Сегодня невозможно переоценить значение работ, выполненных в довоенные годы под руководством И. В. Курчатова: тогда были получены ценные научные результаты, сделаны открытия, освоены экспериментальные методы нейтронной физики и, что, пожалуй, самое важное, воспитаны кадры специалистов, готовых решать самые сложные проблемы ядерной науки и техники. Как оценить „экономический эффект“ довоенных физтеховских ядерных работ? Выиграны многие годы, требовавшиеся для освоения Советским Союзом ядерной энергии, создания ядерного щита для социалистических стран. Как ни спешить, физиков — специалистов по атомному ядру не воспитаешь на краткосрочных годичных курсах. На отбор способных, талантливых людей, которые бы смогли взять на себя научное руководство советским атомным проектом, на приобретение ими экспериментальных навыков в новой научной области потребовалось бы время, много времени, годы».

К началу 1940-х годов открытия в физике атомного ядра привлекли к себе внимание не только научного сообщества, но и широкой общественности разных стран. А. Ф. Иоффе писал: «В феврале 1939 г. в неожиданной форме возродилась проблема использования внутриядерной энергии, до тех пор не переступавшая рамок фантастических романов»^[237]. В следующем году в статье в газете «Правда» он отметил: «Проблемой урана упорно занимаются и в США, и в Германии, и у нас в Советском Союзе… началась работа, которая, быть может, изменит лицо современной техники»^[238].

Но с середины 1939 года откровений в научном мире стало значительно меньше, как и публикаций о работах по делению ядер урана и тория из США и Англии. С 1940 года они практически исчезли. Всё косвенно подтверждало, что они продолжаются, но в условиях секретности. Прекращение публикаций обсуждалось тем интенсивнее, чем увеличивался срок отсутствия их в печати. Советские ученые-специалисты догадывались, почему молчат зарубежные физики-ядерщики, и реагировали на это молчание. Так, академик Н. Н. Семенов написал в Наркомат тяжелого машиностроения письмо^[239], указав на возможность создания оружия фантастической силы. Заявка В. А. Маслова и В. С. Шпинеля на изобретение «Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества», направленная в Бюро изобретений НКО СССР 17 октября 1940 года, содержала подробное описание устройства атомной бомбы, физики взрыва бомбы и страшных последствий ее применения^[240]. Получив отрицательное заключение В. Г. Хлопина на свою заявку, авторы направили письмо о необходимости форсировать работы по практическому использованию энергии урана наркому обороны СССР С. К. Тимошенко^[241]. Но нарком был озабочен сугубо военными вопросами — шла война с Финляндией. Авторы никакой реакции на свое обращение не получили.

Сотрудники Института химической физики Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович опубликовали три статьи по проблеме цепных ядерных реакций^[242], открывавшие новый этап в понимании природы процесса. На эти статьи Курчатов ссылался в докладе на Всесоюзном ядерном совещании в ноябре 1940 года^[243].

С началом Второй мировой войны ученые в СССР и за рубежом стали высказывать опасения как публично на конференциях, так и в обращениях к своим правительствам, что фашисты могут создать новое оружие — «атомную взрывчатку»^[244]. Обращение А. Эйнштейна к президенту США Ф. Рузвельту способствовало принятию в декабре 1941 года первого решения американского правительства о производстве атомной бомбы^[245]. Естественно, об этом решении тогда не могли знать советские физики, но создание урановой бомбы из чистого урана-235, отделенного от изотопа 238, все еще представлялось столь сложной задачей, что выглядело фантастичным.

26 февраля 1940 года Курчатов, как член Комиссии по атомному ядру, выступил на сессии Отделения физико-математических наук (ОФМН) Академии наук СССР с докладом «О проблеме урана». На вопрос о практических перспективах разделения изотопов урана с целью получения в больших количествах урана-235 Курчатов уверенно ответил, что задача эта чрезвычайно трудна, но выполнима. Возможность осуществления цепной ядерной реакции он оценил положительно. Но «серьезная постановка этой проблемы, — заявил ученый, — требует соответствующей обстановки и выделения больших средств»^[246].

В 1940 году уже наступило ясное понимание, что общество стоит на пороге научно-технической революции. Выступления в печати, обращения в АН СССР и в правительство ведущих ученых нашей страны наглядно иллюстрируют и подтверждают это. 12 июля 1940 года академики Вернадский и Хлопин предложили Президиуму Академии наук срочно организовать в стране работы по использованию внутриатомной энергии актиноурана, подробно изложив свое видение решения вопроса^[247]. В июле Вернадский, Ферсман и Хлопин писали в правительство: «Работы по физике атомного ядра привели в самое последнее время к открытию деления атомов элемента урана под действием нейтронов, при котором освобождается огромное количество внутриатомной энергии, выделяющейся при радиоактивном распаде. Эти работы ставят на очередь вопрос о возможности технического использования внутриатомной энергии. Конечно, на этом пути стоит еще ряд больших трудностей и потребуется проведение большой научно-исследовательской работы, однако, как нам кажется, трудности эти не носят принципиального характера. Нетрудно видеть, что если вопрос о техническом использовании энергии будет решен в положительном смысле, то это должно в корне изменить всю прикладную энергетику»^[248]. Авторы обращали внимание на необходимость принятия мер, не позволяющих стране отстать в решении этого вопроса. В их записке в Совнарком от 12 июля 1940 года назывался ряд конкретных предложений: срочно разработать методы разделения изотопов урана и создания соответствующих установок, ускорить начатые в 1939 году работы по сооружению сверхмощного циклотрона в ЛФТИ АН СССР, создать государственный фонд урана^[249].

Учитывая, что новое дело требует срочного решения и больших расходов, В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман и В. Г. Хлопин в тот же день направили письмо заместителю председателя СНК СССР Н. А. Булганину^[250], указав на то, что в США и Германии соответствующие работы ведутся в экстраординарном порядке, на них ассигнуются крупные средства. На основании письма в Совнарком от 12 июля 1940 года Президиум Академии наук СССР подготовил проект докладной записки Н. А. Булганину за подписью академика А. Е. Ферсмана «Об изучении и возможном использовании внутриатомной энергии». 5 сентября 1940 года один из двух вариантов проекта был отправлен в Управление кадров ЦК ВКП(б)^[251].

В обращении в Совнарком Вернадский и Хлопин повторили все конкретные предложения, которые они изложили Президиуму Академии наук^[252]. Решение правительства от 28 января 1939 года сосредоточить работу по исследованию атомного ядра в Академии наук СССР, выделить для этого необходимые средства^[253] и передать ЛФТИ из Наркомсредмаша в Академию наук имело принципиальное значение для дальнейшего развития работ по атомной проблематике в стране^[254]. Но теперь для постановки широкомасштабных исследований и экспериментов требовались дополнительные срочные меры и сверхплановые средства. В последние полгода этого добивались A. Ф. Иоффе и И. В. Курчатов в рамках комиссии по урану, созданной при Президиуме Академии наук.