Старший суперинтендант Джепсон закрыл глаза, словно от резкой боли. На секунду ему показалось, что у него начинается сердечный приступ. Страх перед приступом мучил его вот уже много дней, с тех пор как лечащий врач сказал ему, что у него высокое давление и ему необходимо сбросить вес. И теперь каждый раз, когда он чувствовал спазм или судорогу, Колин считал, что у него начинается сердечный приступ. В таких случаях он откидывался на спинку кресла и начинал медленно дышать, а потом, пока еще было не поздно, выпивал таблетку аспирина для разжижения крови. Но пока все эти приступы оказывались ложными. Обычно – просто последствия стресса, вызванного кем-то из его подчиненных, торопящимся первым сообщить старшему суперинтенданту об очередном происшествии в Управлении Е. При этом подчиненный совсем не думал о том, какой вред он наносит сердечно-сосудистой системе шефа.

Вот и те новости, которые Джепсон услышал сегодня с утра, были в некотором роде типичными. Пятьдесят одну неделю в году у него была напряженка с людскими ресурсами – но не настолько суровая, что этого нельзя было пережить. Более того, он справлялся с этим так здорово, что в штаб-квартире Департамента полиции в Рипли использовали эту его способность как причину отказывать ему в его просьбах об увеличении штата. Там всегда отмечали, что уровень преступности в Управлении Е ниже, чем в управлениях от А до D[96], и не уставали повторять, что он блестяще руководит своим Управлением и является для всех других руководителей примером того, как должно осуществляться руководство, основанное на прогнозировании и предвидении. Говорили также и о том, что его прогнозы и предвидение были настолько высокого уровня, что количество офицеров, находившихся на службе, имело для его Управления чисто академический интерес. Джепсон знал, что таким образом ему пытаются подсластить пилюлю.

И вот сейчас наступила одна-единственная неделя в году, когда вся система рассыпалась, как карточный домик. Именно в эту неделю все дороги в городе и пригородах намертво встали из-за снежной бури, так что все его сотрудники были брошены на уборку с дорог брошенных машин. За эту чертову неделю одна их половина поскользнулась на льду и переломала себе конечности или растянула спины, пытаясь очистить от снега подходы к собственным домам, а вторая сообщила по телефону, что свалилась с гриппом.

И надо же было так случиться, что в эту же неделю какой-то идиот въехал на патрульной машине в каменную стену на Харпур-хилл, а другой, еще больший идиот, позволил двум малолетним воришкам, которых должен был задержать, угнать и сжечь полицейскую машину для перевозки собак. Полицейский инспектор Ее королевского величества интересовался расходованием бюджета, а Инспекция по жалобам на действия полиции получила еще одну «телегу» с обвинениями в расизме от этих чертовых жуликов-цыган, разбивших табор на городском поле для гольфа.

И в довершение ко всему теперь в Управлении образовался не один труп и даже не два – а скорее целых три, если пропавшего младенца не отыщут в ближайшее время. Один труп – это плохо, два трупа – чистое невезение, но три – это уже настоящая катастрофа. Три трупа – это просто настоящий дождь из мертвых тел. Старший суперинтендант Джепсон почувствовал, как они валятся на него, словно кегли. Или скорее словно мумии, которые выбираются из своих гробниц и устраиваются у его ног, улыбаясь сквозь свои бинты. Ему казалось, что мертвые тела валяются повсюду. Это было хуже, чем любые брошенные машины, и ни в какое сравнение не шло с полицейскими, лежащими по домам с такими, по их словам, травмами, от которых любой другой давно умер бы, а они все еще держались.

Профилактика и Прогнозирование всегда позволяли Колину направить одного сотрудника по точному адресу с ордером на арест.

Но этим дамам надоело быть в центре любого расследования, и они дружно отвернулись от него, скрывшись в торфяных пустошах, где, несомненно, заблудятся и канут в Лету.

