Колыма. Мылга. 1939 «Тихо пальцы опускаю…» Тихо пальцы опускаю В снов синеющую воду. Снег весенний в полдень тает, Оседая — пахнет медом. По лесам проходят тени, Улыбаясь дальним склонам, В неба колокол весенний Солнце бьет широким звоном. Я сижу, смежив ресницы, В пальцах сны перебирая. И душа — тяжелой птицей — К небу крылья поднимает. Колыма. Май 1939 «Ходит большое солнце…» Ходит большое солнце, Смотрит на круглую землю. В каждом цветке есть донце, Чаша, что вверх подъемлет. В ней дрожат росяные капли, Когда солнце уронит взгляд. Корневища белые лапки Солнцу соком кадят. Каждый цветок — распускается, И пахнут его лепестки. Сердце — цветок, что качается На тонком стебле тоски. Колыма. Эльген. 1940/?/ Время пастушества «Синие горы драконьим хребтом…» Синие горы драконьим хребтом Врезались в небе белесом. В поступи конской тревога о том, Встанет ли солнце над лесом? Или — останется здесь навсегда Муть комариного жала? Будет чернеть по болотам вода, Будут над нею гудеть овода, Белая ночь превратится в года, В ужасе будем искать мы тогда Солнце, что в небе пропало. Кто же, кто вскочит и взбросит для нас На небо солнце тревожно? Тысячи рук и потупленных глаз Молят о том осторожно. Колыма. Дорога на Мылгу. Ночные болота. 1938 Женский барак ночью Хвост саламандры синеет на углях, Каплями с бревен стекает смола. Лампочки глаз, напряженный и круглый, Щупает тени в далеких углах. Чья-то ладонь в полутьме выступает, Дышит тяжелыми ребрами дом. Бьется, как птица под крышей сарая, Маленький Эрос с подбитым крылом. 1939/?/ «Ночи вскипают звездами…» Ночи вскипают звездами, Инеем по земле блестят. С конем возвращаемся поздно мы И рано идем назад. В лес, где рябины багряными пятнами Стынут, звеня, вдалеке. Тополь высокий руками поднятыми Ловит солнце в речном молоке В полдень — листья сияют красками, А солнце — горит и жжет. Конь, наклоняясь к воде, с опаскою Воду холодную пьет Там, где скалы у водопада Гальку сухую мнут. Может, лишь это мне все и надо — Синие горы и конный труд? Но дни протекают бесцельно, Ночи вскипают, как пенный прибой. А под утро приходит расстрелянный Тронуть мне сердце холодной рукой. Колыма. 1939/?/
«По ночам не могу уснуть…» По ночам не могу уснуть — Безразличен и пуст покой. Только знаю, что пуля грудь Прошила ему иглой. Красной брусникой застыл На теле пули укол. Он уж глаза закрыл, А улыбки еще не свел. И лежит, протянувшись весь, Холодный, как голос мой… Я знаю, что небо есть. Но не вижу его над землей. «Если видит волчица…» Если видит волчица — Гладят ее волчонка, — Шерсть у нее дыбится, Зубы щелкают звонко; Если видит орлица: Кормят в клетке орлят, Будет кружиться, Звать их назад. Даже утица, куропатица — На врага бежит и не прячется, За детей забывая страх. Как простит, как забудет увечье Сердце жадное, человечье, Если дети в чужих руках? «Ляг, упившись соком ягод…» Ляг, упившись соком ягод, Крепких, красных ягод леса. Горы встали в желтых флагах И колеблют туч завесу. Ходят радуги, ногами Увязая в дальних склонах. Неба свод стоит над нами, Упершись в земное лоно. В полдень — ярка неба просинь, Жар взбивает облаками. Это — тихо ходит осень И — беседует с богами. «Положи мне на лоб ладонь…» Андрею Белому Положи мне на лоб ладонь, Помоги, как всегда. Дрожит, упираясь, конь, Чернеет в провалах вода. А мне надо: идя во льдах, Слушать твои стихи. Только кони впадают в страх Перед разгулом стихий. Колыма. Сеймчан. 1940 (работа возчиком) «Гуси, гуси, братья-гуси!..» Гуси, гуси, братья-гуси! Тучи сумрачны и сини. Горы сжались, ветра струсив, Желтой шерстью ощетинясь. Громче, громче клики в небе! Как мне к вам подняться, братья? Обращусь я в птицу-лебедь, Ветру кинуся в объятья. Братья мне не отозвались — Прокричав, исчезли птицы. Я — одна. И мне остались Снега белые страницы. Колыма Колыма |
