Большие стада у Пылёка, много пастбищ им надо. Вытесняют крупные стада мелкие, хорошие пастбища объедают. А куда хозяину мелкого стада деться? Не будешь же на голых камнях пасти оленей. Вот и объединяется хозяин мелкого стада с Пылёком, становится «другом по стойбищу». Так случилось с чаучу Коравге…

— Размножатся у меня твои десять важенок, настоящим чаучу станешь, — успокаивал его Пылёк.

Коравге верил и не терял надежды возродить свое счастье.

Пылёку было выгодно, что Коравге присоединился к нему: два взрослых сына у него, пастухи хорошие, помощники. Сам Коравге хорошо знает оленное дело. На еду Пылёк своих оленей бьет, коравгинских не трогает. Потом присоединился к Пылёку и Етыкай со своим стадом, в котором всего-то было оленей чуть больше, чем пальцев на руках и ногах у двух человек. Сын у Етыкая сильный, здоровый. Первым пастухом у себя в стаде сделал его Пылёк.

Во втором стаде, где хозяйничала Кэйныне, такие же малооленные собрались. И в третьем стаде также. Преданы люди Пылёку. Кормятся у него, свои стада умножить мечтают. Но не только в стойбищах у Пылёка свои люди, есть и на берегу. Живут одной-двумя ярангами на косе, что между большой горловиной Кувлючинской губы и стойбищем Гуйгун, «навсегда перенесшие яранги на берег». Их олени, которых у каждого едва ли больше двух двадцаток, в стадах Пылёка выпасаются. Даст им Пылёк немного свежатинки, шкур на одежду, расщедрится — важенку подарит, а те везут ему жир и шкуры нерпичьи. Выручит в голодное время, а те уже всю жизнь помнить будут. Так и живет Пылёк, всюду ему хорошо.

Только одно беспокоит Пылёка: соседство чаучу Аннелё. Сам малооленный вокруг себя тоже малооленных собрал. Знающий Аннелё. Пробовал увести от него Пылёк работящего Кыема — ничего не вышло.

— Мы дружно живем. Аннелё как брат мне, с ним хорошо можно жить. О всех думает, Аннелё, потому что сам такой же, как и мы, — ответил Кыем.

— Ну что ж, — не стал настаивать Пылёк. — Мы не знаем, что думают келет, судьбе мы не подвластны…

С годами Пылёк раздражительным стал. Все ему кажется, что много съедают у него пастухи-помощники со своими семьями. Жадничать начал. Пастухи недовольны: на одежду только им шкуры дает, а как же отцы, жены, дети? Где для них шкуры взять? Стали грозиться уйти к Аннелё. Удержать их Пылёк не волен, но затаил на Аннелё злобу. Собрал как-то своих сыновей, долго говорил с ними, потом с братом Лёлётке посоветовался. А к весне заняли два пылёковских стада самые лучшие отельные места Аннелё, не пустили его.

— Тут нет знаков, что это твои места, — ответили нагловатые пастухи Пылёка растерявшемуся Аннелё. — Сами олени пришли сюда. А олень не человек, ему не скажешь.

Не стал ссориться Аннелё, поговорил со своими и увел стадо в другое место. Но пока добрались до хороших мест, отощали важенки, разбивку стада поздно сделали. Приплод слабый был. А тут еще, когда появились телята, южак задул. После пастухи подбирали в распадках заледеневшие тела замерзших телят.

— Потерял удачу Аннелё, — сказали пылёковские пастухи и еще больше поверили в счастье Пылёка.

— Если трудно будет, помогу, — успокоил как-то Пылёк Аннелё, встретив его в тундре. — Настоящие люди всегда выручают друг друга из беды.

Посмотрел Аннелё на Пылёка, ничего не ответил, ткнул кенкелем левого оленя и помчался по тундре. А Пылёк с довольной улыбкой поехал в третье стадо к самой молодой жене. «Давно там не был, от молодой жены и мое тело молодым станет», — предвкушал старик радость встречи.

Все знал Пылёк. Его быстроногие посыльные обегали всю тундру. Сначала он ничего не имел против новой власти и даже согласился, когда предложили выбрать его председателем лагеркома: от этого ничего не менялось. Но Пылёка сильно встревожили и напугали последние события, когда стали клеймить оленей на одно ухо, делать стада общими и заново выбирать новые власти. К нему приехал человек из РИКа, предложил новым председателем выбрать бедняка Етыкая. Не понравилось это Пылёку.

