Тщательная конструкторская и экспериментальная отработка атомной установки до степени достижения минимальных весов и габаритов обеспечила возможность создания ЛАЛ на базе наземного, хорошо проверенного при испытаниях атомного оружия самолета Ту-95. Все исследования на реакторной установке ЛАЛ и наземном прототипе велись несколько лет.

В итоге многочисленных проработок был выбран оптимальный вариант с раздельной слоистой защитой вокруг реактора весом ~15 тонн и в виде теневого экрана на кабине пилотов весом ~ 9 тонн. Предусмотрели возможность наземного обслуживания самолета без удаления реактора.

Первые полеты ЛАЛ состоялись в 1961 году. Их предваряла программа исследований с использованием наземного аналога с такой же ядерной установкой. Ее начали выполнять с лета 1960 года после проведенного в конце 1959 года под руководством А. П. Александрова физического пуска реактора. В итоге выполненных с помощью ЛАЛ работ были получены важные результаты: создан и эксплуатационно проверен первый в СССР самолет с реактором на борту; изучено рассеяние нейтронов и γ-лучей в атмосфере конструкцией самолета и землей, влияние высоты, плотности воздуха и облачности; получено угловое и спектральное распределение потоков нейтронов и γ-лучей, что было важно знать для расчетов по защите летательных аппаратов с ядерными установками, для их аэродромного обслуживания; накоплен опыт по эксплуатации самолета с ядерным реактором; получены данные по влиянию излучения на работу специальных и самолетных систем на радиосвязь; накоплен опыт по радиационной защите авиационных установок с ядерным реактором; получен опыт работы с ядерным реактором в аэродромных условиях, что должно способствовать более непредвзятому реалистическому отношению к проблеме использования ядерной энергии в авиации и космонавтике.

В сущности, была создана станция для проведения работ, связанных с ядерными источниками, непосредственно в частях, эксплуатирующих авиацию, и это, как показал опыт, не привело к каким-либо нарушениям нормального функционирования аэродромных служб. В целом, оценивая опыт работ, связанных с первой в нашей стране авиационной системой с ядерным реактором, следует сказать, что создание и эксплуатация наземной и летной ядерной системы как лабораторного комплекса позволили получить опыт и ценные экспериментальные данные, важные для разработки радиационной защиты различных летательных аппаратов с ядерными установками, оценить реальную степень возможной радиационной опасности и решить ряд вопросов, связанных с условиями эксплуатации установок подобного типа^[796].

В создании ЛАЛ, наземного стенда и проведении исследований из сотрудников Института атомной энергии следует в первую очередь назвать В. И. Меркина, Н. Н. Пономарева-Степного, П. П. Моисеенко, Н. Е. Кухаркина, В. Г. Мадеева, Е. Н. Королева, А. В. Хрулева, А. А. Пяткина, В. Н. Гребенника, В. Ф. Соленкова, В. М. Мордашева, ставших выдающимися учеными, и ряд других сотрудников института. А также военных инженеров ВВС, работников авиапрома, медиков, прибористов различных организаций страны: ГК НИИ ВВС, конструкторских бюро А. П. Туполева, Н. Д. Кузнецова, А. С. Абрамова, Гипроавиапрома, Института биофизики, СНИИПа, ЛИИ им. Громова, Института авиационной медицины и др.

Отечественные исследования и разработки показали, что атомный самолет осуществим, он обладает практически неограниченной дальностью и временем полета. Молодые ученики Курчатова и Александрова шутили, что Земля для него мала. Но и американцы, и мы прекратили эти работы, поскольку не нашли путей решения проблем безопасности таких самолетов при падении и тяжелых авариях^[797]. Предчувствуя это, Игорь Васильевич серьезно задумался об использовании атомной энергии в космосе — создании ядерных ракетных двигателей и бортовых ядерно-энергетических установок.

О работах по созданию ядерных ракетных двигателей, начатых Курчатовым и продолженных Александровым, осталась память в фотособрании Мемориального дома-музея Курчатова — ценные исторические фотоснимки. На одном из них Курчатов, Королев, Келдыш — три титана, три богатыря, наши великие победители-первопроходцы.

