Джекки услышала, но никак не отреагировала на это, словно в ее намерения не входило позволить Тесс увидеть больше, чем смутный образ бедной девочки, этакого гадкого утенка, стеснявшегося лишний раз шевельнуться, чтобы не привлечь к себе внимание.

— И вдруг в прошлом марте я прочитала о вас в газете. Там было ваше фото с этой вашей собакой. Как я уже говорила, вы нисколько не изменились за эти годы. Потом, когда я наткнулась на ваше объявление и узнала, что вы открыли частное детективное агентство, мне вдруг пришло в голову обратиться к вам. Что-то подсказывало мне, что, если дело обернется плохо, вы не бросите меня, как сделал тот, к которому я обратилась в первый раз, что вы не станете просто так тянуть с меня деньги, как поступил другой, к которому я пошла после него. Вы обязательно поможете мне. Вы просто обязаны это сделать.

— Только потому, что когда-то вы работали у моего дедушки, а я пила содовую, пока вы на кухне переворачивали бургеры?

У Джекки вдруг стало испуганное лицо — как будто слова, которые были готовы вот-вот сорваться с ее языка, были чем-то постыдным… чем-то таким, о чем не принято говорить вслух. Как будто скажи она это — и тот мир, в котором она жила, разлетится на куски.

— Вы должны мне помочь, потому что отцом моего ребенка был Сэмюэл Вайнштейн.

Как и много раз до этого, Тесс вряд ли бы отыскала дом Тайнера в Тукседо-парк, если бы не стоявшее перед ним инвалидное кресло на колесиках. В этом квартале, да еще летней ночью всегда почему-то царила непроглядная темнота — та самая темнота, которая обычно свидетельствует о том, что место тут действительно безопасное (впрочем, в местах по-настоящему опасных тоже почему-то всегда темно). Дома, укрывшиеся в глубине участков под деревьями, невозможно было различить — они просто таяли в темноте, полностью сливаясь с нею.

Если уж саму улицу Сент-Джон, где жил Тайнер, тоже трудно было найти, что уж тогда говорить о доме. Однако сейчас ей это удалось, и, свернув на подъездную дорожку, Тесс ждала, потягивая пиво из упаковки, которую она прихватила в «Таверне Алонзо», где можно было взять «международный набор» — иначе говоря, пиво любого производства по вашему выбору. Тесс бросила взгляд на свою упаковку: «Ред Страйп», «Богемия», «Ройал Оук», «Тцзин Тао», «Молсон», «Энкор Стим»… «Вокруг света с восемью банками пива», — мрачно пошутила она.

Было уже больше одиннадцати. Откуда-то из распахнутого настежь окна слышался бархатный голос телекомментатора, и властные нотки почему-то рождали такое чувство, будто даже ночью тут все под контролем. Слова было не разобрать, но даже без этого было ясно, о чем именно идет речь и как именно вы должны себя чувствовать при этом. «Сейчас вы услышите все, что вам нужно знать. Из плохих новостей… Из важных новостей… Из забавных происшествий за день… Погода…»

Проклятье, все когда-то случается! Господи, куда, к черту, запропастился Тайнер?! Тесс уже допила банку «Ред Страйп» и почти прикончила «Мексико», когда возле дома притормозил мини-вэн, в котором обычно ездил Тайнер. Тесс предусмотрительно окликнула его, не то Тайнер перепугался бы насмерть, если бы она вдруг вынырнула из темноты. Впрочем, Тайнера не так легко напугать, и уж тем более удивить, поправилась она. Счастливый человек!

— Это у тебя что — вместо гантелей? Для тренировки что-то не очень, по-моему, — хмыкнул он, окинув критическим взглядом упаковку пивных банок у ее ног.

— Это смотря какая тренировка. Интересно, где это ты был — прожигал жизнь в компании Лютера Била? — Как ни старалась сдержаться Тесс, в голосе ее явственно прозвучало раздражение — как будто Тайнер не мог не знать, что она сидит на крыльце возле его дома.

— Очень надеюсь, что твой Лютер Бил сейчас у себя дома. Еще надеюсь, что там он и останется. Если, конечно, полиции не удастся раскопать что-нибудь стоящее вместо того дерьма, которым они забрасывали нас весь день. А что до меня, так я был на свидании.

— На свидании? — Тесс, конечно, было известно, что женщины до сих пор находят Тайнера привлекательным, но она понятия не имела, что в его глазах это имеет хоть какое-то значение. — И кто она?

