* * *
Им повезло оторваться от противника, занявшегося тушением пожара и сбором трупов и раненых, а жалкий отряд солдат не сумел охватить район поиска диверсантов. Наконец-то разведчики очутились в обширных и достаточно густых лесах провинции, не боясь больше быть замеченными местным населением или вездесущими патрулями.
Но рана Машкова сильно досаждала ему, постоянно кровоточила и грозила загноиться. Обессиленный болью, потерей крови и прошедшим боем сержант начал впадать в беспамятство, бредить, тянул грузом вниз и тормозил группу.
– Что будем делать, народ? – первым не выдержал мучений друга Селезень. – Не ходок он больше, да и жилец с него никакой, судя по ране. Лиза, ты сечешь по медицинской части, что с ним, как быть?
– Ему нужен врач. Профессионал. Желательно хирург.
– Но это значит, что нужно снова лезть в поселение, выуживать оттуда медика, рисковать всеми нами и операцией?! – отозвался Сергачев, опершись о ствол сосны.
– Значит, так и сделаем. Я терять командира и друга… да еще так глупо совсем не желаю! – раздраженно ответил Селезень. – Будем думать, смотреть карту, вычислять врача или, на худой конец, ветеринара или фельдшера в деревне ближайшей. А сейчас еще рывок дальше в лес, в чащу. Там отдохнем, освоимся, перекусим да воды поищем, совсем в глотке сухо, а в канистрах пусто.
– Сергей, ты за командира, что ли? – Пешкова недовольно посмотрела на рядового. – У нас имеются еще действующий сержант и техник-лейтенант Сергачев. Хотя ты и верно все говоришь. Ну, что? Идем, поднажмем еще чуток?
– Давайте.
Невысокого роста снайпер передал часть снаряжения товарищам, а сам водрузил на спину раненого и заковылял в глубь леса.
– Степаныч, помоги ему, если что, – сказала Пешкова, навешивая оружие на свои хрупкие плечи, – я чуть отстану, прикрою вас и следы засыплю тем, что у фрау Марты натолкли. Эх-х, сейчас бы снова в ее душ и пирожков!
– Хорошо.
Разведчики растянулись на несколько десятков метров, выбирая наиболее просторный и ровный путь среди зарослей и постепенно теряясь в гуще бора.
Их хватило только на полкилометра пути, когда Селезень бессильно опустился на ковровое покрытие дерна, закрыл глаза и тяжело задышал, расстегнув ворот комбинезона. В голове неясными очертаниями проносились лица родных и дворовых дружков, тренировки на базе ОМСБОНа, торжество присяги, перекошенные мины врагов, забрызганные кровью, мертвое лицо лейтенанта Неупокоева, подмигивание старшины Васюкова. Потом поплыли воспоминания последних дней и часов, как переодевались в немецкую форму до начала авторейда, потом, проехав порядком по полям и лугам, снова надели свою привычную, защитного цвета экипировку. Как били фрицев в Ауловенене и на станции Радшен.
– Мои рожки сгодятся для твоего ППШ? – спросил дошедший до привала Сергачев и грузно повалившийся на мох.
– Степаныч, тебе че, спросить больше нечего? Какие, на хрен, рожки?
– Я же свой автомат сломал при десантировании, а другого нет. Боезапас остался, несколько магазинов к ППС, а у нас только один ствол ППШ. Сгодятся мои патроны для твоего автоматика?
– А-а, ты про это?! Конечно, подойдут. Ни одного патрона мимо, ни одной пули. Все для дела, все в гадов этих пустим! – устало проворчал Селезень, разминая кисти рук.
Добралась до друзей и Лиза, плюхнувшись на поваленное дерево. Вымотавшись, девушка не могла даже слова промолвить, но все же сообщила, что хвоста нет, антисобачьим составом посыпала следы, в округе все тихо.
Бойцы лежали вповалку и молчали до тех пор, пока не застонал Машков. Бледность на его изможденном лице говорила о невероятных мучениях, переносимых сержантом. Он закатил глаза и страдальчески застонал снова.
– Я не могу больше терпеть его муки! – вдруг выпалил Селезень, вскакивая и сжимая кулаки. – Че, так и будем смотреть, как он корчится и помирает?
– Давай карту, Серый, – подсказал Сергачев, – усаживаясь удобнее. – Будем искать нужное поселение и строить план.
Все трое сгрудились вместе, рассматривая измятую, видавшую виды бумагу с топосъемкой, горячо обсуждали и даже спорили. Ближе всех городков оказался Писсален, но если там нечаянно шумнуть, пленяя врача из местной больницы, то буква «П» неудачно впишется в фамилию агента Абвера, а газеты через сутки растрезвонят об этом. Поэтому Писсален отпадал, нужно было каким-то образом вызволять из него доктора и ловить его на дороге, или чесать на юго-запад аж до знакомого диверсантам поместья, чтобы и аббревиатуру секретного слова выгадать, и врача сыскать.
