Запустив руку в карман, Эссейл нащупал склянку и расслабился от первого прикосновения к гладкому стеклянному контейнеру. Он хотел достать его и заправиться, но не мог рисковать способностью к дематериализации. Проблема с его зависимостью заключалась в том, что необходимость новой дозы приходила раньше, чем рассеивался кайф, червь в его брюхе непрестанно извивался, требуя большего, пока его тело и мозги пытались разобраться с кучей наркоты.

К тому же, последнее, что ему было нужно — попасть в передрягу лишь потому, что ему не терпелось ширнуться.

Господи, походить в этом на людей, с которыми он торговал, было чересчур унизительно…

— О, вы, должно быть, шутите, — пробормотал Эссейл, когда лодка вышла на финишную прямую, в некотором роде.

Но финиш был далеко не безопасным. На такой он бы никогда не подписался.

Те двое нацелили свое судно на старый лодочный сарай в викторианском стиле. В окнах, конечно, было темно, но на обшивке сияли охранные лампы, а копы, без сомнений, периодически прочесывали парк за сооружением.

Но ему придется войти внутрь, если туда зайдут они.

И они зашли.

Не зная внутренней планировки, он выбрал для материализации затененный участок между двумя лампами, и, благодаря темной одежде, слился с боковой стеной сарая. Когда судно вошло в один из слипов, шум убогого двигателя прокатился эхом, напоминая старика в приступе чахоточного кашля.

Повернувшись к одному из окон, он направил свой зоркий взгляд на пузырчатое стекло. Помещение было достаточно обширным, и, выбрав место, он сразу материализовался внутрь через тот же вход, через который вошла служба доставки. Он осторожно принял форму в тесном углу, между рядом лодок, лежавших каждая на своем брюхе, и кучей плавательных приспособлений на крючках.

Двигатель заглушили, и пара обменялась тихими фразами на иностранном языке. Когда они замолкли, раздавался лишь плеск и хлюпанье воды под лодкой и доками.

Эссейла тошнило от въевшегося запаха мертвой рыбы, гниющих растений, мокрой парусины.

Мерзость.

Спустя какое-то время кто-то приблизился снаружи, и это привлекло его внимание… а потом желтый луч проник внутрь. Приблизившись к пыльному окну, он, выглянув, обнаружил подъехавший грузовик городского ведомства по делам благоустройства парков.

Что ж, сейчас начнется забава.

Либо перевозчиков слили, и кто-то вызвал полицию… либо какой-то смотритель парков искал дополнительные источники дохода к своему месячному заработку.

Как выяснилось, он ошибся в обоих случаях.

Главная дверь открылась со скрипом, и как только фигура появилась в дверном проеме, холодный ветер внес в лодочный сарай запах лессера.

Это был Старший лессер, с которым работал Эссейл, он вошел вместе с вещевым мешком.

Сукин сын.

Как он смел вести дела за его спиной, думал Эссейл, и клыки удлинились сами по себе. И как, черт подери, убийце удалось выйти на импортеров?

Разрабатывая план нападения из засады, Эссейл достал оба сороковых… жалея, что не обзавелся глушителями. В его планы не входило использовать их в центре гребаного Колдвелла, черт подери.

— Я хочу увидеть их, — заявил Старший лессер. — Расстегните сумки и покажите мне.

Эссейл сделал шаг вперед, думая, что он мог бы…

Перевозчик расстегнул сумку и наклонил, показывая содержимое.

Не. Наркотики.

Совсем нет.

Вместо больших блоков в целлофановой упаковке, уложенных слоями, там были…

Пушки. Пушки с большими стволами, которые со скрежетом металла по металлу, терлись друг о друга в сумке.

Во мраке было сложно определить вид оружия, но, казалось, это были либо дробовики, либо обрезы.

Эссейл опустил оскалившуюся губу.

Он был готов вмешаться при обмене наркотики-на-деньги, но сейчас все желание отпало.

Если Старший лессер хотел потратить свою прибыль на покупку амуниции, то это его дело.

Покидая лодочный сарай тем же путем, Эссейл пронесся вдоль реки к своему стеклянному дому на полуострове.

