– Дочка, будь добра, сходи за мокрым полотенцем. И что это за вино нам вчера бургомистр прислал? Голова после него трещит – никакого терпения нет.

– Сонное зелье он тебе прислал, твой бургомистр, вот что!

– Да что ты такое говоришь, Мария? И как у тебя только язык на такое поворачивается! Разве можно думать про нашего бургомистра такую глупость? Зачем ему это делать?

– Вот и я думаю, зачем он это сделал? – резко ответила отцу Мария. – И как-то всё одно к одному складывается: вечером – сонное вино от господина бургомистра, а ночью – воришка к нам в дом через трубу забирается.

– Да ты совсем уже ополоумела, дочка, – почему-то перейдя на шёпот, произнёс Фридрих. – Главу нашего города, такого важного человека – и обвинять в пособничестве вору? Что это ты такое удумала?! Да и по каминным трубам лазить – на это только Трубочист способен, а он сейчас сидит в темнице.

Купец был настолько возмущён столь нелепым, по его мнению, обвинением, что даже забыл про свою головную боль. Он вскочил с постели, запахнул халат, сунул ноги в тёплые тапки и направился к двери, но внезапно остановился и обернулся к дочери.

– Ладно, пойдём, посмотрим, правда ли то, что ты мне сейчас наговорила. Сдаётся мне, дочка, что ты сегодня приболела с самого утра и поэтому несёшь всякий вздор.

Мария поднялась со стула, аккуратно расправила складки на домашнем платье и покорно вышла вслед за отцом. Они поднялись на второй этаж и подошли к открытой настежь двери кладовки. Отец заглянул внутрь помещения – там действительно было пусто. Он повернулся к дочери и растерянно, будто только что узнал о пропаже соболиного меха, посмотрел на неё. Затем снова обернулся к пустой кладовке и как подкошенный рухнул на пол.

– Отец! – закричала Мария. – Кто-нибудь! Помогите, отцу плохо!

Она подскочила к лежавшему на полу Фридриху и, упав перед ним на колени, осторожно взяла в руки его голову. Тело отца было совершенно безжизненным, а глаза закрыты. Ей вдруг показалось, что он не дышит. Дочь приложила ухо к груди отца, но от сильного волнения не смогла расслышать ударов сердца. Мария ещё больше всполошилась, и тут услышала торопливые шаги на лестнице. В кладовку вбежала кухарка, но, завидев лежащего на полу без движения хозяина, остолбенела, да так и осталась стоять в дверях.

– Как же это возможно?! – запричитала женщина, видимо, решив, что хозяин скончался. – Такой хороший человек – и вдруг с ним эдакое несчастье!

– Не голоси! Открой окно, не видишь – моему отцу плохо!

– Я мигом, я сейчас! – ответила кухарка и боком-боком, как будто боясь подхватить заразную болезнь, протиснулась в кладовку.

Она подошла к стене, где под самым потолком было маленькое оконце, и попыталась до него дотянуться, но бесполезно. Тогда она пару раз подпрыгнула, но и эта попытка не увенчалась успехом. В конце концов кухарка только беспомощно развела руками, но тут в кладовку вошёл работник отца.

– Звали, хозяйка? – удивлённо глядя на лежащего на полу Фридриха, произнёс он.

– Помоги отца до постели донести!

Втроём им кое-как удалось перетащить Фридриха в кровать. Уложив отца в постель, дочь присела рядом с ним на стул, а горничную послала за доктором.

Через полчаса раздался осторожный стук в дверь спальни Фридриха, и в комнату вошёл высокий сухощавый старичок с кожаным сундучком в руках. Не говоря ни слова, одним взглядом врач прогнал Марию со стула, уселся на него сам и поставил сундук прямо на постель больного. Затем взял своими худыми длинными пальцами его запястье и, подняв глаза к потолку, принялся считать пульс. Потом тщательно ощупал пациенту живот и некоторое время смотрел на лежащего на кровати Фридриха, о чём-то размышляя. Наконец приподнял пальцами веки больного и долго разглядывал его зрачки. В конце концов доктор взял в руки деревянный стетоскоп, ловко повертел его между пальцами и кивком головы выпроводил Марию из комнаты.

Прошло около получаса. Всё это время девушка не находила себе места. Наконец дверь открылась и на пороге показался доктор с сундучком в руках и с задумчивым выражением лица. Немного постояв в двери, он повернул голову и посмотрел на Марию так, как будто видит её впервые.

