– Сваргова погибель! Ну, вот при чём здесь его шалопай?! Да любой отец поступил бы так же! Вечно ты к нему цепляешься… Мустин умело руководит… моим государством, и, несмотря на все чудачества покойного Палия, оно процветает! И будет… процветать.

Мирцея посмотрела на мужа как на недоумка, который рискнул выдвинуть научную теорию.

– Согласна. Процветает… сам Мустин Беркост! Да раскрой же глаза! Таких убогих праздников и церемоний, как в последние несколько лет, я не припомню даже в те годы, когда вы воевали с пиратами Солонии! И когда невиданно холодное лето оставило без урожая всю Нумерию! И когда наводнение смыло половину городов по берегам Вананги и страну заполонил голодный и нищий сброд! А он отстроил себе новый дом – неприступную крепость, которая легко выдержит любую осаду твоего, кстати, голодающего войска!

Оставив в покое штаны, и так не собиравшиеся падать с его объёмистого брюха, Рубелий подскочил к окну и уставился на свинцовую, сливающуюся с таким же небом гладь залива. От недавнего удовольствия не осталось и следа. Как бы ему ни хотелось в это верить, в словах жены правда была. Он и сам многое видел, но за спиной брата не собирался ничего предпринимать. Вот когда он станет Повелителем…

Рубелий молчал долго. Мирцея тоже замолчала, давая мужу возможность додумать возникшие мысли, которые тягуче-медленно ползли в его голове, заполняя все имевшиеся там закоулки.

Но даже если жена и сто раз права и Мустин Беркост в связке с Грасарием становился крайне опасным, сделать его сейчас своим прямым противником было в высшей степени безрассудно. Нет уж! Вот чего-чего, а осторожности у него, Рубелия Корстака, было предостаточно!

Решив для себя, что Главным сигурном при нынешнем раскладе разумнее все-таки оставить Беркоста, Рубелий повернулся к жене:

– Змей он, конечно, и ещё какой! Но… пока он мне нужен, дорогая. Мустин слишком силён, чтобы сейчас делать из него врага.

Лицо Мирцеи оставалось бесстрастным. Она и не думала, что Рубелий так сразу решится избавиться от Беркоста.

– Он будет оставаться сильным, пока ты будешь от него зависеть. Пойми это наконец! Необходим преданный тебе, и только тебе Главный сигурн, который не станет прислушиваться к чужому мнению и будет достаточно богат, чтобы не лазить в твой карман, как последний воришка.

Рубелий удивлённо уставился на жену:

– И ты даже знаешь, кто это?

Мирцея склонила голову, всё ещё раздумывая, стоит ли произносить сейчас имя любовника, но, видя, что Рубелий заинтересованно ждёт, рискнула и как можно небрежней произнесла:

– Ну-у, если делать ставку на молодых, вполне мог бы подойти Галиган Освел…

Буря разразилась немедленно. Рубелий начал дико орать и метаться по комнате, круша оставшуюся мебель. Одновременно он поливал жену такими отборными ругательствами, какие сделали бы честь любому портовому грузчику. Ошарашенная Мирцея, узнавшая о себе за несколько минут много нового и интересного, даже не пыталась вставить слово в этот неиссякаемый поток.

Одно стало совершенно ясно – недалёкий муж неизвестно откуда, но знал о её отношениях с Галиганом всё. Ну, или почти всё. И ему хватило терпения скрывать это, несмотря на бурливший в его душе гнев, – помощь и советы Мирцеи были несравнимо важнее пикантного семейного скандала. Да и выставленные на всеобщее обозрение рога если и не помешали бы натянуть корону на голову, то смотрелись бы весьма комично. Великое наследие Корстаков, будь оно трижды неладно!

Мирцея, слушая обвинительную речь, ругала себя не менее крепкими словами. Она, провернувшая за свою жизнь столько мелких и крупных делишек, затеявшая не одну интригу, следившая за всеми и каждым в этом дворце, попалась сама, как последняя прачка, решившая согрешить с весёлым матросиком прямо за углом кабака. Ей стало крайне интересно, кто же тот доброжелатель, выследивший Галигана, тайком приходившего в её спальню, и сообщивший Рубелию об этом. На сегодняшний день ответ на этот вопрос был крайне важен, от него теперь могла зависеть её жизнь.

