Середина 1800-х годов стала поворотным моментом в развитии ботаники. До той поры она оставалась главным образом сферой приложения сил исключительно женщин и клириков, которых интересовала классификация растений. Занятие это вполне одобрялось Церковью, поскольку проливало свет на Промысел Божий и укрепляло веру. Но профессиональные академики, для которых куда больший интерес представляло распределение растений, лишили их этого удовольствия.
Тот факт, что ботаника стала искать ответ на вопрос «почему» вместо простой констатации «что», вселял страх в сердца многих религиозных деятелей и рядовых верующих. Они полагали, что изучение распределения растений каким-то образом преуменьшает роль Господа в Его творении. Ученые, занимавшиеся этими исследованиями, выдвинули несколько весьма сомнительных теорий. Религиозные адепты науки тоже не смогли предложить убедительных контраргументов. В результате доверие к религии как таковой было подорвано. Настолько сильно, что она была почти полностью вычеркнута не только из схоластических дебатов той поры, но и, к несчастью, из научных диспутов нашего времени.
На заре развития ботаники как науки ее представители пользовались репутацией крепких телом и духом философов-мыслителей, умеющих расположить к себе собеседника. В колониальной глуши, в поисках редких видов растений, за ними закрепилась слава Индианы Джонса. Создание иллюстраций своих находок являлось составной частью работы по описанию и классификации новых видов, и потому многие, подобно Эдварду Тримблу, отличались умением рисовать причудливые, но весьма характерные карикатуры на цветы. Именно в мире ботаники впервые зародился жанр литературы абсурда, яркими представителями которого стали такие художники и писатели, как Эдвард Лир и Чарльз Лютвидж Доджсон (Льюис Кэрролл), дружившие с выдающимися философами и ботаниками-любителями той поры, к числу которых относился и Джон Раскин (знаменитый меценат и покровитель движения художников-прерафаэлитов).
Ботаника дала толчок возникновению полудюжины династических семейств, представители которых часто вступали в браки друг с другом. И воспитание членов таких семейств, как и в случае с Шарлоттой, иногда бывало эксцентричным до предела. Но если вы росли с ботаниками, общались с ботаниками и в конце концов сочетались браком с ботаником, то откуда вам знать, чего ждет от вас общество в целом?
Викторианцы же прославились своим энтузиазмом. Именно они создали коряжники, папоротниковые оранжереи и прочие претенциозные коллекции объектов, живых и мертвых. А общества по изучению живой природы действительно доходили до кулачных боев в спорах относительно юрисдикции! Отнюдь не редкими были случаи, когда члены такого общества набрасывались на земельный участок, оставляя после себя опустошенную территорию. Коллекционеры викторианской эпохи не заглядывали настолько далеко вперед, чтобы задуматься о сохранении тех самых видов, кои они столь рьяно собирали. Многие растения в буквальном смысле практически исчезли, прежде чем на сцену в конце XIX – начале XX века вышли сторонники учения о том, что познание основывается на наблюдении. Но, как сейчас принято говорить, это уже совсем другая история.
Семейство Ranunculaceae включает в себя свыше тысячи видов таких растений, как лютики, клематисы, живокость, дельфиниум и морозник. Семейство Orchidaceae считается самым большим представителем флоры, насчитывая более 20 тысяч видов. Некоторые из них, подобно тем, которые искала и находила Шарлотта, растут в качестве полевых цветов в Англии и считаются сорняками. То, что вызывает досаду у садовника, может стать настоящим сокровищем для ботаника.
В наш век развития медицинских технологий страх мисс Темплтон перед родами может показаться крайностью и нелепым преувеличением, но в XIX веке материнская смертность составляла 50 случаев на 1000 успешных родов. Если в викторианскую эпоху каждая семья имела в среднем пятерых или шестерых детей, то шанс умереть во время родов, как нетрудно подсчитать, составлял 20–25 процентов. Монограмма (или вензель) часто считается символом статуса и благополучия, но происхождение ее леденит кровь и вселяет ужас. Женщина обязательно ставила свою монограмму на вещи, которые она приносила с собой в брак. После своей смерти, в случае, если супруг намеревался жениться вновь, она, таким образом, могла быть уверена, что ее собственность достанется ее детям, а не отпрыскам ее преемницы.
