1936 год принес новые доказательства, что микроорганизмы могут вызвать раковую болезнь.

В результате многократных опытов стало известно, что некоторые породы мышей передают своему потомству рак молочной железы. Достаточно лишь нескольких кормлений молоком самки, чтобы детеныши, подобно своим матерям, становились склонными к заболеванию. Мышата того же помета, вскормленные самками породы, менее подверженной злокачественной болезни, в будущем не заболевали. Не только кормление молоком, но одно лишь введение его в брюшину или под, кожу с кусочком молочной или зобной желез или только выжимкой из них вызывало у детеныша заражение. Болезнетворное начало оказалось весьма живучим. Ни замораживание, ни оттаивание, ни высушивание не отнимает у него способности поражать молочную железу. Как и возбудитель куриной саркомы, он проходит через мелкопорйстые фильтры и невидим под микроскопом.

Как было не признать в нем вируса? Он передается соками тканей от одной мыши к другой, тяготеет к определенным органам — к коже у кролика или к молочной железе у мышей — не утрачивает этих свойств в железах зверька до пятнадцатого — двадцатого поколения.

Ученые отказались признать инфекционный харак–тер заболевания, а возбудителя — вирусом. За ним осталось прежнее неопределенное наименование «фактор молока».

Дальнейшие опыты еще более приблизили сторонников инфекционной теории к цели.

В экспериментах с куриной саркомой, когда растертыми клетками удалось вызвать заболевание у птиц, было замечено, что возбудитель недолго остается в тканях и вскоре как бы исчезает. Экстракт из старой опухоли утрачивает способность поражать организм саркомой, тогда как сами клетки продолжают эту возможность сохранять. Возникло подозрение, не происходили то же самое и в прочих новообразованиях? Вирус пустил в ход механизм страдания, а дальнейшее идет уже без него. Возможно даже, что возбудитель погиб, не выжил в новой, им же порожденной среде. Потому и найти его невозможно, что в зрелой опухоли его нет.

Явилась мысль обратиться к начальным стадиям заболевания, когда нормальные клетки начинают лишь превращаться в раковые, и проследить: не содержат ли они возбудителя?

Раковая болезнь развивается, как известно, в тканях, где до того шло ускоренное размножение клеток. Чтобы воспроизвести такое же состояние у подопытных мышей, у них прежде всего создавали очаг клеточного размножения — воспалительный процесс. Затем лишь продуктами перегонки каменного угля вызывали злокачественную опухоль. Эту ткань растирали и, разрушив все клетки, вводили кашицу здоровым мышам. Дальнейшее предоставлялось времени. Оно должно было решить: возможно ли соком молодой опухоли заражать мышей, как заражали экстрактом из птичьей саркомы птиц? Действительно ли возбудитель находится в опухоли в начальной стадии болезни?

Искания завершились успехом — в пятнадцати случаях из ста четырнадцати растертые клетки, неспособные сами по себе ни расти, ни раззиваться, давали начало злокачественной опухоли. Контрольные мыши, которым прививали экстракт из зрелых опуколсй, не заболевали. Возбудитель болезни в них как бы отсутствовал.

Сторонники инфекционной теории так определили течение раковой болезни.

Все известные раздражители, будь то продукты перегонки каменного угля, ультрафиолетовое излучение, радий, рентген, ожоги, ушибы и прочие, могут своими действиями лишь привести к усиленному размножению клеток. Вызванная перемена подготовляет почву для вируса, который постоянно находится в тканях организма. Новая обстановка позволит ему вмешаться в болезненный процесс, сделать опухоль злокачественной, а нормальные клетки наследственно раковыми.

Эта теория вызвала серьезные возражения.