— Тоже юрист. Ты ее не знаешь.

— И сколько ей лет, интересно? Наверное, вернее было бы спросить, молода ли она? То есть достаточно ли она молода, чтобы быть твоей дочерью? Или сойдет и за внучку?

— Что за чушь ты несешь?

— Не такая уж это чушь, как тебе кажется.

И она выложила ему все — о том, как Джекки наняла ее для поисков своей дочери, о встрече с Уиллой Мотт, о собрании в обществе защиты прав приемных детей, и даже о шикарных кожаных сиденьях в ее новом «лексусе». Где-то в середине ее сбивчивого, путаного рассказа Тайнер вытащил из упаковки «Энкор Стим», молча вскрыл банку и продолжал слушать, так и не проронив ни слова. К тому времени, как Тесс закончила свой рассказ, на улице царила тишина — телевизоры смолкли, в окнах домов давно уже погас свет.

— Итак, как выяснилось, я разыскиваю свою родную тетку, — упавшим голосом добавила Тесс. — Помнишь тот старый дурацкий анекдот, который рассказывают в Западной Виргинии? Ну, вроде как «я сам свой собственный дедушка»? Так вот, оказывается, у меня есть тетка. И ей всего тринадцать лет.

— Подумаешь! Знала бы ты, у скольких людей бывают дяди или тетки моложе их самих! С точки зрения биологии тут нет ничего удивительного.

— Господи помилуй, Тайнер, ты что — не понимаешь?! Ведь между ними было больше пятидесяти лет разницы!

— Ну и что?

— А то, что меня от всего этого тошнит!

— Но тем не менее ничего противозаконного в этом нет. Девушка-то была совершеннолетняя.

— Но он был ее хозяином! Прямой случай сексуального домогательства. И факт супружеской измены. А в штате Мэриленд такое преследуется по закону, и не важно, совершеннолетний вы или нет.

— Ну, а сама-то Джекки что говорит? Тоже считает, что это было сексуальное домогательство или это все только твои домыслы?

Умница Тайнер! Он всегда безошибочно чувствовал, что на самом деле беспокоит Тесс. Вот и сейчас — не Джекки, а она была в ярости. Тесс, а не Джекки чувствовала себя оскорбленной. Тот человек, которого помнила Джекки, — мужчина, которого она называла Сэмюэл, причем произносила это таким голосом, что Тесс вся ощетинивалась, — он был добр к ней. Нет, между ними не было любви, просто искренняя привязанность друг к другу двух одиноких, не слишком счастливых людей, которым было хорошо вместе. Он дарил ей подарки, не мешал мечтать о будущей жизни, другой, не за прилавком аптеки-закусочной Вайнштейна. Когда она призналась ему, что беременна, он дал ей денег на аборт. Только об одном она умолчала — что делать аборт уже поздно. Он даже предлагал дать ей денег на учебу в колледже, но потом дела его пошатнулись, и он не смог выполнить свое обещание. И тем не менее даже после этого Джекки не бросила ни одного упрека в его адрес. Он никогда не обещал ей уйти от жены, сказала она Тесс. Он вообще никогда и ничего не обещал ей — только немного тепла и доброты, которые давали ей силы жить дальше.

— Она чокнутая, — прошептала Тесс.

— Что ж, такое тоже возможно. Или она лжет. Если помнишь, она однажды уже солгала тебе.

Тесс уже успела забыть об этом, и сейчас у нее возникло такое чувство, словно она получила удар в солнечное сплетение. Неужели Джекки выдумала эту душещипательную историю только ради того, чтобы заставить ее работать на нее и дальше? Конечно, ей было многое известно об аптеке-закусочной Вайнштейна, но ведь она действительно могла работать там — для этого вовсе не обязательно было спать с ее хозяином. Вполне возможно, она ненавидела его и все эти годы только и ждала возможности отомстить его наследникам. Тесс даже позволила себе мстительную радость пофантазировать немного в этом направлении. Но потом решительно отмела нелепые домыслы. Даже если бы речь шла о бабуле Вайнштейн с ее вздорным, злобным характером, вряд ли у кого-то из ее недругов хватило бы терпения и ненависти для столь изощренной мести. Кроме того, нельзя забывать, что тут речь идет о ее собственной дочери, а Джекки уже успела убедить Тесс в ее существовании. И тут на память Тесс пришла одна существенная деталь. Вспоминая об этом деле, Уилла Мот легким намеком дала понять, что отец ребенка был белым и к тому же не первой молодости.