Усевшись в машину, Тесс включила радио и принялась вертеть ручку настройки, пока не наткнулась на какую-то передачу, где мужской голос взволнованно рассказывала о методах, которыми средства массовой информации пытались скрыть разразившийся в Вашингтоне скандал. Речь, естественно, шла о вполне «либеральном» сговоре средств массовой информации — довод, который всегда вызывал усмешку на губах Тесс. По ее мнению, таких убежденных консерваторов, какими были журналисты, надо было еще поискать.

В передачу вклинился голос комментатора из сводки дорожных новостей, предупреждающий о гигантской пробке в районе к западу от ее офиса. Из-за сильного пожара в квартале одноквартирных домов улицы Файетт и Прэтт были закрыты для проезда, водителям предлагалось добираться в объезд. Тесс прикинула, что ей придется сделать небольшой крюк на восток, въехав в город через туннель Форт МакГенри, хотя она терпеть не могла туннелей — пожалуй, ничуть не меньше, чем платные парковки, испытывая в них чувство клаустрофобии, — но тут уж ничего не поделаешь. Тесс поежилась — страшнее всего было думать обо всей этой многотонной массе воды, бьющейся о стены туннеля и готовой в любой момент раздавить его всмятку, словно спичечный коробок. А тот миг, когда радио вдруг перестает работать и ты остаешься один на один со своими страхами и начинаешь мечтать о том, чтобы услышать человеческий голос — пусть это будет даже бестолковая болтовня о каком-то дурацком заговоре прессы… при одной только мысли об этом волосы у Тесс вставали дыбом!

Может быть, прежде чем въехать в туннель, позвонить на радио, в одно из этих бесчисленных ток-шоу, которые в наши дни плодятся, словно грибы после дождя, поделиться с ними своими мыслями по поводу двух бронзовых символов правосудия, стоящих на площади перед зданием Верховного суда? Большинство этих ток-шоу до такой степени жаждут подобных звонков, что готовы даже платить за них звонкой монетой. Беда только в том, что ей совершенно не хочется услышать на том конце провода чей-то самодовольный баритон — вроде того, что только что вещал по радио. Тесс вдруг поймала себя на том, что мысленно разговаривает с Джекки, рассказывает ей о тех двух статуях на площади, заранее прикидывает про себя, о чем они могли бы поболтать, когда отправятся в Вестминстер на поиски Уиллы Мотт. Впрочем, такая уж у нее была привычка. Часто она даже старалась запомнить «про запас» какие-то смешные истории, чтобы потом повеселить ими кого-то из близких ей людей, чаще всего Тайнера и Китти.

Вот только Джекки никак не относилась к этой категории. Какая она ей подруга — просто клиентка, напомнила себе Тесс. Как только Тесс отыщет ее дочь, Джекки тут же забудет о ней навсегда.

— Разве округ Кэрролл не знаменит тем, что в этих краях до сих пор активно действует ку-клукс-клан? — спросила Джекки, с тревожным видом озираясь по сторонам. Они с Тесс заехали ненадолго в булочную, где торговали бубликами с начинкой. На десять часов у них была назначена встреча с Уиллой Мотт, и сейчас они старались как-то убить время.

— Угу. И еще как действует. Да вон, взгляните — там, на стене плакат, призывающий вступать в их ряды. Видите? — спросила Тесс, небрежным кивком головы указав на висевшую на щите листовку. — Кажется, что-то я об этом слышала… точно! Говорят, лучшего способа познакомиться с мужчиной, чем на их собрании, просто не существует. Может, написать внизу свой телефон? Как вы считаете?

— Знаете, это не так уж смешно.

— Господи, вы хоть что-то считаете смешным?! Джекки отломила кусочек бублика, поднесла его ко рту и тупо уставилась на него, словно гадая, что она должна со всем этим делать. Сейчас она не казалась такой напряженной и нервной, как в тот день, когда они отправились на заседание общества по защите прав приемных детей, однако ее всю трясло. Интересно, почему? — гадала Тесс. Можно ли хотеть чего-то до такой степени, что это даже страшно?

— Напомните мне, чтобы я посмотрела на свои зубы в боковое зеркальце, когда мы выйдем отсюда, — попросила Тесс. — Не хочу разговаривать с кем-то, когда у меня в зубах застряли маковые зернышки.

— Могли бы заказать что-нибудь без мака.