Заражение мышей соком из растертых клеток, говорили противники инфекционной теории, мало кого может убедить. Сквозь фильтры проходят и неживые вещества, хотя бы кристаллы тяжелых белков, не они ли виновники заболевания? Микробиологическая практика не знает такого вируса, который не переходил бы от одной ткани на такую же однородную. Между тем сплошь и рядом наблюдается, что опухоль в легком развивается на маленьком участке и скорей обнаружится метастаз этой ткани в мозгу, чем болезнь разовьется в том же легком или обоснуется в другой его доле. Нередки случаи, когда вслед за образованием злокачественной опухоли слизистой оболочки желудка рак возникает в столь несходных тканях, как ткани бронха. Непонятно и другое. Если допустить, что в молоке самок находится вирус, почему у детенышей, которых кастрировали или оставили девственными, злокачественная опухоль не возникает? Куда девается возбудитель, проглоченный с молоком матери?

Несомненно, что ряд заразных заболеваний: микробное поражение кишечника, грипп и особенно туберкулез — могут подготовить почву для злокачественной опухоли, но за раковой болезнью признать заразное начало соглашались немногие.

Казалось невероятным, чтобы различные микроорганизмы выжидали в тканях человека в продолжение всей его жизни, когда необычное размножение клеток даст им повод вмешаться. Одни считали недоказанным подобное сожительство организма с возбудителем, другие утверждали, что инфекционная теория безнадежна и делает бессмысленными дальнейшие усилия науки. Какой смысл оперировать больного, если сама операция создает в тканях большое поле ускоренно размножающихся клеток — благодатную обстановку для пребывающего тут же вируса саркомы или рака?

Сомнения противников инфекционной теории не поколебали ее основ. Наука с надеждой ждет ее идей и успехов.

Биохимики по–своему оценили природу раковой болезни.

В стремительном образовании злокачественной ткани они прежде всего увидели ненормальное воспроизводство белка. Высчитав, во сколько раз размножение опухолевых клеток превосходит естественный рост здоровых, в какой степени различны нормальный и раковый белок, биохимики встретились с необычным в их практике затруднением.

Всякая экспериментальная деятельность покоится на строгом соответствии между причиной и следствием. Соединение определенных веществ порождает новое качество, в одном случае обратимое, в другом неизменяемое. В раковом обмене обнаружилось нечто противоречащее основам биохимии; нельзя было понять, в силу какого закона сложные углеводороды, половые гормоны, некоторые азотистые краски, уретан, окись тория и мышьяка — вещества, столь различные по своей стрзжтуре, приводят в организме к одинаковым следствиям — к одинаковому изменению химии белка.

Только допустив, что извращение белкового обмена — результат не прямого, а косвенного воздействия раздражителя, можно было эту «несообразность» понять. Биохимики сами же нашли следы этой сложной реакции. В тканях, далеко отстоящих от основного очага и метастазов, — в волосах и в ногтях — белок у больных оказался измененным.

И эти как будто бесспорные факты не были всеми одобрены. Многие отказывались сводить раковую болезнь к одним лишь переменам в обмене белка. Так ли отражается этот новый обмен на основных функциях тканей? Разве клетки не продолжают присущую им деятельность и после того, как стали злокачественными, не выделяют по–прежнему нормальный секрет в очаге и в метастазах? Сколько раз бывает, что надпочечники, щитовидная, шишковидная или поджелудочная железы, пораженные раком, наводняют организм гормонами, Наступают расстройства, ничем, однако, не отличающиеся от тех, которые наблюдаются у больных, не страдающих раковой болезнью…

Большой интерес вызвали опыты сотрудницы Павлова М. К. Петровой. Они не стали материалом научной теории, хотя многие склонны в них видеть основу для рабочей гипотезы.

Петрова изучала влияние чрезмерных напряжений нервной системы на функции внутренних органов и не ставила себе целью исследовать причины рака. Она задала десяти собакам трудные задачи, четырех затем из опытов исключила и предоставила им длительный покой.

Продолжавшиеся эксперименты и связанное с ними нервное напряжение тяжело отразились на здоровье шести подопытных собак. Они тощали, дряхлели, кожа покрывалась экземой, шерсть свисала клочьями. Короткий отдых возвращал им утраченное здоровье, а новые напряжения вновь ввергали в страдания.