— Я полагал… То есть, я надеялся… Разве не говорили мы по поводу парадной формы только сегодня днем?

 — Именно в этом я ездила в Лондон в прошлом году.

 — Да… Но разве у тебя не осталось ничего из того, что ты носила, пока была в самом Лондоне? Что-нибудь такое… что блестит и переливается?

 Блестит и переливается? Или двух рядов латунных пуговиц на моем корсете ему уже недостаточно?

 — У меня есть только это. Но этому платью всего год, и оно очень прочное.

 В нашу беседу вмешался мистер Тримбл. И довольно бесцеремонно, по моему мнению.

 — Ваш дядя имеет в виду, что вы надели дорожное платье, мисс Тримбл, тогда как в это время суток полагается надевать вечернее платье.

 — Совершенно верно, молодой человек. Благодарю вас.

 — Я решительно не понимаю, почему это не годится. Если я надела его вечером, тогда, по определению, оно становится вечерним платьем, не так ли?

 Но мистер Тримбл упрямо покачал головой:

 — Думаю, что ваше определение выглядит куда буквальнее общепринятого.

 — Но оно выполняет свою роль, разве не так?

 Мой дядя нахмурился.

 — Для каждой работы существует надлежащая форма одежды, дорогая Шарлотта. Ты не можешь командовать кораблем, если на тебе форма гардемарина.

 — Надлежащая или нет, но это – последняя обновка в моем гардеробе.

 Мистер Тримбл вновь позволил себе беспардонное вмешательство:

 — А как насчет… Что вы надеваете, когда идете в церковь, например?

 — Просто… обычное платье.

 — Быть может, ваше «обычное платье» окажется более удачным выбором.

 — Если вы настаиваете.

 — Настаиваю.

 Я устремила взгляд на дядю:

 — В таком случае вам придется дать мне еще несколько минут.

 На самом деле я решительно не понимала, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Адмирал просил меня надеть что-нибудь стильное, а лондонский наряд как раз и был моей последней обновкой. Не то чтобы я так уж желала эту вещь; вовсе нет, он сам настоял на ней, когда узнал, что мы едем в столицу. Более того, он сам заказал и оплатил ее. Но сейчас я со вздохом сняла ее и окинула взглядом свой гардероб.

 Первым шло зеленое платье в полоску, расшитое примулами и отороченное лентой. Вторым висело светло-голубое платье, скроенное так, словно на него накинут жакет. Хотя последний был намертво пришит к корсету и даже не распахивался, что, по вполне понятным причинам, приводило меня в ярость.

 Поскольку погода была прохладной, я остановила свой выбор на наряде с ложным жакетом, хотя на то, чтобы застегнуть его, у меня ушло некоторое время. Мне пришлось повернуться спиной к зеркалу и попадать в крючки, держа в одной руке специальный фиксатор, а во второй – приспособление для застегивания. Я была вынуждена изрядно поломать голову, прежде чем сумела разработать этот метод. После смерти матери иного выхода у меня не было. Покончив с крючками, я достала шляпку, весьма походившую на футляр для сбора растений с откинутой крышкой, завязала ленты под подбородком и вернулась в малую гостиную.

 Ожидай я восхищенных возгласов и комплиментов, меня бы ждало горькое разочарование.

 Адмирал нахмурился:

 — Разве у тебя нет чего-нибудь… более пышного? Или хотя бы с блестками?

 — С блестками? Нет.

 — Пожалуй… пожалуй, будет лучше, если мы сегодня никуда не поедем, дорогая. Я пошлю записку с извинениями и…

 — Это никуда не годится. – Мистер Тримбл таращился на меня во все глаза, а потом шагнул вперед и кивком указал на мою юбку. – Это – дневное платье, а не вечернее. Вам нужно что-нибудь более… У вас есть хотя бы нижние юбки под ним?

 Мне совсем не понравилось, что некто вздумал читать мне лекции о женской моде, будучи при этом всего-навсего овцеводом. Из-за его роста и широченных плеч со стороны могло показаться, будто он угрожающе навис надо мной. Я вдруг ощутила себя крайне… непривычно.

 — Нижние юбки? А зачем?

 — Потому что так принято. По крайней мере, было принято, когда я уезжал в Новую Зеландию, и я не заметил, чтобы эта мода сильно изменилась.

