«Хм, может, это потому что я использовал Ци Древней Техники Усиления в качестве катализатора?» вспоминал Цин Шуй, как использовал Ци во время ковки и закалки сапог. Постепенно Цин Шуй приноровился к увеличивающейся скорости и понимал, что это имеет непосредственное отношение к энергии Ци Древней Техники Усиления. Управляя потоком энергии, Цин Шуй добился того, что сапоги все время меняли свой эффект, то усиливаясь, то ослабляясь. В-общем они стоили затраченных усилий.

Привыкнув к сапогам, Цин Шуй снял их и засобирался на выход. Покинув Сферу Вечного Фиолетового Нефрита, Цин Шуй решил заняться укреплением своего духа. Он не хотел копить ненависть в сердце, однако его ждало так много опасностей. Его ждала мать, Город Ян напоминал о себе вспышками в памяти, богоподобная богиня в Секте Небесного Меча тоже скучала по нему, ему еще предстояло увеличить жизнь Луань Луань, и потом он не забыл об инциденте на Гряде Короля-Льва.

Все оставшееся утро Цин Шуй усердно трудился в кузнице. Посетители приходили и уходили, однако ему не удалось ничего продать или обменять, никаких хороших металлов и драгоценных камней так никто и не принес.

К полудню Цин Шуй закрыл двери кузницы и направился в резиденцию Цанхай. Он старался избегать лишнего внимания, но и не прятался, давая понять Секте Бессмертного Меча, что убегать он никуда не собирается. Он помнил, что Цанхай говорил, что их недруги были не готовы к наступлению, хотя они по-прежнему контролировали ситуацию. По идее можно было и убежать, но Цин Шую и в голову не приходило бросить пару Цанхай на произвол судьбы и принести их в жертву. Да и Цанхай Минъюэ не оставит своих родителей, она предпочтет погибнуть в бою.

В задумчивости он добрался до ворот резиденции. Войдя, он увидел Цанхай Минъюэ у небольшого пруда. Он вдруг увидел, как она худа, как она одинока. В прошлом он бы и не подумал, что эта величественная красавица на Златокрылом Громоподобном Кондоре может быть такой грустной и одинокой. Она была как яркая луна в ночном небе. Ему вдруг стало так грустно.

Цанхай Минъюэ беспокоилась из-за того, что не знала, что их ждет в будущем. Она боялась, что случится самое страшное, и не знала, как ей поступить в случае беды.

Цин Шуй медленно подошел и встал рядом с ней. Повернув голову, он еще раз посмотрел на ее прекрасное лицо. Стройная белая шея, прозрачные ушные раковины, светящаяся кожа казались такими хрупкими, что дотронься он до них — они сразу сломаются. Ее уникальная внешности делала ее похожей на картину, недоступную, как луна в небе.

«Не надо волноваться. Надо подумать, как избежать столкновений. А может быть, все вовсе и не так, как кажется», вкрадчиво сказал Цин Шуй.

«Я вдруг оказалась в таком замешательстве. Мне очень страшно, я не знаю, что мне следует сделать», также тихо ответила Цанхай Минъюэ. Какой бы гордой и идеальной она ни была, она была просто женщина, которая вдруг оказалась перед лицом неприятностей. Она просто растерялась и не могла успокоиться.

«У вас есть я, мы сможем что-нибудь придумать все вместе. Нет ничего невозможного, если очень хочется. Пока мы прикладываем усилия, нет ничего, что нам было бы не по силам». Цин Шуй хотел поддержать ее и подбодрить. Если бы он тоже ударился в отчаяние, она бы чувствовала еще большее отчаяние и беспомощность. Цин Шуй знал, что их шансы повернуть ситуацию в свою пользу ничто малы, однако какой смысл был топить себя в отчаянии. Как мужчина он должен быть стойким и непоколебимым, даже если тело его не широко, сердце его — огромно.

«Нет ничего невозможного, если очень хочется», тихо повторила за ним Цанхай Минъюэ. Ее черные глубокие глаза смотрели на Цин Шуя, бледнота отступала с ее лица.

«Почему ты решил зайти в гости сегодня?» удивилась Цанхай Минъюэ, что Цин Шуй сам вдруг заявился в резиденцию.

«Просто я беспокоюсь о тебе, чего непонятного? Ты мне покоя не даешь. Вода в озере может быть очень чистой, однако если топиться в нем, то получается очень мучительно….»

