— Ты не можешь просто взять и отнять у постороннего человека его жизнь. Или ты полагаешь, что он приехал из самой Новой Зеландии только для того, чтобы остаться здесь и занять мое место?

 — Он сам вызвался.

 — Ничего подобного. Ты его заставил.

 Отец с недоумением взглянул на меня:

 — Но ведь он согласился. Будь у него что-либо другое на уме, я уверен, он сказал бы нам об этом. Он – славный молодой человек.

 — Но он только что вернулся домой. У него должна быть веская причина для этого, и она не может заключаться в том, чтобы остаться здесь, с нами, и писать книги об изготовлении цветов из воска.

 — Не припоминаю, чтобы я просил его об этом.

 — Если этого не сделает он, тогда этим придется заняться тебе. Я уже подписала контракт, и нам даже выплатили аванс. – Мне не хотелось заводить разговор на эту тему, учитывая темные круги у отца под глазами, но я должна была заставить его понять, что у подобного поспешного и непродуманного решения обязательно будут серьезные последствия.

 — Пожалуй, мне стоит написать им и вернуть деньги.

 — Мы их уже потратили.

 Он вздохнул и принялся жевать ус:

 — Восковые цветы? Не понимаю, почему…

 — Написать об этом книгу наверняка не так уже трудно. Если это могу сделать я, то любой справится с подобной задачей. Ты ведь это имел в виду?

 — Шарлотта, за последние годы ты очень много для меня сделала. Я всего лишь хочу избавить тебя от…

 — Давай поставим на этом точку. Покойной ночи.

 — Шарлотта, я вовсе не хотел…

 Я не расслышала, чего именно он не хотел, поскольку уже поднималась по лестнице.

 Я пообещала себе, что не сдамся так легко, и попыталась переубедить отца на следующее утро во время нашей очередной прогулки. По заведенному обычаю мы выходили из дома и успевали пройти некоторое расстояние по дороге еще до того, как церковные колокола отбивали шесть часов. Мы не видели смысла упускать возможность собрать достойную коллекцию растений прежде, чем взошедшее солнце высушит росу.

 Свернув с ухабистой дороги на проселочную стежку, изрезанную колеями, мы пересекли поле и углубились в лес. Я отвела в сторону ветку, чтобы отец мог беспрепятственно пройти мимо, и предупредила о глубокой луже впереди. В этом году ревматизм донимал отца сильнее обычного.

 Правда, меня бы это не сильно обеспокоило, но сейчас к нам из Лондона нагрянули охотники и ловчие, изрядно испортив ландшафт.

 Мы вышли из леса на луг, и я заприметила кипрей узколистный, винного цвета стебель которого и пурпурный колос соцветий был сломан проскакавшей мимо лошадью. Склонившись над цветком, я подперла его двумя прутиками.

 — И все-таки я считаю неправильным допускать к нашей работе абсолютно чужого человека, а меня выставлять в обществе, подобно распустившемуся цветку, в надежде что кто-нибудь заинтересуется им и сорвет.

 — На мой взгляд, мы должны представить тебя девушкой, созревшей для того, чтобы выйти замуж.

 — У меня нет времени на замужество. А от богадельни нас отделяют всего пять фунтов! Разве что… ты нашел новых подписчиков для своих книг об орхидеях?

 Отец с преувеличенным вниманием принялся разглядывать набалдашник своей трости, и я поняла, что в этом вопросе он отнюдь не преуспел.

 — Ну что ж, по крайней мере, мне удалось заключить контракт на книгу о восковых цветах. А ты должен представить Обществу научную статью о лилиях, с помощью которой можно привлечь новых подписчиков на твои труды. Но тебе еще предстоит написать ее, а мне – закончить иллюстрации к ней.

 — Я попрошу мистера Тримбла написать эту статью. Не исключено, он сможет закончить и иллюстрации. А если он еще и напишет об изготовлении цветов из воска…

 — Написать книгу не так-то легко.

 — Поскольку никто из вас не представляет, как делать цветы из воска, то я не вижу особой разницы в том, кто будет писать ее – ты или он.

 — Но ведь нужно сделать еще так много, и…

 — Вот теперь он и займется всеми этими делами вместо тебя.

