Литмир - Электронная Библиотека

Тем не менее ему чуть не пришлось споткнуться на том же самом месте, что и Мамонову.

Великий князь Александр довольно рано женился. Екатерина нашла ему невесту из германского герцогства Баден-Баден, прелестную, образованную и умную принцессу. В православии её назвали Елизаветой Алексеевной, и весь двор восхищался женой великого князя. Не обошёл этот восторг и Зубова.

Он начал ухаживать за женой великого князя, старался настичь её в укромных уголках, расточал ей комплименты, норовил коснуться её прелестной белой ручки. Это сразу же заметил Александр, но даже он, имевший большое влияние на бабушку, поостерёгся рассказать ей об ухаживании Зубова.

Целый год продолжалось это увлечение. Екатерина не видела ничего особенного в том, что Зубов старается танцевать на балах лишь с Елизаветой, играет в те игры, в которые играла она.

На что рассчитывал в этом случае Зубов? Уж не на то ли, что из постели одной императрицы он может так же спокойно перелечь в постель другой, ежели ей случится вступить на престол? Тем более что эта императрица была молода, красива, не чета старой развалине Екатерине. А может быть, просто не устоял он перед обаянием юной жены великого князя...

Только через год от своих доверенных женщин узнала Екатерина об этой интрижке. Разгневавшись, она задала такую взбучку фавориту, что он смиренно поджал хвост, покаялся и поклялся, что даже взгляда не бросит в сторону Елизаветы. С тех пор Екатерина зорко следила за фаворитом. Зубов и в самом деле бросил своё ухаживание, держался в стороне от молодой четы, помня злой тон императрицы и опасаясь за своё положение во дворце...

Императрица восхищалась всем, что говорил и делал фаворит. И скорее всего её всепоглощающее чувство не давало ей заметить недостаток ума у своего избранника, его всепожирающее честолюбие, его страсть к богатству и роскоши. Он никогда ничего не просил у Екатерины, он нашёл способ извлекать деньги из тех, кто просил его о чём-либо. За свои услуги он требовал платы, и немалой. Скоро все при дворе знали, как много несут в кассу фаворита те, кто хотел получить положительный ответ на свои прошения, часто вовсе несправедливые. Справедливые или нет — решал Зубов, и чем дальше от справедливости отстояли прошения, тем большую цену брал за них фаворит. И всем при дворе было известно: если Зубов брался исполнить просьбу, она будет исполнена. Для него не существовало в устах императрицы слова «нет».

Однако и сама императрица засыпала Зубова подношениями. Поместья, имения, тысячи крепостных крестьян, денежные подарки, драгоценные перстни, бриллиантовые пуговицы так и сыпались на голову Зубова, с самым скромным видом принимавшего эти подарки. В короткий срок он превзошёл по богатству Потёмкина, самого богатого человека.

Но Зубов ревновал даже к памяти великого человека. Он не позволил императрице написать некрологи о Потёмкине в газетах, не разрешил ей, проливавшей слёзы по поводу этой гибели и ценившей по достоинству дела светлейшего, поставить ему памятник.

   — Как, он завоевал пустынные степи, где никого нет, он основал Черноморский флот, который уже весь сгнил, он, кто не пощадил даже своих племянниц, беря их в качестве своих наложниц, этот человек, расхитивший пол-России, ещё будет удостоен и памятника? — так визжал Зубов в кабинете Екатерины, когда она пыталась внести проект памятника великому человеку.

Императрица пробовала возражать.

   — У великого человека и пороки великие, — шутливо отговаривалась она.

Но памятника Потёмкину так и не поставила...

Ещё Потёмкину писала она, что её радость не знает границ: «Я возвратилась к жизни, как муха после зимней спячки, я снова весела и здорова».

И это всё совершил он, её маленький, хорошенький, чёрненький, словно ребёнок. Она писала, как он миловиден, как обаятелен, какие у него чудесные качества души и сердца. В нём вся требовательность и вся прелесть его лет: он плачет, когда ему не позволяют войти в комнату к государыне.