Резко поднявшись с дивана, Мирцея встала перед разъярённым мужем и тихо произнесла:

– Не знаю, кто там тебе и что про меня наплёл, но всё это не более чем злобные наветы. Кто-то очень хочет нас рассорить и сделать тебя слабее и беззащитней. И я даже знаю кто! И ты ему поверил?!

Рубелий от такой наглости так и остался стоять с раскрытым ртом. Он с удовольствием поверил бы сейчас Мирцее, если б только сам, своими собственными глазами не видел, как этот жеребец Галиган забрался на его законную кобылу! Злость, долго сдерживаемая, выплеснулась вдруг наружу, и он, размахнувшись, хлестнул жену по лицу.

Не оглядываясь на упавшую женщину, Рубелий выскочил из комнаты. Постепенно остывая, он топал по коридору, направляясь к Главному сигурну – требовалось обговорить необходимые расходы на предстоящую церемонию. В душе завозился жирный червячок сомнения – не надо было ему бить Мирцею… Но он просто не смог сдержаться, вспомнив её страстные стоны… Хм-м, а сегодня эта дрянь ни звука не издала…

Стерев кровь, сочившуюся из разбитой губы, и потрогав языком зашатавшийся зуб, Мирцея с трудом доползла до дивана. Перед глазами мелькали яркие точки, в ушах неприятно звенело. Как же ей плохо… совсем плохо… Где-то она совершила непростительную ошибку, и муж впервые за все эти годы поднял на неё руку.

Но хуже было другое. Рубелий закусил удила, и теперь станет очень сложно, а скорее всего, вообще невозможно управлять им. И все её надежды, связанные с высоким положением, могут рухнуть, так и не став реальностью.

Сжав руками виски от всё нарастающей пульсирующей боли, Мирцея застонала. Она не может этого допустить! Ни за что! Слёзы хлынули из глаз, смешиваясь с кровью, но она не вытирала их. Прежняя её жизнь закончилась, а в нынешней места Рубелию Корстаку больше не было…

Лея шла по внутреннему коридору, сжимая в руках книгу. До поворота, за которым находилась дверь читальни, оставалось всего несколько метров, когда краем глаза она заметила какое-то движение в боковом коридоре.

Сердце ухнуло в пятки, и девушка уже собралась припустить со всех ног, когда негромкий голос произнёс:

– Госпоже не понравился букет? А дворцовый садовник уверял, что лилии вам нравятся. Мошенник, однако… Ну, да ладно, завтра я пришлю розы!

Узнав голос Хайрела, Лея резко обернулась и смерила его с головы до ног возмущённым взглядом. Молодой человек стоял, опершись спиной о стену, и небрежно поигрывал шнурком от своего пояса.

– Ваш следующий букет отправится за первым! И все остальные тоже! А ещё я бы попросила вас, господин Беркост, не утруждать себя мыслями о том, что мне нравится, а что – нет!

Хайрел оставил шнурок в покое и поднял на неё свои выразительные глаза:

– Вы не поверите, госпожа Лея, но мне весьма приятно утруждать себя мыслями о вас. И я готов день и ночь только этим и заниматься.

– И совершенно напрасно! – Лея несколько смутилась от этого спокойного, обволакивающего взгляда. – С чего вы вдруг решили, что мне нужны ваши подарки?

– Они вам, может быть, и не к чему, но я по-другому не могу. Просто мне хочется сделать для вас что-нибудь приятное, госпожа…

– Неужели? Почему это? – Лея с вызовом смотрела в красивое лицо с правильными чертами.

– Потому, что я люблю вас, госпожа Лея. – Его голос дрогнул.

Лея, уже собравшаяся бросить в лицо этому красавчику какую-нибудь колкость, так и застыла с открытым ртом.

– Что вы… меня…?

– Люблю, Лея. Давно…

Девушка закусила губу, чувствуя, как жар заливает её лицо. Она была оглушена этим первым в её жизни признанием. Дартон не смел говорить такие слова, зная, что никогда не сможет изменить своему долгу. И Лея совсем растерялась. Опустив глаза, она брякнула первое, что пришло ей в голову:

– Вы всем женщинам это говорите, господин Беркост? И как вам только разрешает такое ваша невеста Бедитта! Интересно, а ей вы тоже говорили, что любите её?