28 октября 1949 года Берия представил Сталину (теперь только за своей подписью) заключительный отчет о результатах испытания РДС-1^[641]. 29 октября 1949 года Сталин утвердил постановление Совета министров СССР № 5070–1944сс/оп «О награждении и премировании за выдающиеся научные открытия и технические достижения по использованию атомной энергии»^[642]. В соответствии с ним Президиум Верховного Совета СССР принял указы о награждении участников работ. Чрезвычайно щедро были награждены Курчатов и Харитон: званиями Героя Социалистического Труда и лауреата Сталинской премии 1-й степени, премиями по одному миллиону рублей, автомашинами ЗИС-110, дачами и особняками с обстановкой за счет государства, двойными окладами жалованья на все будущее время работы, бесплатным проездом на всех видах транспорта в пределах СССР и другими льготами. Берия в числе награжденных оказался как бы на втором плане: ему было присвоено звание лауреата Сталинской премии 1-й степени, выражена благодарность, выдана Почетная грамота и вручен орден Ленина^[643]. Звания Героя Социалистического Труда были удостоены 33 ученых, специалистов и руководителей атомного проекта, трое из них награждены второй золотой медалью «Серп и Молот». Всего орденами СССР награждено свыше восьмисот человек, в числе которых были и советские разведчики Л. Р. Квасников, В. Б. Барковский, С. М. Семенов, А. С. Феклисов, А. А. Яцков.

Создание Советским Союзом атомного оружия явилось событием всемирно-исторического значения. Ближайший сподвижник Курчатова академик Харитон оценил его следующими словами: «Я поражаюсь и преклоняюсь перед тем, что было сделано нашими людьми в 1946–1949 годах. Было нелегко и позже. Но этот период по напряжению, героизму, творческому взлету и самоотдаче не поддается описанию… Через четыре года после окончания смертельной схватки с фашизмом моя страна ликвидировала монополию США на обладание атомной бомбой… Создание ракетно-ядерного оружия потребовало предельного напряжения человеческого интеллекта и сил. Быть может, оправданием здесь является то, что почти пятьдесят лет ядерное оружие своей невиданной, разрушительной силой, применение которой угрожает жизни на Земле, удерживало мировые державы от войны, от непоправимого шага, ведущего к всеобщей катастрофе. Вероятно, главный парадокс нашего времени в том и состоит, что самое изощренное оружие массового уничтожения до сих пор содействует миру на Земле, являясь мощным сдерживающим фактором…»^[644]

Успешное испытание РДС-1 подтвердило правильность выбранных Курчатовым научных направлений в решении проблемы отечественного ядерного вооружения, позволив вскоре нарастить интенсивность и объемы работ по созданию усовершенствованных по сравнению с РДС-1 конструкций атомных бомб имплозивного типа РДС-3, РДС-4 и РДС-5. Бомба пушечного типа РДС-2 испытана не была ввиду обнаружившейся бесперспективности такой конструкции. Разведывательная информация^[645], полученная на этапе создания первой отечественной атомной бомбы, способствовала ускорению темпов советского атомного проекта и созданию новых собственных разработок, предложений и конструктивных решений наших ученых и конструкторов^[646].

Всего за четыре года в чудовищно разоренной и ослабленной войной стране был осуществлен фантастический прорыв в науке и технике, решены основные задачи советского атомного проекта — созданы атомная промышленность и атомная бомба. Но хотя с монополией США на атомное оружие было покончено, угроза для СССР оставалась значительной. Было известно и о ведущихся в Америке работах над водородной бомбой.

Исследования по проблеме термоядерных реакций велись в СССР с начала 1930-х годов и не являлись в то время секретом для зарубежных ученых, что подтверждается в официальных документах, отражающих историю американской программы разработки водородной бомбы. Так, в представленном Объединенному политическому комитету по атомной энергии Конгресса США 30 декабря 1949 года отчете Комиссии по атомной энергии США о работах по проблеме водородной бомбы отмечено: «Уже в 1932 г. русские ученые наряду с другими предполагали, что при термоядерных реакциях может освобождаться огромное количество энергии». С этого же начинается изложение истории американской термоядерной программы в докладе Объединенного политического комитета по атомной энергии Конгресса США «Политика и прогресс в программе разработки водородной бомбы», датированном 1 января 1953 года^[647].