«В нём есть желание всем нравиться, когда он находит случай писать Вам, он поспешно пользуется им, и его любезный характер делает и меня любезною... Вы не можете не полюбить этого ребёнка...»

Но Потёмкин уже давно понял душу и сердце этого ребёнка и не поддавался на лесть и комплименты. Он так и умер с болью в душе, что какому-то поручику удалось отнять у него, светлейшего, всю силу, власть и влияние на императрицу. И он, как мог, противостоял этому маленькому и чёрненькому. Когда Потёмкин в последний раз приехал в Петербург, императрица решила купить у него громадное имение, продаваемое им, и подарить Зубову.

За парадным обедом произошёл следующий разговор:

   — Что стоит это имение? — спросила государыня у Потёмкина.

   — Простите, ваше величество: оно уже продано.

   — С каких пор? — удивилась императрица.

   — С сегодняшнего утра.

   — И кому же?

   — Вот купивший.

И Потёмкин совершенно хладнокровно показал на бедного адъютанта, стоявшего за его креслом.

Императрица нахмурила брови, выказала своё недовольство, но сделка была формально совершена, и совсем обалдевший адъютант ни за что ни про что получил эти двенадцать тысяч душ крестьян.

Всё, что мог делать Потёмкин, чтобы противостоять Зубову, он делал.

Но теперь его не было, и Зубов распоясался. Он больше не боялся никого. Прежде бывший любезным и вежливым до искательности, теперь он стал надменен и презрителен.

Впрочем, как и не быть ему надменным, если каждое утро показывало ему, какой силой власти он обладает!

В его роскошных апартаментах спозаранку собиралась целая толпа искателей милости императрицы. Какой-то заслуженный генерал каждое утро варил ему кофе по особому рецепту и подавал в постель, а просители толпились в приёмной, дожидаясь, пока фаворит проснётся и соизволит выйти к ним.

Чаще всего он не выходил. И случалось, что некоторые по три года просиживали в его приёмной, так и не принятые им.

Он устроил для себя в это время суток нечто напоминавшее цирк. Кто-то подарил ему маленькую обезьянку, ростом с кошку, и она гуляла по всем апартаментам, прыгая с люстр на кушетки и диваны.

Но больше всего любила эта обезьяна слизывать пудру, которой были густо усыпаны парики и тупеи[43] приходивших к Зубову вельмож. Она немилосердно рвала и кусала эти парики, а покорные просители ждали, когда она закончит свой завтрак...

Однако это преклонение перед властью и устойчивое стремление урвать своё, может быть, и заставляли Зубова быть таким презрительным к этой низкопоклоннической толпе. Что хочешь могли вытерпеть эти лизоблюды, лишь бы урвать кусок милости даже у такого человека, каким был Зубов...

Но весь двор каждый день убеждался, что Зубов ничего не знает и не хочет знать. Когда ему докладывали о делах во внутренних департаментах, ответ его был один:

— Делайте, как прежде.

А по внешним делам он и вовсе вёл себя как трёхлетний ребёнок, ничего не знающий и не понимающий. На глазах у императрицы он перекраивал карту Европы, вычёркивая Австрию, отбирая у Франции две трети её территории, а остальное возвращая вернувшимся Бурбонам. Но императрица только смеялась, забавляясь его наивностью и невежеством. Она в это время уже начинала прибаливать, и все её помыслы уходили лишь на то, чтобы избавиться от своих болей. У неё вдруг открылись раны на ноге, гноящиеся и воспаляющиеся. Придворный доктор Роджерсон успокаивал императрицу, уверяя, что через эти открытые раны уходят из организма вредные вещества.

Но Зубов достал откуда-то лекаря, знахаря-итальянца, прописавшего Екатерине холодные морские ванны на больную ногу.

Императрица приняла курс этих ванн, и раны на ноге действительно закрылись, но зато возникли сильные головные боли, приливы крови к лицу и голове, и она стала чувствовать себя ещё хуже. Но всё-таки она благодарила Зубова за итальянца, заживившего её раны, и говорила, что только им одним она и держится на свете...

вернуться

43

Тупей — старинная причёска: взбитый хохол волос на голове.

104
{"b":"563991","o":1}