– И кто же у нас в результате остался? – задал вопрос Джепсон, слегка приоткрыв глаза, чтобы можно было рассмотреть выражение лица инспектора Хитченса. Шеф дожидался обычного оскорбительного высокомерия со стороны инспектора, чтобы сорвать наконец на нем свое зло. Но тот, как всегда, оказался хитрее.

– Группа охраны порядка на водах укомплектована полностью, – ответил Пол. – Кроме того, у нас есть еще три инспектора дорожного движения – им все равно нечем заняться. Всю разметку на дорогах занесло снегом.

Колин издал звук, больше похожий на стон, чем на вздох.

– Не вижу повода для шуток, – произнес он.

– Но вы же помните, шеф, что мы уже обсуждали вопрос создания группы быстрого реагирования.

– Никогда всерьез не думал, что до этого может дойти. Но двойное нападение, два трупа, да еще и пропавший младенец до кучи…

– Да еще эта «Скорая помощь»… – заметил Хитченс.

– Какая «Скорая помощь»?

– Удивительно, что ребята из газет еще не заговорили об этом. Они обожают такие истории. Для них это еще одна возможность поддеть полицию – я уже вижу заголовки на первой странице «Иден-Вэлли таймс».

– Какая «Скорая помощь»? – повторил свой вопрос Джепсон.

– Сейчас, может быть, еще слишком рано. Но думаю, что очень скоро эти журналюги будут здесь. Кстати, патрульные сказали, что на месте происшествия оказалась пара фотографов, так что не исключаю, что на первых страницах появятся и фотографии.

– Какая «Скорая помощь»?!

– Простите, шеф. Я имею в виду «Скорую помощь», которая въехала в одну из наших патрульных машин на Бакстон-роуд. Но не думайте, ущерб совсем небольшой. Так, ерундовые царапины. У «Воксхолла»[97] слегка помят багажник, а у «Скорой» потек радиатор.

– А теперь успокойте меня и скажите, что в «Скорой» не было пациента, – произнес Колин, зажмурив глаза.

– В «Скорой» не было пациента, шеф.

Глаза суперинтенданта вылезли из орбит от изумления.

– Не было?

– Да был, конечно. Тут я немного приврал.

– Боже! Хотя постойте-ка – вы говорите о багажнике? То есть «Скорая» въехала в зад нашему автомобилю? Значит, наш водитель не виноват! Хоть и слабое, но утешение. Наверное, пришлось резко затормозить?

– Можно и так сказать, – согласился Хитченс. – Наверное…

Джепсон потер грудь, ощущая какое-то движение под рубашкой. Он положил руку на то место, где, по его мнению, у него располагалось сердце. Его пальцы задрожали, как будто отбивая какой-то ритм. Это были судорожные движения, больше напоминающие синкопу[98]. В ответ Колин почувствовал слабое дрожание. Он все еще был жив.

– Что вы говорите?

– Понимаете, дело в том, что водитель разбившегося молоковоза может дать в суде совсем другие показания…

– Остальное, думаю, вы расскажете мне позже, – решил старший суперинтендант и посмотрел на Диану Фрай, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Эта найденная женщина. Самоубийца…

Но Хитченс еще не закончил.

– Они еще не вытащили молоковоз из кювета, – продолжил он. – Вся дорога покрыта вылившимся молоком. Оно замерзло и теперь напоминает громадный кусок ванильного мороженого. Мне доложили, что вид совершенно восхитительный.

Диана недовольно зашевелилась, услышав слова инспектора.

– Вы говорите о Мари Теннент, женщине на Айронтонге, сэр? – спросила она Колина.

– Ну да, – ответил тот. – Что вы можете сказать об этом, Фрай?

– Необычный способ совершить самоубийство, – заметила девушка. – Но очень эффективный, если только это действительно была ее идея. Шансов пережить такую ночь у нее не было никаких. Начнем с того, что на ней не было соответствующей одежды. И, кажется, она даже не пыталась как-то защитить себя. Судя по всему, она просто легла в снег и замерзла.

– Я бы не хотел так умереть, – заявил Джепсон с таким видом, как будто уже какое-то время размышлял над предпочтительным для себя способом смерти.