— Интересно, что? Банановые пончики с сырной начинкой, которые вы никак не можете разжевать? Кстати, Джекки, хотите знать одну интересную вещь? То, что у вас на тарелке, — это вовсе не бублик с начинкой.

Если кто-то из куклуксклановцев ворвется сюда прямо сейчас, им достаточно будет только бросить взгляд на то, что вы едите, чтобы сказать: «О, эти не из наших!» После чего они попросту вытащат меня отсюда, накинув на шею оплетку, как когда-то делали казаки в деревушке, где жила моя прабабушка.

— Да ну? Неужели такие ужасные вещи и в самом деле случались с вашими предками?

Тесс пожала плечами:

— Так, по крайней мере, уверяет бабуля Вайнштейн.

А она, надо сказать, любит немножко приукрасить. В особенности когда это требуется, чтобы заставить кого-то из ее многочисленных правнуков есть печенку.

— Но вы ведь не чистокровная еврейка, верно? Насколько я помню, ваша фамилия Монаган.

— Иудейская кровь у нас передается по материнской линии.

— Неужели? В жизни бы не поверила! — В лице Джекки отразилось неподдельное любопытство. — Стало быть, если бы ваш отец был Вайнштейн, а мама — Монаган, вы бы не считали себя еврейкой?

— Да нет. Скорее, я была бы тем, что я есть, обычной, ни во что не верящей полукровкой, зато тогда я не смогла бы претендовать на то, чтобы получить израильское гражданство. — Тесс растянула губы в широкой ухмылке, как на рекламе зубной пасты. — Ну, как — мак есть?

— Одно-единственное зернышко, возле верхнего резца. Нет, с другой стороны. Все, больше нет.

— Тогда поехали знакомиться с Уиллой Мотт.

Х.Л. Менкен когда-то назвал округ Кэрролл прекраснейшим местом во всем Мэриленде. Как ни странно, но там еще уцелели уголки девственной природы, где мягкие изгибы холмов и уходящие за горизонт долины радовали глаз, и тогда вы мысленно соглашались с Менкеном. В самых старых городах, таких как Вестминстер, Новый Виндзор и Юнион-Миллс, сохранились даже дома девятнадцатого века, построенные из красного кирпича и больше похожие на старинные фермерские усадьбы и дворы немецких переселенцев-меннонитов где-нибудь в Пенсильвании. Казалось, над этим местом время просто не властно. Но стоило свернуть и выехать на автостраду, как взгляд ваш тут же утыкался в какую-нибудь уродливую постройку эпохи семидесятых, припавшую к земле подобно жилищу злобного тролля, вознамерившегося уничтожить всю красоту на этой земле.

Уилла Мотт обитала в довольно старом и тем не менее чудовищно уродливом квартале на юге Вестминстера. Поблекшая табличка на заборе возвещала, что перед вами «Детский сад „Яблоневые кущи“», но единственным деревом, которое удалось разглядеть Тесс, оказался айлант, или китайский ясень, разросшийся до таких размеров, словно никому в голову не приходило его обрезать, пока не стало уже слишком поздно. Одна из его боковых ветвей, просунувшись сквозь прореху в заборе, словно жутких размеров змея, протянулась вдоль дорожки на добрых двадцать футов.

— Дети как раз смотрят телевизор, — сообщила Уилла Мотт, распахнув перед ними дверь еще до того, как они успели подняться на крыльцо. — Так что в нашем распоряжении ровно восемьдесят восемь минут. Хотя иногда они просят меня подпевать горбуну.

Честно говоря, глядя на Уиллу Мотт, было как-то трудно представить ее поющей — подобное легкомысленное занятие как-то не вязалось со всем ее обликом. Впрочем, она оказалась точь-в-точь такой, какой воображала ее Тесс, когда слушала запись ее показаний — невзрачной, довольно бесцветной, словом, ничем не примечательной особой. Наряд ее — простая джинсовая юбка, синтетическая белая блузка и синий пиджак — тоже не отличался особой оригинальностью. Тусклые волосы ее казались цвета застиранной тряпки, еще более тусклые глаза — тоже. Единственной частью лица этой особы, еще сохранившей какой-то цвет, был нос — красный, словно от сильного холода. Выудив из кармана платок, она сердито высморкалась — в точности так, как это делают дети, сначала одну ноздрю, потом другую.