– Мадмуазель, у вашего отца обширный апоплексический удар, – многозначительным тоном произнёс доктор. – Пройдёмте в гостиную, мне надо выписать для него несколько жизненно важных рецептов.

– Так мой отец жив?! – радостно воскликнула Мария, и слёзы сами потекли из её глаз.

Врач с недоумением посмотрел на плачущую девушку, неопределённо пожал плечами и молча вытащил из саквояжа письменные принадлежности, а затем стал тщательно выводить буквы на жёлтом листе бумаги. Мария застыла, боясь пошевелиться. Ей казалось, что она может невольно помешать врачу написать правильные слова, от которых теперь зависит жизнь её отца. Дописав рецепт, врач присыпал бумагу мелким песком, а затем небрежно стряхнул его остатки на пол гостиной. Полюбовавшись ещё раз собственным каллиграфическим почерком, он отдал рецепт Марии.

– Сходите сами или пошлите кого-нибудь из своих работников в аптеку. Пусть закажут лекарство, которое я вам выписал. Как принимать, я написал в рецепте.

– Сколько я вам должна?

– Как обычно, мадемуазель.

– А отец придёт в себя?

– Непременно! – ответил доктор, взял у Марии деньги и, немного подумав, добавил. – Если нашему Господу это будет угодно.

Больше он не сказал ни слова и ушёл.

Мария кинулась в комнату Фридриха. Он всё ещё лежал без памяти и только к ближе вечеру наконец открыл глаза. Девушка весь день просидела рядом с отцом и отошла от него всего пару раз. Она боялась упустить ту минуту, когда ему станет легче и он в конце концов придёт в себя. Но как она ни старалась, всё равно этот момент оказался для неё неожиданностью. Увидев, что отец открыл глаза, Мария вздрогнула. Он пытался что-то ей сказать, но, видимо, сил у него было мало, и поэтому с его губ срывался только невнятный, путаный шёпот.

– Ничего не говори, отец, ты ещё очень слаб и должен теперь только кушать, пить лекарства и отдыхать, – обрадованно зачастила Мария. – Доктор выписал тебе разные пилюли, и их уже доставили из аптеки. Так что теперь мы можем лечиться, и я думаю, что с Божьей помощью ты поправишься, а я буду без конца молиться за твоё здоровье.

Отец снова что-то прошелестел обескровленными губами, но дочь приложила свои пальцы к его губам.

– Не говорите ничего, экономьте свои силы, отец. Выпейте сначала эти капли, а потом надо будет выпить ещё другие – и вам станет намного лучше, вот увидите!

Она приподняла голову отца и осторожно, с ложечки влила лекарство ему в рот. Затем тихо опустила на подушку. Мария хотела сказать отцу, как сильно она его любит, но тот снова закрыл глаза, а тело его безвольно обмякло.

– Отец, что с вами?! – закричала девушка, теребя отца за впалые щёки, но он её не слышал.

В дверь спальни тихо постучали, и в комнату заглянула кухарка, которая выполняла ещё и обязанности горничной.

– Госпожа, к вашему отцу пришёл какой-то важный посетитель и хотел переговорить с ним. Я сказала ему, что это сейчас невозможно, но теперь он хочет видеть вас. Он дожидается сейчас в гостиной.

– Наверное, это кто-то из купцов пришёл к отцу по делу. Иди к гостю и скажи, что я сейчас к нему выйду, – приказала Мария.

Она ещё раз погладила отца по щеке. Жёсткая щетина больно колола нежную кожу её руки, но она не обращала на это никакого внимания. Мария смахнула вновь выступившую слезу и скрепя сердце оставила отца на время одного.

В гостиной, повернувшись спиной к ней, стоял высокий статный мужчина и разглядывал висящую на стене картину.

– Вы, наверное, пришли к моему отцу по делу? – спросила она и украдкой смахнула с глаз слезу.

– Совершенно верно, Мария. Я пришёл к вашему отцу, но больше всего я хотел видеть именно вас! – прозвучал до боли знакомый голос.

Марию охватило тревожное волнение. Она сразу поняла, кто этот человек. «А он ещё и не думает ко мне поворачиваться, будто бы я не смогла его узнать, – взволнованно подумала девушка. – Боже, как много испытаний ты насылаешь на меня в один день! Ты разом отнимаешь и даёшь, а что хуже и что лучше, я не могу определить! Моё сердце в этот миг разрывается на части от избытка чувств!»