Люди сидели в тесных, тёмных клетушках по четверо; вместо обычных дверей и стен были решётчатые, из толстых железных прутьев. Всё на виду, только дыру в полу – для отправления естественных потребностей – прикрывала дощатая перегородка высотой фута четыре. В бараках и мужчины, и женщины встречались вперемешку, но внутри клетушек людей хотя бы разделили по половому признаку. Женщин было заметно меньше; на каторге их ждала нелёгкая работа портних, прачек и поварих, обшивавших, обстирывавших и кормивших прочих каторжан.

Охранники выводили заключённых по одному и объявляли, за что и на какой срок человек был осуждён. Бромор сосредоточенно осматривал каторжников, иногда задавал какие-нибудь вопросы. После либо просил вернуть человека в клетушку, либо говорил одному из своих помощников надеть на правую руку каторжника магический браслет подчинения, помогавший гномам управлять своими буйными работничками. После чего отобранного каторжника охрана сноровисто уводила в отдельный барак, где все прочие ʺсчастливчикиʺ обречённо дожидались, когда их заберут гномы. Впрочем, выбранные реагировали по-разному. Кто-то откровенно боялся, кто-то начинал дерзить или сыпать ругательствами, в чьих-то глазах читалось облегчение, смешанное с робкой надеждой. В основном люди в клетушках угрюмо молчали – очевидно, опасаясь наказания, и только провожали гномов глазами, но кто-то и распускал язычок. Начальник тюремного каравана сопел, потел и угрожающе хмурился, но при гномах карами заключённых не стращал. Или, скорее уж, стращал молча.

Айриэ с самого начала приняла скучающий вид, позёвывала, на заключённых посматривала с лёгкой брезгливостью, а на похотливые взгляды охранников реагировала нагловатой ухмылочкой. Во втором бараке она нарочито скучала и, ʺпотеряв терпениеʺ, попросила у брая гнома разрешения посидеть в сторонке, отдохнуть, ʺраз я вам пока не нужна, а то мне ночью выспаться не удалосьʺ. Бромор важно кивнул, и Айриэ, позаимствовав скрипучий табурет в комнатушке охранников, устроилась недалеко от входной двери, привалившись спиной к стене. Она прикрыла глаза и сделала вид, что продремала всё то время, пока Бромор занимался отбором.

Они с Бро заранее договорились, что третьим осмотренным бараком будет тот, где содержали Фирниора. Гном примерно объяснил, где находился лежащий в забытьи юноша. Больных держали в дальнем закутке, отделив от прочих каторжников, хотя в настоящий момент там находился только Фирниор, прочие считались здоровыми.

После осмотра второго барака Бромор важно заявил, что намеревается посетить вон тот, самый дальний.

- Брай Бромор, так ведь вы его вчера уже осматривали, - подобострастно улыбаясь, напомнил начальник тюремного каравана.

Поскольку ему полагался процент от каждого выкупа за каторжника, желание всячески угождать Бромору с помощниками было вполне объяснимым.

- Осматривал, но не до конца, - недовольно заметил Бромор. – Простудился я вчера и плохо себя чувствовал.

- Ох, брай, погода сейчас такая отвратная, что немудрено насморк подхватить! – сочувственно закивал начальник, отчего его полноватые щёки заколыхались, как плохо застывшее желе. – Надеюсь, целители вам помогли и вашему здоровью ничто более не угрожает?

- Спасибо, не жалуюсь, - важно ответствовал гном и решительно направился к указанному бараку, вынудив свиту последовать за собой.

Барак был самым маленьким из всех и таким щелястым, что наверняка насквозь продувался холодным ветром. Самое лучшее место для заболевших, кто бы сомневался. Вдобавок внутри имелись всего три жалких масляных лампы, не способных толком разогнать мрак. Несмотря на сквозняки, отчётливо воняло прогорклым жиром, чадом от ламп, какой-то кислятиной и подстилкой из крысиных гнёзд. Мрачно, сыро и безнадёжно, как в склепе.

Клетушки здесь были расположены как-то бестолково - не двумя длинными рядами вдоль стен, как в прочих бараках, а поперёк, образовывая короткие боковые проходы. Заключённых здесь было немного – очевидно, те, кто не поместился в большие бараки. Бромор принялся их осматривать – неторопливо, задавая вопросы почти каждому и после что-то вполголоса обсуждая с помощниками на гномьем языке. Прочие почтительно внимали, не понимая ни слова. В общем, Бромор всячески тянул время, как было условлено.

