– Привет, Миша! Как самочувствие? Как супруга? Как вещички?

– Не поверишь! Первый раз в жизни без скандала! Более того. Я приехал, а она спит!

– Ты поэтому такой радостный?

– Ты, Вань, давно без жены живешь! Отвык от цепких ежовых ручек. Ничего. Я подожду. И на моей улице будет праздник, когда ты женишься, дружок.

Оба рассмеялись, и Михаил сменил тон разговора на серьёзный:

– Я, Вань, чего звоню?

– Чего?

– Что, если я приеду не один? Я показал твою запись одним людям – спецам по аномальным явлениям. Они тоже хотят приехать поговорить.

– А сколько их?

– Не беспокойся, Ваня. Два человека.

– Ну, хорошо.

– Где-то к семи подтянемся.

Михаил торопился говорить, словно боялся, что Ваня откажется.

– Хорошо, Миша.

– Все, что положено, возьмём с собой, – в окончание разговора крикнула трубка, и отключилась.

Иван улыбнулся: «Ну, как ребёнок!».

До семи вечера было ещё пять часов и Иван, не найдя для себя достойного применения, решил прогуляться по городу.

Вдохнув жаркий и вязкий московский полуденный воздух, Иван понял, что гулять по городу он не пойдёт, и направился в сторону Филёвского парка, расположенного в пяти минутах ходьбы от его дома.

Перейдя через удушливую от количества транспорта Большую Филёвскую улицу, он пересёк границу парковой зоны и оказался в тени вековых деревьев, вперемежку с прорывающимися сквозь листву бликами ласкового солнца.

Иван сделал для себя неожиданное открытие: «Это сказка».

Шаг назад – удушливый раскалённый смог города, шаг вперёд – чистый лесной воздух. Шаг назад – зной и жара с запахом расплавленного асфальта и гулом плюющихся выхлопными газами машин, шаг вперёд – райская прохлада и тишина нарушать которую позволяли себе, лишь многочисленные птицы, укрывшиеся в листве деревьев. Граница между двумя мирами была настолько контрастной и удивительной, что Иван не устоял и подтвердил своё открытие экспериментом.

Сделав несколько шагов назад, затем – вперёд и не найдя этому феномену других объяснений, кроме как «сказка», Иван продолжил свой путь по утоптанной земляной дорожке сквозь лес в сторону Москвы-реки.

Чем ближе была река, тем прохладней и увлажнённей становился воздух. Несмотря на рабочий день, вся парковая зона была наполнена людьми. Люди группами, в одиночку и с детьми не спеша прогуливались по парку, вдыхая эту живительную чистоту свежего воздуха.

Иван остановился, не дойдя пяти шагов до одиноко стоящей лавочки, на которой разыгрывалось поистине сказочное представление: на лавочке сидел интеллигентного вида старичок, а на некотором расстоянии от него, на той же лавочке, сидела не худенькая такая белка и смотрела на старичка. Старичок смотрел на белку, белка – на старичка, а Иван – на них обоих. В лапках белка держала орешек и с хрустом грызла его, не сводя нахального взгляда со старичка. Когда орешек был съеден, белка вытягивала лапку и дёргала старичка за карман штанов. Старичок вытаскивал из старенькой сумочки следующий орешек и протягивал белке. По лоснящейся шерсти и жирному брюху белки можно было предположить, что лесной рэкет был её образом жизни и у старичка она «вытрясла» почти все запасы продовольствия, взятые им у своей старушки в качестве сухого пайка.

«Где же твои подельники?», – подумал Иван.

Он профессиональным взглядом обвёл прилегающую территорию. Как и предполагал – у белки были подельники. На кронах деревьев, надёжно вцепившись когтями в кору, неподвижно наблюдали за происходящим ещё несколько мохнатых ниндзя.

Иван улыбнулся: в сказке все должно быть по-сказочному! Даже грабёж.

Он двинулся дальше. Оказалось – группа белок-вымогателей была не одна. В парке орудовала целая группировка, состоящая из объединённых сообществ белок, голубей, воробьев и полевых мышей.

Люди с радостью угощали и тех и других орешками, семечками и хлебом. Причём, угощали как взрослые, так и дети. И не бросали на землю, а кормили из рук. Дети смеялись, взрослые умилялись, птицы, мыши, и белки жирели. И была в этом во всем какая-то высшая благодать, совершенное единение человека и природы.

