СССР, как известно, был вынужден с началом Великой Отечественной войны полностью прервать все работы по дорогостоящей атомной тематике, в то время как его союзники — США и Великобритания — расширяли ядерные исследования, тщательно засекретив любые сведения об этом. К началу войны взгляды политического и военного руководства СССР, США, Великобритании на перспективы ядерных исследований находились примерно на одинаковом уровне: дело это с научной точки зрения интересное, но его практическое осуществление потребует многих лет и огромных затрат при неясном окончательном результате. Характерно в этом отношении мнение У. Черчилля, высказанное им 5 августа 1939 года в письме министру авиации Англии: «Это открытие, каковы бы ни были его научный интерес и дальнейшее возможное практическое значение, не угрожает привести в ближайшие годы к результатам, которые можно было бы использовать в широком масштабе… можно предполагать, что при обострении международного напряжения будут намеренно распускаться слухи о применении этого процесса для создания какого-то нового страшного секретного взрывчатого вещества, способного снести Лондон с лица земли»^[379].

Однако в последующие два года английские ученые сделали ряд принципиально важных открытий, изменивших представление руководства страны о перспективах атомных исследований. В сентябре 1941 года они представили правительству обстоятельный доклад о практической возможности создания атомной бомбы в течение двух лет. Комитет начальников штабов рекомендовал правительству Великобритании немедленно приступить к созданию атомной бомбы, с тем чтобы опередить Германию, уже развернувшую подобные работы. 25 сентября 1941 года кабинет Черчилля, учитывая предложения ученых и военных, принял основные направления первой в мире атомной программы. К ее реализации было решено привлечь ряд университетов и крупных индустриальных концернов страны.

В ходе войны Англия и США объединились в деле создания атомного оружия, Германия же приостановила работы в этом направлении. Черчилль так писал об этом: «Немцы фактически отказались от попыток создать атомную бомбу… в тот самый момент, когда президент Рузвельт и я принимали решения и заключали памятные соглашения о массовом производстве атомных бомб»^[380]. Таким образом, США и Великобритания приобрели монополию в создании атомного оружия со всеми вытекающими возможными последствиями. Черчилль при этом полагал, что Сталин до конца войны был в полном неведении о работах по созданию атомного оружия в других странах. «Совершенно очевидно, — пишет английский политик, — что в его тяжелых трудах и заботах атомной бомбе не было места»^[381]. Это утверждение отчасти верно лишь в последней своей строке. Сталин действительно на первых порах мало занимался лично этой проблемой, возложив ответственность за нее сначала на В. М. Молотова, а затем на Л. П. Берию, но постоянно контролировал ее.

Наблюдая за Сталиным в момент, когда 24 июня 1945 года в Потсдаме Трумэн сообщал ему о взрыве в США сверхмощной бомбы, Черчилль отметил: «На его лице сохранилось веселое и благодушное выражение… я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлен о том огромном процессе научных исследований, которыми в течение столь длительного времени были заняты США и Англия…»^[382]

Но Черчилль ошибался. Сталин и уполномоченные им лица из числа высшего руководства страны на протяжении всей Великой Отечественной войны были в достаточной степени информированы о ведущихся в других странах работах по созданию атомного оружия. Ценные сведения по этому вопросу сообщил Леонид Романович Квасников, исполнявший в начале 1940-х годов обязанности начальника советской научно-технической разведки, а затем резидента нашей разведки в США. Именно он руководил работой по добыванию и передаче в Москву секретной информации по американским атомным разработкам^[383]. Из его рассказов следует, что уже 25 сентября 1941 года, в день принятия правительством Великобритании решения по атомной проблеме, информация об этом лежала у него на столе в рабочем кабинете. Это были первые полученные разведкой достоверные материалы о том, что идея создания атомного оружия приобрела в Англии в 1941 году вполне определенные очертания.

Берия, как свидетельствует Квасников, настороженно отнесся к данным разведки, усмотрев в них опасность дезинформации, имеющей целью отвлечь значительные материальные и людские ресурсы СССР от нужд фронта, а также вызвать у советского руководства недоверие к Англии как к союзнику. Берия, как и двумя годами ранее Черчилль, не исключал возможного распространения ложных сведений о готовящемся в других странах «сверхоружии». Но сотрудник отдела научно-технической разведки Барковский подчеркивал, что и его начальник Квасников, и он не сомневались в достоверности полученной информации. Поступала она «лично от исследователей и разработчиков атомной бомбы, т. е. лиц проверенных, точно осведомленных о реальном состоянии и путях решения связанных с этим проблем. Кроме того, дезинформация обычно предназначается для организаций или лиц, чья деятельность известна, и ей надо помешать. В данном же случае дезинформировать было просто некого, ибо спецслужбы США и Англии не знали ни наших источников информации, ни того, велись ли у нас и где именно работы по созданию атомной бомбы»^[384].

В конце 1941 года сведения стали поступать и из другого источника — через советское посольство в Лондоне. Английский ученый Клаус Фукс предупреждал СССР, что работы по созданию атомной бомбы ведутся уже не только в Англии, но и в Соединенных Штатах, и, весьма вероятно, и в Германии^[385].

Берия не решился больше скрывать накопившуюся у него информацию. В марте 1942 года он подписал подготовленное научно-технической разведкой сообщение о реальности создания атомного оружия председателю ГКО Сталину и впервые доложил имеющиеся сведения, рекомендуя предпринять надлежащие шаги для их оценки^[386]. При этом Берия рекомендовал создать авторитетный научно-консультативный орган при ГКО для координации исследований ученых по «урановой» проблеме. Он также предложил ознакомить видных специалистов с материалами разведки для их оценки и использования соответствующим образом^[387]. Консультативный орган, мысль о создании которого высказал Берия, в то время не был образован. Однако правительство советовалось с учеными относительно реальной возможности появления атомного оружия.

В апреле 1942 года в научно-технический совет ГКО от участника партизанского движения полковника И. Г. Старинова поступила записная книжка, изъятая у убитого немецкого офицера. В книжке содержались список материалов, необходимых для создания атомной бомбы, и вычисления по выходу энергии, высвобождаемой при критической массе урана-235^[388], из чего следовало, что в Германии, возможно, ведутся работы над атомным оружием.

Перевод записей послали физику А. И. Лейпунскому и эксперту по взрывчатым веществам генералу Г. И. Покровскому с запросом: не думают ли они, что Советский Союз должен начать работу по созданию атомной бомбы? Оба ответили, что этого не нужно делать, ибо страна находится в невероятно трудном положении и было бы ошибкой расходовать огромные средства на то, что даст результаты лишь через десять, а скорее — 15–20 лет^[389]. В мае 1942 года правительство поручило АН СССР выяснить, что в этой области делается за границей и какие исследования ведутся у нас^[390]. Специалисты доложили, что в Германии и США работают над созданием атомного оружия, при этом в США — с чрезвычайной секретностью^[391]. Академик В. Г. Хлопин осторожно заметил, что лучшим доказательством работ является сама завеса секретности.