Айриэ опять ʺотпросилась у нанимателяʺ и, лениво покачивая иллюзорным бюстом, плавно проплыла мимо тоже заскучавших охранников. У входа стояла небольшая скамейка – очевидно, на ней сидели дежурившие в бараке караульные. Драконна аккуратно сотворила фантом – точную копию наёмницы, а на себя одновременно с этим набросила мощный ʺотвод глазʺ и отступила в сторону. Иллюзия уселась на лавочку и прикрыла глаза. Охрана глазела на задремавшую наёмницу, но Бромор быстро их отвлёк, решив проверить всех заключённых в бараке заново. Мол, вдруг он вчера из-за плохого самочувствия кого-то пропустил. Начальник тюремного каравана возвёл глаза к потолку с мученическим видом (пользуясь тем, что Бро смотрел в другую сторону), однако беспрекословно приказал охранникам выводить каторжников по одному для осмотра. Наверняка считал это въедливой гномьей дотошностью, но заодно и слабо надеялся, что Бромор выберет ещё каторжников и тем самым увеличит его, начальника, заработок.

Айриэ медленно и осторожно пробиралась по проходу, аккуратно миновав столпившихся в боковом коридорчике гномов и людей. ʺОтвод глазʺ работал превосходно – ещё бы, сил в это заклинание магесса вложила немало. Резерв опустел почти наполовину, зато чужие взгляды исправно скользили мимо. Драконну никто не замечал, а полумрак, царивший в этом тесном, вонючем бараке, только помогал. Припомнив пояснения Бро, Айриэ с некоторым усилием (плечи у наёмницы были по-мужски широкими), протиснулась в узкий проход между двумя клетушками – к счастью, пустыми, иначе тут никакой ʺотвод глазʺ не помог бы.

Клетушки загораживали собой железную дверь, отделявшую остальной барак от помещения ʺтюремного лазаретаʺ. Дверь находилась правее центрального коридора и от входа не просматривалась. Обернувшись и убедившись, что её никто не видит, Айриэ подступила к двери. На ней висело совсем простенькое охранное заклинание – на дверях бараков плетения куда серьёзней и сложней. Поскольку караулить беспомощного Фирниора нужды не было, охранников к лазарету не приставили, так что Айриэ беспрепятственно проникла внутрь, придержав рукой и одновременно своей магией массивную дверь, чтобы та не лязгнула.

В этом тесном помещении лампа была всего одна, крысами пахло ещё отчётливей, а холод и сырость так и норовили пробраться под распахнутую куртку и ворот рубахи, заставляя ёжиться от неуютного ощущения. Каково же здесь приходится бедным больным?..

Драконна зло, почти беззвучно фыркнула и двинулась вперёд - к тому месту, где стояла лампа, а на низком топчане лежал кто-то, укрытый небрежно наброшенным тонким драным одеялом.

В неровном, слабом свете коптящей лампы юноша выглядел скверно и напоминал умирающего - каковым, собственно, и являлся. Дышал он слабо, хрипло; правая сторона лица, не тронутая магией, позволяла понять, насколько сильно он исхудал.

Айриэ рассматривала лежащего без сознания Фиора и кляла себя последними словами. Надо, надо было напоить мальчишку собственной кровью в ту ночь. Мелькала у неё такая мысль, но драконна опасалась излишней привязки. Люди так легко влюбляются… а потом проблем с этими их любовями не оберёшься.

Подумаешь, как влюбился бы, так и разлюбил, не видя предмета страсти. Айриэннис вздохнула покаянно. Зато её кровь дала бы нужную защиту от этого… криво наложенного проклятия, тьфу! Докатилась, называется, проклясть и то как следует не смогла. Ведь подумывала, что стоит Фиора защитить на всякий случай, вот и надо было сделать.

Юноша действительно оказался наполовину искалеченным. Внутренние органы не были затронуты, иначе Фирниор до этого дня не дожил бы. Зато левую половину тела у него парализовало, лицо было перекошено, а левый глаз видел плохо или вообще ослеп, по ауре было не понять. И странные незаживающие язвочки на коже – при том, что правая сторона не была затронута вообще. Смотрелось действительно жутковато, хотя у драконны не было времени на страхи и ужасы.