Иван также был покорен очарованием пернатых и мохнатых симпатичных вымогателей, как остальные гости этого удивительного уголка природы. Он порылся в карманах, но ничего достойного зверушек не нашёл. Сигареты они не курят, а деньги им, при таком изобилии, не нужны. Вот он какой, коммунизм!

Пройдя ещё метров сто, он спустился по крутому склону к устью реки. На открытых участках берега, где не было деревьев, солнце не казалось таким уж ласковым. Прямые лучи обжигали неприкрытую кожу тела. Редкими порывами лёгкого ветерка от воды она ненадолго охлаждалась. Но стоило ветру сменить направление, как солнце с новой силой продолжало глумиться над беззащитной кожей.

Иван подошёл к кромке воды. Здесь было прохладней.

Река Москва в этом месте только начинала своё путешествие по городу Москва. До этого, она со скоростью горной речки неслась мимо многочисленных деревушек, затем, подпитавшись от канала Москвы водой из матушки Волги, текла дальше, минуя Строгино и ударялась о берег, на котором стоял Иван. Дальше в своём движении уставшая река сбавляла темп и медленно вливалась в извилистое русло между каменными берегами московских набережных, раздваиваясь и соединяясь вновь.

Иван мог часами глядеть на эту удивительную реку, непредсказуемую, как русская душа. По природе своей она была тиха и безмятежна. Но стоило шлюзам перекрыть её свободный бег, как она становилась дикой и непредсказуемой. Воды её чернели. Она устремлялась с бешеной скоростью на врага. Со дна поднималась разная грязь, скрытая доселе илом. Ударяясь всей своей мощью о створки дамбы и не причинив им никакого вреда, так же неудержимо и дико неслась обратно. Выплеснув свою ярость на ни в чем не повинные берега и забросав их поднятой на поверхность грязью, она успокаивалась до поры, пока вновь её не лишали свободы. Сегодня Москва-река была на удивление спокойна и тиха. Видимо, «инженер», посчитав, что стальные ворота шлюзов уже не настолько надёжные, как прежде, снял их, решив заменить на более крепкие. И река, на это время, получила иллюзию свободы.

Иван прошёлся по берегу до того места, где лес спускался прямо к воде. Под укрытиями из нависающих над рекой ветвей деревьев сидели рыбаки с длинными удилищами. Сидели плечо к плечу по три, а то и по пять человек, насколько хватало тени.

Время от времени кто-то из рыбаков поддёргивал удилище и неторопливо поднимал его вверх, вытаскивая или голый «объеденный» крючок, или речную траву, или пойманную рыбу. Чаще, конечно, пустой крючок и траву.

Иван сам нередко по утрам, когда было время, брал удочку, приходил на берег, забрасывал крючок с наживкой в воду и ждал, когда кончик поплавка начинал плясать и стремительно погружался под воду. Иногда пляски поплавка заканчивались выпрыгиванием его из воды и мертвецким лежанием на поверхности воды. Это – клюнул карась.

Вообще, как ни странно, Москва-река до места её убийственного венчания с трубами городской и технической канализации, кишела рыбой разных пород. Больше всего было золотого карася. Был окунь и плотва, был сом и судак, жерех и много, много другой рыбы.

Усаживаясь с удочкой на берегу реки, Иван вызывал недоумение у соседних рыбаков-аборигенов. Вдоволь наловившись, он вытаскивал из воды свой наполненный рыбой садок и… отпускал рыбу назад в реку.

Как можно отпустить в реку полведра рыбы, рыбаки не понимали и не хотели принимать. Поэтому всегда при виде того, как пленённой рыбе даровалась свобода и та с радостным плеском возвращалась в родную стихию, они недовольно ворчали.

Сегодня Иван постоял возле рыбаков чуть дольше обычного. Кроме приветственных слов, знакомые рыбаки поделились с ним байками о вчерашнем улове неисчислимого количества и неимоверных размеров рыб. Один из них, тёзка Ивана, таинственно поведал о том, как вчера вечером, когда стемнело, колокольчик на донке (такая удочка для дальнего заброса), зазвенел, рыбак схватил удочку и изо всех сил начал крутить катушку и еле, как он сказал, «вытащил на берег во-о-от такенную рыбину!». Слушатели понимающе закивали головами и стали рассказывать свои истории. Причём каждый, по их словам, именно в этом месте ловил «во-о-от такенную рыбину».