— Дело в том, что мне даже жаль его.

 На следующий день мисс Темплтон пригласила меня встретиться у Додсли-Манор и отправиться на прогулку, и я вдруг обнаружила, что жалуюсь ей на собственное дурное поведение давеча вечером.

 Она взяла мои руки в свои.

 — Не смейте!

 — Я не могу отделаться от чувства, будто…

 Она крепко сжала мои руки, прежде чем отпустить их.

 — Это так похоже на мужчин – заставить вас терзаться чувством вины из-за того, что он явился неизвестно откуда и узурпировал ваше место в вашем собственном доме, а вы при этом должны еще и извиняться за его бесцеремонное вторжение в вашу жизнь. Неужели вы не понимаете, что это – безумие?

 Я пыталась уследить за ходом ее мысли и, спустя некоторое время, вынуждена была согласиться с ней.

 — Понимаю.

 — Прекрасно. Поэтому вы должны выбросить мистера Тримбла из головы и сосредоточиться на мистере Стенсбери. Или пасторе. – Прищурившись, она взглянула на меня. – Вот, кстати, кого из них вы предпочитаете? Я как-то не подумала поинтересоваться у вас этим раньше.

 — Предпочитаю для чего?

 — Для того, чтобы одарить его знаками внимания.

 — Не думаю, чтобы это имело какое-либо значение. Мы сделали так, что уже вся округа знает о том, что мы нанесли визиты им обоим. И мой отец со дня на день должен начать проявлять тревогу.

 — Ради вашего же блага надеюсь, что так оно и случится. Хотя, говоря откровенно, мне будет ужасно вас недоставать. Это истинное счастье – не изображать мнимый интерес к выслеживанию дичи и охоте и не делать вид, будто я стремлюсь привлечь внимание какого-либо лондонского денди. Я с содроганием представляю себе, как мне придется вновь заняться этим, но уже в одиночестве. Что за неблагодарное занятие!

 — А почему бы вам не пропустить этот сезон?

 — Как вы добры ко мне! Ваши слова вызывают у меня улыбку! – Но улыбка ее исчезла, едва появившись. – Мне ведь уже исполнилось восемнадцать. Если я в самом ближайшем будущем не найду себе жениха, то потом сделать это будет очень нелегко. Нет, папа уже заявил мне, что в этом году я непременно должна заключить помолвку с кем-либо. Он хочет, чтобы я была устроена и чтобы обо мне было кому позаботиться, когда его не станет. Его титул, разумеется, не может перейти ко мне, так что мне предстоит найти свое место в жизни, так сказать. Словом, мне надо лишь свыкнуться с мыслью об этом, после чего я превращусь в самую счастливую невесту и новобрачную, какую только можно себе представить. Сначала я попрактикуюсь с вами, а уж потом…

 — Но я не желаю становиться чьей-либо невестой или новобрачной. В этом и заключается мой план.

 — Разумеется, не желаете. Но вы ведь хотите, чтобы все остальные полагали именно так? В этом и состоит гениальность нашего плана.

 Мне оставалось лишь пожелать, чтобы он наконец сработал.

 Мисс Темплтон наклонилась ко мне и похлопала меня по руке:

 — Не волнуйтесь. В конце концов, все обязательно устроится как нельзя лучше. Я уверена в этом! Ну что, идем на прогулку?

 Мы, наверное, и в самом деле пошли бы, вот только сначала она никак не могла отыскать свои перчатки, а потом не пожелала надевать сапожки, которые принесла ей горничная, после чего решила, что другое платье будет ей более к лицу, так что в итоге полностью сменила свой наряд.

 Часом позже, когда мы таки вышли на дорогу, вдали заревели рога и через несколько мгновений мимо нас промчалась свора собак.

 Мисс Темплтон погрозила им кулаком:

 — Нет, вы только поглядите на них!

 Что я и сделала, оплакивая при этом несомненные разрушения на полях, которые оставят после себя доблестные охотнички.

 — Только этого нам не хватало! И платье мое безнадежно испорчено.

 — В самом деле?

 Она приподняла юбку.

 — Да вы только посмотрите! – Негодование девушки казалось мне вполне искренним, хотя, на мой взгляд, юбка выглядела в точности такой же, как и прежде. – Так что теперь нет никакого смысла идти куда-либо. С таким же успехом мы просто можем выпить чаю.