Его волновало одно: чтобы лессер продолжал поставлять его товар на улицы и в клубы города, своевременно, надежно и качественно.

На этом начиналась и заканчивалась его ответственность.

***

— Нет, я в порядке. Правда, — сказал Рейдж, садясь за кухонный стол из необработанной древесины. Оставшаяся часть домочадцев собиралась за ранней Последней Трапезой, доджены сновали туда-сюда через откидные дверцы, унося подносы размером со столешницу, полные разнообразным свежеприготовленным мясом, картофелем и овощами.

Напротив него Мэри прислонилась к кухонному острову с гранитной столешницей, скрестив руки на груди, направив на него такой взгляд, будто она оценивала состоянии одного из своих пациентов.

Он поморщился, испытывая желание присоединиться к братьям и их шеллан, но, судя по лицу Мэри, в ближайшее время ему не светит такая радость.

— Фритц? — сказала она. — Я приготовлю ему что-нибудь, не против?

Дворецкий замер на полпути со столовыми приборами в руках.

— Я собирался наполнить блюдо в другой комнате и принести…

— Я позабочусь о своем муже, — сказала она нежно, но непреклонно. — Но, если хочешь — пусть это и противоречит моей самодостаточной сущности — я оставлю тебе сковородку и тарелки.

На старом морщинистом лице Фритца появилось выражение бассетхаунда, которому только что отказали в курочке, пообещав дать позднее бифштекс: взволнованное и восторженное от предвкушения.

— Я могу в чем-нибудь оказать вам помощь?

Трое членов обслуживающего персонала вернулись из столовой с пустыми подносами за последней партией, которой предстояло оказаться на разных буфетах в том огромном помещении с кучей люстр.

— На самом деле, — пробормотала его Мэри, — как думаешь, мы сможем побыть здесь наедине?

— О, да, моя госпожа, — Фритц неожиданно просиял. — Как только мы вынесем все блюда, я отправлю персонал в фойе. Они с удовольствием подождут там.

— Спасибо. — Она сжала его тощую ручку, отчего дворецкий покраснел. — Нам хватит времени до подачи десерта. Я знаю, что ты захочешь лично руководить процессом.

— Да, моя госпожа. Спасибо, госпожа. И я лично приберу за вами грязную посуду.

Дворецкий низко поклонился, схватил серебряный поднос и выпроводил всех из кухни. Когда откидные дверцы застыли на месте, любимая шеллан Рейджа выразительно посмотрела на него.

— Яйца? — спросила она.

От одного слова его желудок заурчал.

— О, Боже, звучит изумительно.

Кивнув, Мэри подошла к «Саб-Зиро». Достав новую коробку, она схватила полный пакет молока и пачку масла, потом заглянула в шкафчики, вытащив сковородку, большую миску и разнообразные кухонные приборы.

— Итак, — начала она, разбив первое из двенадцати яиц. — Я бы хотела узнать, что там произошло.

Вплоть до сего момента Рейдж с успехом увиливал от этого вопроса. Очевидно, отсрочка подошла к концу.

— Я в норме, честно.

— Ладно. — Она замерла посреди процесса и улыбнулась ему. — Но будучи твоей женой, для меня важно то, как ты себя чувствуешь. Поэтому если тебя что-то тревожит, то я буду чувствовать себя непричастной, если ты не поделишься этим со мной.

Кхе… просто кхе.

Когда она начала взбивать зарождающийся омлет, плеск яиц сильно напоминал ему происходящее в его голове.

Опустив взгляд на покрытую рябью столешницу, он выбрал одну из вен на старой дубовой доске.

— По правде говоря, я не знаю, что произошло. Я просто почувствовал себя очень странно, был вынужден присесть. Но сейчас я в норме. Наверное, такое бывает время от времени.

— М-м, расскажи, как прошла твоя ночь.

— Да ничего особенного. Я побывал в убежище Шайки Ублюдков, мы прочесали место…

— Разве ты не начал в клинике, с Трэза и Селены?

— А, да. Но это же было вчера, когда она… ну, знаешь, ее привезли сюда. — Он покачал головой. — Я не хочу сейчас об этом думать, если ты не против.