Первые позитивные результаты исследований в этой области, явившиеся достижением отечественной науки, были достигнуты в 1932 году К. Д. Синельниковым и А. К. Вальтером в Украинском физико-техническом институте на установке, в создании которой участвовал и И. В. Курчатов. Их результаты обсуждались тогда на страницах центральных изданий СССР и на Курчатовском семинаре^[648]. Дальнейшие опыты в УФТИ по исследованию ядра лития предполагалось развернуть на строящейся там более мощной установке^[649]. Но с началом Великой Отечественной войны все исследования советских ученых по проблемам физики атомного ядра были прекращены.

Первые краткие сообщения об исследованиях по термоядерной реакции^[650] появились у Курчатова и других деятелей советского атомного проекта в числе сведений о новых типах атомных бомб в США, с полученной в феврале 1945 года по каналам разведки из Лондона информацией от Клауса Фукса. Фукс оценивал это новое направление работ как бесперспективное в ближайшем будущем, так как оно требовало очень длительной разработки. Спустя месяц информация из Нью-Йорка подтвердила, что в Лос-Аламосской лаборатории под руководством Э. Теллера ведутся работы по «сверхбомбе».

Своими взглядами на возможность термоядерной реакции поделился в письме Курчатову 22 сентября 1945 года известный физик Яков Ильич Френкель. Не будучи привлеченным к участию в работах по атомному проекту и поэтому не зная, что Курчатов уже имеет информацию о ведущихся в США исследованиях по созданию водородной бомбы, Френкель сообщал, что его соображения возникли после беседы с Жолио-Кюри в июне 1945 года в Москве, а также после его анализа информации из иностранной прессы и радио^[651]. Не дождавшись ответа от Курчатова, Френкель опубликовал свои соображения в журнале «Природа»^[652]. Поступала информация и из других источников^[653]. Фактически повторилась ситуация 1942 года, когда по разным каналам настойчиво приходили сведения о разработке атомного оружия за границей. Но теперь, в 1945 году это была информация о сверхбомбе, то есть о термоядерном оружии.

Для обработки поступающих сведений и их представления на заседания Технического совета в составе Специального комитета 28 сентября 1945 года было создано Бюро № 2^[654]. Как руководитель Технического совета Курчатов участвовал в работе этого бюро. Б. Л. Ванников вспоминал: «В то время было очень важно собрать максимальную информацию об американских разработках по бомбе. Было известно, что Нильс Бор относится к нам благожелательно… Решили послать к нему человека с поручением. И. В. Курчатов составил вопросник, его вручили доверенному человеку… И потом его отправили в Копенгаген. Встреча состоялась. Бор ответил на большинство вопросов… Ответы были изучены и использованы в работе»^[655]. Встречи сотрудника Берии Я. П. Терлецкого с Н. Бором состоялись 14 и 16 ноября 1945 года^[656]. На вопрос о реальности работ по созданию сверхбомбы Нильс Бор ответил весьма уклончиво: «Я думаю, что разрушающая сила уже изобретенной бомбы достаточно велика, чтобы смести с лица Земли целые нации. Но я был бы рад открытию сверхбомбы, так как тогда человечество, быть может, скорее бы поняло необходимость сотрудничества. По существу же я думаю, что эти сообщения не имеют под собой достаточной почвы. Что значит сверхбомба? Это или бомба большего веса, чем уже изобретенная, или бомба, изготовленная из какого-то нового вещества… Первое возможно, но бессмысленно, так как, повторяю, разрушительная сила бомбы и так очень велика, а второе, я думаю, что нереально»^[657].