 Я не носила нижних юбок. Принципиально. Я их презирала. Они всегда запутывались у меня вокруг лодыжек, разве что иногда поддевала те, которые были куплены в годы юности, а теперь ужасно жали в талии.

 — Но я не смогу и шагу ступить, если надену их!

 — Смысл не в том, чтобы расхаживать, а в том…

 — То есть, я должна буду стоять на месте? Но для чего я тогда вообще иду на этот званый ужин?

 — Это к делу не… – Он вдруг с большим интересом уставился куда-то прямо мне под грудь. – Это… Кстати, что это такое? Я имею в виду это большое пятно у вас на лифе.

 Я попыталась взглянуть на себя, но мне мешала грудь.

 — Затрудняюсь ответить.

 Взяв карманную лупу, которую мистер Тримбл оставил на столе, я приложила к ней с обратной стороны книгу. Наведя ее на свою грудь, я сразу же узнала пятно по отражению.

 — Это – капелька черной туши. Обычно я надеваю халат, когда работаю с иллюстрациями, но в тот день в минувшем месяце…

 — Черная тушь? – В голосе мистера Тримбла прозвучало неприкрытое негодование. – Ваше платье безнадежно испорчено.

 Я презрительно фыркнула:

 — Ничего страшного. Я приобрела его всего несколько лет назад. И до сих пор это платье меня вполне устраивало.

 — Если пятно не удастся вывести, платье погибло безвозвратно.

 — Что ж, сегодня его вывести уже не удастся, к тому же, оно совсем маленькое. – Я вновь взглянула на отражение в карманном увеличительном стекле. – Оно лишь немногим больше моего большого пальца. Самое обыкновенное пятнышко, и я, честно говоря, не совсем понимаю…

 — В таком случае сделайте нам всем одолжение и накиньте нечто вроде мантильи. У вас ведь есть мантилья, не правда ли?

 — Есть. Разумеется, есть.

 Адмирал прочистил горло. Лицо его побагровело.

 — Если мы не поспешим, то непременно опоздаем, а, как известно, точность – вежливость королей.

 Взбежав вверх по лестнице, я сорвала с крючка свою накидку, а заодно надела и нижнюю юбку.

 В передней мистер Тримбл остановил меня, положив мне руку на локоть. Развязав ленты, которыми шляпка крепилась к моей голове, он снял ее:

 — Это – шляпка для прогулок в карете.

 — Этого не может быть. Для чего, спрашивается, я бы покупала шляпку для прогулок в карете, если у нас нет экипажа? Это просто верх нелепости.

 — Просто такую шляпку следует надевать для дневной прогулки вместо… Не обращайте внимания. Вам лучше пойти совсем без нее. Разве что… – Он увлек меня в малую гостиную и подвел к комнатному застекленному террарию, в котором я выращивала фаленопсисы[26]. Приподняв крышку, он безжалостно сорвал один из них.

 — Но это… это мои орхидеи! Я была бы чрезвычайно вам признательна, если бы вы не утруждали себя заботой о вещах, кои… кои вас совершенно не касаются! – Я выращивала их несколько месяцев, чтобы иметь живой образец, с которого можно было бы рисовать иллюстрации с натуры. Но, пожалуй, теперь это уже не имеет большого значения, раз уж мне вообще не доведется более рисовать ничего и никогда.

 А он бесцеремонно воткнул цветок мне в волосы над ухом:

 — Как мы с вами договорились, мисс Уитерсби, это я вам помогаю, причем во всем.

 Преимущество цветка над шляпкой заключалось в том, что он был намного легче. Но даже при этом я не могла заставить себя простить мистера Тримбла за то, что он погубил мою орхидею.

 В пути на званый ужин адмирал, что называется, накручивал себя, пока не впал в состояние угрюмого беспокойства. Как правило, это предшествовало рассуждениям о политике империи в общем или политике правительства в частности, которую он полагал ошибочной. Но, когда мы свернули с дороги на подъездную аллею, он вдруг сделал весьма неожиданное заявление:

 — В высшем свете есть одно правило, которое мы называем золотым, моя дорогая. Веди себя с другими так, как ты хотела бы, чтобы они вели себя с тобой.