В 1951 году по предложению Курчатова начались исследования по проблеме управляемого термоядерного синтеза (УТС). Он добился, чтобы в число важнейших научных направлений ЛИПАН постановлением правительства от 5 мая была включена термоядерная программа^[798]. Так родилась проблема магнитно-термоядерного реактора (МТР). О событиях, предшествовавших принятию этого постановления, автору рассказал в 1984 году И. Н. Головин:

«Во второй половине октября 1950 года мне по телефону позвонил Николай Иванович Павлов. Я только-только начал работать как заместитель Игоря Васильевича, он меня знал хорошо, здесь в лаборатории мы с ним встречались многократно. „Ты, Игорь Николаевич, приходи ко мне. Вот назначаю тебе дату 22 октября. У меня будет твой учитель и Андрей“. Я говорю: „Какой Андрей?“ — „Ты что, Сахарова не знаешь? Ха, — говорит, — познакомлю тебя, это наш парень! Узнаешь, что он делает, расскажет, что придумал“. Ну я пришел туда. В Первое главное управление, в кабинет Павлова. Там уже они оба были — Тамм и Сахаров. Так мы познакомились много лет тому назад. А Сахарова я видел впервые. И Сахаров тут изложил свою идею бублика с током в плазме. Рассказал основные соображения по дрейфу, по компенсации дрейфа этим током, который течет по плазме. Но это было еще единственное знание реактора на D-D реакцию, и думали, что он понадобится для водородной бомбы, ибо в реакции дейтерий-дейтерий образуется тритий. Что это будет средство получения трития, нужного для водородной бомбы.

Игорь Васильевич в это время был в командировке, а когда он через недельку приехал, я ему про это рассказал. А он весьма, так сказать, прислушался к этому и… немедленно созвонился и вызвал к себе обоих (Тамма и Сахарова. — Р. К.). Они ему рассказали про это дело. Тогда Игорь Васильевич, как всегда, говорит: „Давай писдокументы^[799]. Что у вас написано по этому поводу?“ По этому поводу в то время в ФИАНе, в теоретическом отделе, у Тамма Виталием Лазаревичем Гинзбургом был написан уже некоторый отчет по ионизации плазмы, диффузии. Этот отчет и второй отчет, который Гинзбург дал, Игорь Васильевич в ноябре месяце проштудировал, вызывая по очереди А. Б. Мигдала, А. Будкера, В. М. Галицкого, Н. Н. Боголюбова, А. Д. Сахарова опять же. Всех этих теоретиков он вызвал к себе в течение ноября 1950 года.

К концу декабря [был] уже весьма воодушевленный, что открывается возможность не только сделать взрывную реакцию, не только оружие, но и управляемую термоядерную реакцию, которая может служить для энергетики, для мира. И тогда он задумал то, о чем в моей книжке об Игоре Васильевиче написано, что в новогоднюю ночь, когда мы с ним задержались, он говорит, прохаживаясь по кабинету и размышляя о том, что надо сделать: „Давай начнем Новый год не с оружия, а с МТР (как тогда уже Тамм предложил назвать магнитный термоядерный реактор МТР), начнем с этого. Это дело серьезное, надо развивать. Но чтобы развивать, нужна поддержка. Обратимся в правительство. Надо собраться и посовещаться с нашими наиболее авторитетными людьми. Вот давай такое совещание. Вот с этого начнем Новый год“.

Состоялось наше заседание в январе 1951 года. После этого заседания решили готовить проект постановления правительства. И засели. Кто засел — Явлинский, Головин, Андрианов, Лукьянов, Осовец. Вот в таком составе. А Игорь Васильевич тогда правил, а мы тем временем писали постановление правительства. Тогда уже поняли, что-то никак с энергетикой не выходит, и задумали, что нам нужны конденсаторы, магнитные накопители (тогда сверхпроводящие не существовали).