Бойцы, приехавшие на тачанке за литературой, очень огорчились и принялись совестить сопровождающего вагон:

— Эх ты, кочерыжка капустная! Распустил все по тылам — а к нам, в боевую бригаду, с поскребышами!

Сопровождающий — разбитной паренек с грозным маузером на самодельной лямке — сконфуженно мялся, пока бойцы, топая по гулкому вагону, подбирали разрозненные газеты и листовки. Кончилось тем, что он решил откупиться. Открыл фанерный чемодан с висячим замком и отдал бойцам граммофонную пластинку, которую приберегал, видимо, для какого-то другого случая.

Трудно описать ликование в бригаде, когда тачанка на взмыленных конях прикатила со станции и ездовой закричал с облучка:

— Ура, товарищи! Пластинка… Речь Ленина!

А второй, сидевший в тачанке, обхватив руками и ногами груду литературы, которую трепал ветер, вскочил и помахал над головой пакетом:

— Вот она! Вот она!

В политотделе был граммофон — ящик с горластой трубой, похожей на медный контрабас в духовом оркестре. В ту пору и граммофоны попадались не так уж часто. Раздобыли один на бригаду, да и тот был теперь чиненный-перечиненный. Ему ведь тоже доставалось в боях. На трубе пестрели заплаты, поставленные бригадными кузнецами. Эти ребята ловко ковали лошадей, но нельзя сказать, чтобы столь же удачно "подковали" граммофонную трубу. Она дребезжала и искажала звуки.

В этот день все учебные занятия в бригаде прошли образцово. Сами бойцы пустили слух, что тот, кто не постарается в стрельбе или на тактических играх в поле, пусть и не помышляет услышать голос Ильича.

В бригаде было едва ли меньше тысячи штыков и сабель. Городок небольшой, подходящего помещения, конечно, не нашлось, и бойцы собрались на лугу. Сколотили помост для граммофона, а сами сели в несколько рядов полукольцом. Собрание было торжественным. Вынесли знамя. Комиссар сказал речь о мировом империализме. Потом помост покрыли кумачом и на нем водрузили граммофон.

Но куда повернуть трубу?

— К нам, в нашу сторону! — закричали сотни людей с фланга.

— Нет, сюда поворачивай, сюда! — кричали с другой стороны. — Они и так услышат. К ним ветерок!

— Не замай, не трогай! Правильно стоит! — Это были голоса из центра.

Устанавливавшие граммофон бойцы растерянно поглядели на комиссара. Комиссар поднял руку, но этого оказалось недостаточно, что-бы водворить спокойствие. Тогда он снял трубу с ящика и прокричал в нее, как капитан с борта корабля:

— Товарищи, досыть, хватит спорить! Постыдились бы в такой торжественный момент. Объявляю: пластинку прокрутим несколько раз, с прямой наводкой трубы на все подразделения. Ясно?

Гул одобрения, все смолкли и, как на чудо, глядели в жерло граммофона.

И вот она, наконец, речь Ленина!

Ильич говорит из Кремля… За тысячи верст — а вот как слышно: будто сам здесь, в кругу бойцов, будто думам солдатским внимает и тут же, в этой самой речи, и отвечает на них…

"…Капиталисты Англии, Франции и Америки, — голос из трубы отчеканивал каждое слово, — помогают деньгами и военными припасами русским помещикам… желая восстановить власть царя, власть помещиков, власть капиталистов. Нет. Этому не бывать… Красная Армия сильна тем, что сознательно и единодушно идет в бой за крестьянскую землю, за власть рабочих и крестьян, за Советскую власть. Красная Армия непобедима…"

Прослушали пластинку раз. Прослушали два и продолжали слушать еще и еще. За простыми словами Владимира Ильича крылась такая мудрая правда, что от повторения речи у каждого слушателя только всё ярче разгорались глаза.

Долго, очень долго слушали бойцы бригады пластинку.