 — Мы всего лишь испачкаемся чуточку сильнее. – Особенно, если направимся туда, где, как я рассчитываю, растет папоротник-орляк. – А чаю можно попить и на природе. – Я приподняла свой футляр для сбора растений. – Я захватила с собой фляжку.

 — Испачкаемся чуточку сильнее! Вы меня поражаете, мисс Уитерсби. Пить чай на природе? Должно быть, вы действительно безумно любите свою работу, если готовы ради нее сносить подобные лишения. – Она уныло покачала головой. – Боюсь, что, в отличие от вас, я слеплена совсем из другого теста.

 Я все-таки отправилась на прогулку, пусть даже к собственному дому, после того как мы с мисс Темплтон выпили чаю. Я уже успела забыть, какой у него восхитительный вкус, если пить его горячим. А крошечные сэндвичи и сухое печенье, которые нам подали к нему, вообще заслуживали отдельной похвалы. Какая жалость, что у миссис Харви никогда не было времени для таких яств.

 В тот вечер адмирал должен был сопровождать меня на концерт, поэтому я надела платье, присланное мне мисс Темплтон. Оно сразу же покорило меня, едва я примерила его. Корсет его едва заметно опускался на груди, прикрытый несколькими слоями пышных белых кружев. Рукава были сшиты из того же голубого материала, что и юбка, напомнив мне наброшенную шаль, вот только их не надо было все время поправлять и подтягивать повыше. Словом, впечатления у меня остались самые приятные, и платье, как я решила, лишь еще сильнее подчеркивает и оттеняет мои карие глаза.

 Войдя в малую гостиную, я увидела, что мистер Тримбл работает с двухлинзовым микроскопом, но он встал, завидев меня, и окинул меня внимательным взглядом с головы до пят. Кивнув, он возобновил свою работу. Со вчерашнего вечера он не сказал мне ни слова, что я приняла как свидетельство того, что он все еще обижен на меня. Несмотря на все увещевания мисс Темплтон, мне по-прежнему было стыдно за свое поведение. И если уж я намеревалась загладить свою вину, то и первый шаг, очевидно, тоже надлежало сделать мне.

 — Если память мне не изменяет, то ваша Эмилия уже должна была произвести на свет ягненка. Именно это я имела в виду, когда спрашивала вас давеча вечером.

 Оторвавшись от линз, которые настраивал, он мельком окинул меня отсутствующим взглядом:

 — Да.

 — Вы наверняка скучаете по своему дому. И своим овцам.

 На сей раз он даже не дал себе труда взглянуть на меня, лишь прильнул к окуляру.

 — Скучаю. – Подкрутив винт еще немного, он наконец поднял на меня глаза. – Не хотите… я имею в виду, не могли бы вы подойти и взглянуть вот на это? Я не совсем понимаю, что именно вижу.

 Я подумала было отказаться, чисто из принципа, но адмирал еще не приехал и мне все равно решительно нечем было заняться. Перебросив мантилью через спинку стула, я подошла к столу и приникла ко второму окуляру.

 — Что у вас тут?

 — Ranunculus.

 — Откуда?

 Оторвавшись от своего окуляра, он сверился с записями. Моими записями.

 — Ваш отец называет это место Уэйз-Грин.

 Меня охватило невыразимое облегчение. Он решил, что почерк принадлежит моему отцу. Хотя, разумеется, с чего бы ему полагать иначе?

 — И почему же мой отец заинтересовался этим образцом?

 Настроив изображение под себя, я увидела, что мистер Тримбл вскрыл рыльце пестика цветка.

 — Это интересует не его, а меня.

 — Вас? Но почему?

 — Я наткнулся на вашу стопку под буквой «Р». Но я не понимаю, почему вот этот экземпляр классифицирован как Ranunculus. Предполагается, что у них насчитывается более двадцати тычинок, хотя я нигде не нашел упоминания о том, насколько больше двадцати их должно быть.

 — Не имеет значения насколько. Главное – их должно быть больше двадцати.

 — В таком случае, это – не лютик, поскольку…

 — Уверяю вас, это он и есть.