– Чего делать бум? – выпрямился Селезень, искоса поглядывая на лежащего сержанта.
– Я так понимаю, чтобы добраться до нужного нам пункта, нужен транспорт. А потому снова облачаться в форму вермахта. Она у нас в сидоре грудой лежит, вся мятая-перемятая.
– Я ее складывала вообще-то.
– Ну, конечно, прям отутюжена и со стрелочками вся! Может, еще и гувернантку с утюгом у местного барона или главы округа отобьем?! – съязвил Селезень.
– Блин, вот фигня какая! Все не то и не так…
Неожиданно за спинами бойцов раздался хриплый голос Машкова:
– Не нужно парить мозги, как меня вытащить! Ловите попутку и валим в Инстербург. Отлежусь пару часиков и отойду. А сейчас… сейчас всем отдыхать, стираться, а то воняете как партизанские портянки… ей-богу! Слышали? Выполнять! Я пока еще здесь командир…
– Вась, ты как?
– Сержант, очнулся, ешкин кот!
– Вколоть чего или воды, говори…
Народ бросился к Машкову, окружил, стал трогать и сочувственно пялиться на него.
– Кончайте уже баюкать меня! Харэ… Как младенца, ексель-моксель. Все… Серега, установи очередность, начиная с Лизки… чистите перышки, братцы… Дежурство не забы…
Сержант опять вырубился, склонив голову. Пешкова стала копошиться в сидоре. Селезень махнул Сергачеву первым встать в охранение с той стороны, откуда они сюда пришли, и глядеть в оба. Сам забрал у него все снаряжение, кроме винтовки, и начал складывать его вместе со своим и радистки в кучу. Проводить ревизию.
– Лизок, давай дуй на юг, тут низинка виднеется, там может оказаться ручей. Да хоть что. Лужа, озерцо, родник. Займемся гигиеной, потом похаваем, я пока раскладку по БК проведу. Нехай сержант спит. Ему отдых нужен. Ишь как сегодня навоевался раненым!
– Я с ним побуду…
– … Я сказал, дуй в ложбину! Ищи воду, а потом хавчик готовь. Что там у нас осталось харчей?
Пешкова встала и поплелась к черным елям, прихватив свой вещмешок.
– Гранаты оставь. Хватит тебе и пистолета от пауков отбиваться.
– Шутник, блин!
Девушка выложила пару гранат, прихватила две фляжки товарищей и скрылась в ельнике. Селезень продолжил осмотр и подсчет боезапасов.
Спустя час, помывшиеся кое-как в местном ручье бойцы, раздетые почти догола, не стесняясь друг друга, за обе щеки жевали сухпаек и грели на легком костерке тушенку.
– Короче, дело к ночи! – начал Селезень. – С оружием у нас пока нормалек, но не мешало бы еще захватить. Поистрепались порядком. Один ППШ и семь магазинов к нему. Включая БК Степаныча. Два «МП-43» и пять рожков. Два «МП-38/40» и пять магазинов. Россыпью пара коробок патронов. Четыре пистолета с обоймами. Одна винтовка «маузер» с небольшим БК и моя винтовка с оптикой. Гранат наших семь и трофейных девять. Ножи. Все. Ни тола, ни шашек, ни пулемета.
– Неплохо бы «МГ-42» захватить, – удивила всех Лиза, оторвавшись от фляжки, – да и вообще… грузовик бы нам. Чтобы не в тесноте и не в обиде. Желательно снабжения или медиков часть оприходовать. Или, наоборот, эсэсовцев нагнуть, да в их форме с пропуском и на колесах.
– Ниче ты, Лизок, даешь стране угля! – ехидно хмыкнул Селезень, закинул кусок тушенки с ножа в рот и стал выразительно жевать его.
– У нас, блин, не группа, а полбойца, – заметил Сергачев, смакуя сухарь, – из меня никакой диверсант, Лиза – девчонка молодая, Василий лежачий. Ты один у нас вояка, Сережка!
– Э-э, Степаныч, ты тут в штанишки не клади котлетки! – снайпер перестал жевать и сморщил недовольную гримасу. – Извини, батя, но тут ты не прав. В последнем бою все себя показали молодцами, орлами, мляха муха! И ты вона наворотил немцам проблем, теперича долго никуда не смогут поехать на своих паровозах. А раненый Васек бился за целое отделение! Наша Лизка еще фрицам вмажет по самое «не балуй» и нос утрет любому из нас! Не-е, брат, ты тут неверно чешешь. Мы гвардия советской разведки, мы ее оплот. И мертвыми биться будем.