Первая Опиумная война продолжалась с 1839 по 1842 год и стала реакцией на дисбаланс в мировой торговле. По мере того, как в XVIII и XIX веке китайский чай, шелка и фарфор обретали все бо́льшую популярность, самих китайцев импорт товаров из Британии практически не интересовал. Это вынудило Британию платить серебром уже за собственный импорт. К началу 1800-х годов около 40 процентов имеющегося в торговом обороте серебра перекочевало в Китай.
Но к 1830 году британцы наконец обнаружили товар, за который были готовы платить и китайцы – опиум. Учитывая относительно низкую себестоимость опиума и крайне высокую степень привыкания к нему, дисбаланс в торговле стал величиной с обратным знаком и китайское серебро вскоре хлынуло в Британию. Торговля опиумом возымела тяжелейшие социальные последствия, но быстро приносила высокую прибыль, и император не мог удерживать ее в каких-то разумных пределах. Вскоре она перешагнула границы порта Гуаньдун, единственного места, где была официально разрешена, и распространилась на другие территории. Торговлей занимались коррумпированные чиновники, местные коммерсанты и контрабандисты. Опиумный бизнес постепенно стал частью повседневной жизни. Даже миссионеры вынуждены были полагаться на контрабандистов опиумом в том, что те доставят по назначению их письма и посылки. Император превратился в опиумного наркомана, как и почти 30 процентов его чиновников.
Купцы и местные власти выступали за легализацию опиума и, следовательно, обложение его налогом в качестве средства контроля его оборота. Противники же наркотика и те, кого беспокоило нарушение торгового баланса, требовали полного его запрета.
Император, склонявшийся ко второму варианту, распорядился захватить весь опиум на территории Китая и в международных водах и сжечь его. Британские торговцы, которые понесли огромные убытки, обратились к парламенту с требованием возместить им потери. Конфликт перерос в полномасштабные военные действия. Хотя в основе его лежала борьба за освобождение торговли от авторитарной власти императора, по сути, британские солдаты сражались за право беспрепятственно снабжать миллионы китайских наркоманов опиумом. Как выразился сам адмирал, это стало одновременно и самым лучшим, и самым позорным фактом в истории мировой торговли.
По крайней мере, треть населения Земли составляют интроверты. И, хотя они нередко выдают себя за экстравертов, откровенно говоря, обходится им это слишком дорого. Надеюсь, Шарлотта может служить наглядным примером подобной личности. Вопреки общепринятому мнению, интроверты необязательно застенчивы. Не являются они и мизантропами. Хотя внутреннюю силу им дает как раз уединение и покой, они отнюдь не всегда предпочитают одиночество. При этом они остаются великолепными исследователями окружающего мира. Они сознают свои сильные и слабые стороны и предпочитают содержательную беседу пустопорожним разговорам. Кроме того, они склонны всерьез полагать, что с ними что-то не так. Многие считают, что, приложив достаточно усилий, смогут стать такими, как все. Уж кому об этом знать, как не мне, потому что я – одна из них. Пожалуй, вопрос самооценки поднимается в моих романах так часто потому, что я сомневаюсь в целостности собственной личности.
Как и предположил в разговоре с Шарлоттой мистер Тримбл, предназначение Евы как утешительницы в Библии вовсе не обязательно должно обрекать женщин на вечное подневольное служение. Например, слово ezer (в переводе с иврита – утешительница) встречается в Библии 21 раз, и лишь первые два – применительно к Еве. В остальных случаях Господь имеет в виду себя. Быть может, вам знакома следующая фраза: «I lift up my eyes to the hills. From where does my help [ezer] come? My help [ezer] comes from the Lord, who made heaven and earth» («Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю». Псалом 121, 1–2). К несчастью, энергичность и жизненная сила этого ключевого слова была утеряна в переводе. И в этом смысле предназначение Женщины, которой Господь даровал это свойство, эту свою особенную силу, предстает в совершенно ином свете.