— А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете: то высоко, то низко, то середина наполовину. Какой же настоящий-то голос у Ленина?

Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить. Распустил на себе ремень, перепоясался. Потом снял суконную фуражку, почистил рукавом. А все молчит. Наконец признался:

— Выбачайте, хлопцы… Я ж с Донбасса, коногон из шахты. Пытаете, якой голос у Ленина? Та я ж сам не видаю. Бои да бои, а за цими боями як в Москву попадешь?

Опять заговорили бойцы всей бригадой. Горячились, спорили. Потом призвали на помощь комиссара:

— Товарищ комиссар! Тише, ребята!.. Голосовать надо!

Большинство признало, какой голос у Ленина.

Ясно: громовой. На весь мир звучит.

На картине художника Г. Савицкого "Поход Таманской армии" изображен один из самых героических эпизодов гражданской войны — поход таманцев сквозь окружение белых полчищ на соединение с главными силами Красной Армии. Этот поход стал темой замечательного произведения А. С. Серафимовича "Железный поток".

Летним полднем молодому художнику Сергею Шумилину позвонили по телефону из газеты и сказали, чтобы он зашел в редакцию договориться об одном деле. Художник бросил рисовать, помыл руки, сунул в карман гимнастерки карандаши с блокнотом и вышел на улицу.

В магазинных окнах были выставлены портреты Ленина в красных рамочках из кумача, и повсюду бросались в глаза надписи: "Да здравствует Третий Коммунистический Интернационал!" Сергей, заглядывая в окна, думал, что, вероятно, фотографии очень правильно передают черты Ленина, без отклонений, но художник мог бы тоньше уловить особенности лица, живость движений, и хорошо было бы порисовать когда-нибудь Ленина с натуры.

В редакции Сергею сказали:

— Вот какое хотим мы дать вам поручение. На конгресс Коминтерна съезжаются иностранные делегаты. Отправляйтесь во Дворец труда, там они сегодня соберутся. Зарисуйте кого-нибудь из делегатов. Согласны?

— Хорошо.

— А завтра мы дадим вам пропуск на открытие конгресса, можете рисовать любого делегата и, если увидите, Ленина…

— Ленина? — быстро перебил Сергей и улыбнулся своей мгновенной мысли, что вот судьба так странно исполняет его желание.

— Да, если представится возможность, нарисуйте нам Ленина.

— Хорошо, — опять сказал Сергей.

Веселый, он поехал на трамвае во Дворец труда и, как только через открытые окна вагона замечал где-нибудь портрет Ленина, снова удивлялся необыкновенному совпадению и уже ясно представлял себе, каким легким, непринужденным, живым будет его рисунок с Ленина.

Он решил, какой альбом возьмет с собою, какие нужны карандаши и как он потом, по рисунку, напишет большой портрет.

Во дворце, куда явился художник, было шумно. На лестницах, в коридорах попадались иностранцы, окруженные русскими, которые рассказывали им о жизни Советской республики.

Шла война с Польшей, поляки были разбиты, и Красная Армия преследовала бежавшие польские войска. Белогвардейцам барона Врангеля в Крыму тоже приходил конец. Но до мира было далеко, вражеская блокада изнуряла молодую советскую землю, и трудно было проникнуть из-за границы в Петроград. Иностранные гости ехали на конгресс морем, вокруг Скандинавии, им приходилось переживать по дороге рискованные приключения. Но желание увидеть Страну Советов заставляло одолевать самые трудные препятствия, и люди съехались со всех концов света.

Сергея познакомили с одним немцем. Это был маленький горбун с важным лицом и медленной походкой. Родом он происходил из Брауншвейга, по профессии был портным. Во время германской революции он три дня возглавлял "независимую" республику в Брауншвейге, которую предательски разгромили немецкие социал-демократы.

Хотя он сразу согласился позировать художнику, он занялся подробными расспросами о Советской власти и все не мог понять, зачем ей понадобилось упразднить всякую торговлю и ввести распределение товаров.