоносца так и не оказалось, но вот на лужайке наткнулись на ямину с водой.