 — Но я помогала тебе на протяжении многих лет, а его ты встретил только что. Он даже не знает, как правильно надо засушивать образцы!

 — Он – славный молодой человек, и я уверен, что он научится.

 — Но ты же не можешь всерьез полагать, что он будет расшифровывать твои записи. – У отца был отвратительный почерк, но, кроме того, если мистер Тримбл все-таки возьмется за это, то вскоре узнает мою тайну.

 — Полагаю, мне придется делать это самому. А вот насколько трудно все остальное? Если ты могла заниматься всеми этими делами столько лет, то…

 От изумления у меня отвисла челюсть. Даже теперь, по прошествии восьми лет, если бы я не проявляла крайней осторожности и прилежания, то выстроенный мною окружающий мир неизбежно обрушился бы нам на головы.

 — Если ты действительно так полагаешь, то мне начинает казаться, будто ты готов с радостью избавиться от меня.

 Он получит по заслугам, если мистер Тримбл все испортит. Так ему и надо.

 — Адмирал говорит, что большинство девушек в твоем возрасте давно обручены, если уже не замужем. Честное слово, я как-то упустил из виду, что ты уже совсем взрослая. Не представляю… – Он тяжело вздохнул. – Мне следовало отпустить тебя много лет назад. – Он вперил в меня пронзительный взгляд. – И когда ты успела повзрослеть? И почему я не заметил этого раньше?

 Он многого не замечал после смерти матери, причем на протяжении долгого времени. Но какой смысл ворошить прошлое и унижать его напоминанием о перенесенных страданиях? Я отвела в сторону очередную ветку и помогла отцу перебраться через упавшее дерево.

 — Ты уверен, что готов предпочесть его мне?

 — Разумеется, уверен. Можешь считать себя свободной от любых обязательств. И не обращай на нас внимания.

 Не обращать внимания? Что ж, так тому и быть. Я оставлю их без присмотра на некоторое время. А потом, когда первый же счет останется неоплаченным, когда образцы, собранные его корреспондентами, перестанут приходить, когда ведро на лестнице переполнится, отцу не потребуется много времени, чтобы указать мистеру Тримблу на дверь и смиренно попросить меня вернуться.

 Мы нашли несколько хороших экземпляров зонтичной сныти обыкновенной[15] и ржавого тысячелистника и немного погодя, когда солнце уже взошло, а по дороге вовсю пылили повозки и тачки, направились обратно домой. Свернув на нашу тропинку, отец вдруг остановился и ткнул своей тростью куда-то вверх.

 — Как, по-твоему, что он там делает?

 — Где? – Проследив за направлением его палки, я с изумлением увидела мистера Тримбла, сидящего на коньке крыши. – Понятия не имею.

 Отец приложил ладонь ковшиком ко рту и окликнул молодого человека.

 Мистер Тримбл выпрямился и помахал нам рукой в ответ, но заговорил, лишь когда мы подошли поближе.

 — Полагаю, что обнаружил то место, где крыша протекает.

 — Вы обнаружили что? – Отец перевел взгляд на меня, недоуменно нахмурившись.

 — Место, где крыша протекает. Вода попадает вниз, на лестницу, где у нас сгнила ступенька.

 — Ах, вот оно что! В таком случае продолжайте. – Отец постучал ногами о стойку крыльца, оббивая грязь с башмаков, после чего прошел в дом.

 Сверху до меня донесся голос мистера Тримбла:

 — Мисс Уитерсби?

 Я вернулась во двор, чтобы лучше видеть его.

 — Вот вы где! Вы случайно не знаете, у вас есть в хозяйстве молоток? Вы не могли бы попросить мальчишку-слугу принести его?

 — У нас нет слуг. – У нас есть я.

 — Тогда, быть может, вы сами скажете, не найдется ли у вас молотка?

 — Понятия не имею.

 — Ваша крыша изрядно прогнила, хотя кто-то подставил ведра на чердаке в тех местах, где течет, по-видимому, сильнее всего.

 Это была я. И сделала это сразу же, как только мы переехали сюда. А дыра в крыше действительно была преогромной.