— Какой Етыкай начальник! — зло рассмеялся Пылёк, а каюру приезжего как бы мимоходом намекнул: — Русскому легко в тундре замерзнуть. Тундра большая, ветры сильные. Занесет замерзшего снегом, и никто не узнает, как погиб человек.

Каюр знал Пылёка. Если старик сказал недоброе — хорошего не жди: его намеки всегда исполняются. Уговорил человека из РИКа, уехали.

А однажды примчался из самого отдаленного стада посыльный на быстроногих оленях, сообщил, что появился с ними рядом еще один чаучу Котгыргин. Вспомнил Пылёк, как встречался с ним когда-то на Большой реке, там, где деревья высокие. У Котгыргина тоже оленное счастье было, с Пылёком мог соперничать, а сейчас, передал посыльный, почти безоленным стал: все отобрали русилит. Задумался Пылёк. В другой раз узнал Пылёк, что едут к нему увэленские каюры, а с ними русские. Опять хотят новую власть выбирать.

— Меркычгыргыт! — выругался Пылёк. — Не бывать им здесь!

Ловко обвели пастухи Пылёка береговых. Потаскали их по тундре, а стойбищ и не показали. В пургу попали, собак кормить нечем стало. Пылёк хорошо знал, где находились едущие к нему, советовал бросить их в тундре, но пастухам жалко людей стало, вывели их к стойбищу Нутепынмын. Пылёку сказали, что едущие к ним сами дорогу обратно нашли.

Узнал Пылёк о собрании знающих в Нуттегине. Поехал. Правильно говорил Тамне, как настоящий чукча. Ставшие русилинами хуже, чем сами русилит: они жизнь чукотскую знают. Большую силу Тамне имеет. В знак дружбы поставил Пылёк метку Тамне на десяти самых лучших важенках. Звал к себе в стойбища Тамне, просил духовным помощником стать, но не дал согласия Тамне, сказал, что помогать и издалека можно.

От всех бед угнал Пылёк стада в горы, ушел подальше в глубь тундры, к озеру Иони.

Здесь и настигла его весть, что едет к нему Антымавле, с ним однорукий русский. «Что им от меня нужно?» — задумался Пылёк. Собрал всех пастухов.

— Етыкай, разве твое стадо не умножилось? Разве нет в твоей семье каждый день куска мяса и шкуры на одежду?

— Стадо мое умножилось в два раза, каждый день есть кусок мяса, одежда у меня хорошая, — ответил бойко Етыкай и тихо добавил: — Только дети большие стали, пора мужскую одежду носить…

— Гек амын — еще нет от них проку. Детей много, все равно что телят в стаде, на каждого даже по шкуре не хватит, — отвернулся от Етыкая Пылёк и обратился к другому пастуху: — А у тебя, Коравге?.. Чего у тебя нет? Разве твои сыновья нуждаются, ставши взрослыми?

— Нет…

— Нужно, чтобы не нашел нас Антымавле с одноруким. Пусть замерзнут в тундре!

Яранга Етувги стояла у самой горловины Кувлючинской губы, на галечной косе у отрогов Инрылинских холмов. В прошлом Етувги был чаучу, свое небольшое стадо имел. В один тяжелый год всех оленей потерял, осталось чуть больше двадцатки. Оставил их у Пылёка, а сам с сыновьями перебрался на берег.

Етувги хорошо встретил гостя, держался приветливо, тем более что у Антымавле было чем порадовать хозяина: не всегда бывали чай, сахар, табак в его яранге.

— Будь попутчиком мне, — предложил Антымавле за чаем.

— Куда?

— Туда, в тундру, — махнул рукой Антымавле, — к Пылёку.

— Только далеко, Пылёк, — сразу сник Етувги.

— Я один поехал бы, но этих мест не знаю. Мне товарищ по дороге нужен, груза много, тяжело, — настаивал Антымавле.

— Говорили, будто с одноруким едешь?

— Клепов прямо проехал, в Нутепынмын, в Ванкарем. К Пылёку не поедет.

Етувги задумался. Как же быть? Ведь двое должны были ехать, а приехал один Антымавле. Может, ничего, если я попутчиком стану… Согласился. Он хорошо знал, где находятся стойбища Пылёка.

Выехать решили поутру на следующий день. Антымавле с Етувги весь день готовили корм собакам. Рубили на широкие ломти копальгин, клали их на чурбачки и дробили на мелкие дольки. Копальгин был с легким душком, по краям между толстыми слоями сала розовело мясо.

Етувги наколол на кончик ножа тонкий кусочек копальгина и отправил себе в рот.