«Просто я беспокоюсь о тебе, чего непонятного? Ты мне покоя не даешь. Вода в озере может быть очень чистой, однако если топиться в нем, то получается очень мучительно….»

«Пффффффффффффффф».

Увидев улыбку на лице богини, Цин Шуй замер, он и не ожидал, что когда-нибудь еще ему выпадет возможность полюбоваться ее улыбкой. Она была прекраснее самых красивых вещей на свете. Ее смех был уникальным, не таким, как голос Хоюнь Лю-Ли соблазнительным с хрипотцой, и не таким высокомерным, как у Ие Цзянъэ. Ее голос был чем-то между, с нотками уникального магнетизма. Отведя от него взгляд, Цанхай Минъюэ сказала кокетливо: «Только и умеешь, что всякую чушь пороть».

Цин Шуй был вне себя от радости. Наконец-то ее эмоции расслабились, постоянное беспокойство было не только бесполезным, но и опасным для здоровья. Она вышла к озеру только для того, чтобы не беспокоить своим настроением родителей.

«Пойдем, пора обедать. А то они пойдут нас искать», тихо сказала она и посмотрела на Цин Шуя, который не мог отвести от красавицы радостных глаз. Ей нравилась его улыбка. Она была так похожа на улыбку ее отца.

Супруги Цанхай, увидев их дочь вдвоем с Цин Шуем, тоже обрадовались, что их взаимоотношения снова обрели гармонию. Хоюнь Лю-Ли и вовсе всегда была рада видеть Цин Шуя. Цанхай видел в Цин Шуе тень себя молодого, хотя он понимал, что Цин Шуй обладал более выдающимися способностями. Что важнее всего, он был умен и проворен, мог видеть вещи насквозь, не как большинство людей его возраста. А имея дело с проблемой, он оставался спокойным, следя за каждым своим движением. Он был очень загадочным. Цанхай бы хотел увидеть, как высоко вскарабкается этот парнишка в будущем.

«Старейший, я бы хотел переехать к вам обратно», сказал Цин Шуй по окончании обеда. Все удивленно посмотрели на него.

«Этот дом — твой дом, делай что хочешь. Мы очень надеемся, что ты поживешь еще здесь», с улыбкой сказала Цанхай Минъюэ. Ее доброжелательный тон и теплые слова привели Цин Шуя в полный восторг. После того, как он отошел от первоначального шока, конечно!

«Никто не трогал твою комнату. Пойдем, мы поможем тебе застелить постель!» Цанхай Минъюэ потянула Хоюнь Лю-Ли за рукав.

Цин Шуй последовал за девушками, все недоумевая, что повлияло на такие изменения в поведении Минъюэ. Однако его ожидал холодный душ: «Не разбегайся там особо в своих мечтах. Я просто выражаю благодарность за поддержку».

Цин Шуй рассмеялся, его ясные глаза смотрели на Цанхай Минъюэ, не моргая, заставляя ее еще больше смутиться. Сказав свои слова, она быстро отвернулась и заспешила вперед. Она понимала, что эти невинные прекрасные глаза станут когда-то ей возмездием. Она уже сожалела о сказанном, потому что чувствовала, будто предает себя и неуклюже отрицает то, что на самом деле происходит в ее душе.

Тут Цин Шуй и вовсе расхохотался раскатисто, так, что Цанхай Минъюэ опять пала духом.

Комната Цин Шуя была чистой, без единой пылинки. Девушки прошли в спальню и поменяли постель. Глядя на их склонившиеся прекрасные фигуры, Цин Шуй чувствовал довольство собой и, конечно же, пошлые мысли опять заполнили его голову. Когда он сможет, наконец, остепениться и построить уютное гнездышко с прекрасной женщиной? В будущем они бы завели детей, было бы настоящим благословением баловать и играться со своими карапузами. Тут он вспомнил о своей помолвке с Ши Цинчжуан. Если бы они поженились, нашли теплое местечко, родили бы ребенка, разве не прекрасно было бы жить им втроем? А может и еще ребятишек завели бы… Однако вскоре в его памяти всплыло испуганное выражение лица его матери. Чувство беспомощности мучило его. Быть разлученной с собственной кровью и плотью было настоящей агонией. Потом ему вспомнилась упрямица на улице Города Ян. Та девушка, до боли похожая на его мать. Он видел ее собственными глазами, слышал ее голос, он бы уверен, что это она, но ничего пока не мог поделать.