Детективу пришла в голову странная мысль о том, что у облака было несварение желудка и вот сейчас оно перестало его скрывать, вызвав тем самым какой-нибудь выброс серосодержащего газа в атмосферу в районе Глоссопа. А может быть, это все-таки был гром? Или звук лайнера где-то в затянутом тучами небе, который вслепую пробивался в сторону аэропорта Манчестера, нарушая своими двигателями покой туч? Или все это ему просто почудилось?

– Мы должны найти Хлою, Лоренс. Должны убедиться, что с ней всё в порядке, – сказал полицейский.

Он повернулся так, чтобы подсунуть под букиниста свою вторую ногу. Первая же нога давно заледенела, и Бен больше не чувствовал ее частью своего тела. Теперь он слышал только звук ветра, скребущего пустошь, да шуршание снежинок, пролетающих мимо его ушей.

Надежды на ответы Дейли быстро испарялись. Но детектив должен был заставить его бодрствовать. Бен понял, что лихорадочно ищет тему для разговора.

– Я знаю, что вы хотели, чтобы ваш магазин нормально функционировал, Лоренс, – заговорил он снова. – А кто-нибудь купил хоть одну из тех книг, которые оценивал я? Не думаю, хотя наверняка там были очень интересные экземпляры. А ведь через ваш магазин я смог найти себе квартиру. Кстати, не считайте меня слишком нахальным, но не могли бы вы переговорить с вашей тетушкой насчет собаки? Она очень громко лает, когда оказывается во дворе, и будит меня по утрам.

Купер замигал глазами – от ветра из них текли слезы, и он начинал терять способность различать цвета.

– Скоро Диана Фрай пришлет нам спасателей, – продолжил констебль. – Она здорово умеет делать такие вещи. Эффективная барышня. Наверное, поэтому сержантом стала она, а не я. Хотя кому оно нужно, это сержантство? Кого может заинтересовать руководящая работа, которая состоит из перекладывания бумажек на столе и попыток решить проблемы своих подчиненных?

Бен опять сморгнул. Вместо синего пиджака Лоренса он теперь видел красный. Куперу приходилось встречаться с дальтониками, которые не могли различить эти два цвета, но детектив знал, что сам он не дальтоник. Правильное цветоопределение было одним из требований при поступлении на службу в полицию. Так что дальтоники и те, у кого было выраженное косоглазие, безжалостно отсевались на самом первом этапе, и об этом писалось во всех брошюрах по приему, так же как и на странице Управления в Интернете.

– Вам нужен кто-то вроде Дианы, чтобы управляться с вашим магазином, – заметил Бен. – Эффективный, слегка безжалостный, кто решится выбросить все старые книги, которые никто никогда не купит и которые только занимают место. Так вы сможете полностью изменить свои дела. На Диану всегда можно положиться. Скоро она пришлет за нами помощь. Очень скоро.

Красный, белый и синий. Тыльной стороной перчатки Купер протер свои глаза. Эти цвета ему чудятся. Но тем не менее он ясно видел синее и красное на фоне белого снега. Красное, белое, синее. Очень патриотично…[160] Порывшись в рюкзаке, Бен достал фонарь и зажег его. Синим был пиджак Лоренса, белым – снег. А красной была кровь. Яркая артериальная кровь тонкой струйкой вытекала из тела Дейли и, смешиваясь со снегом, становилась светлее. Но на расстоянии пары дюймов от тела она уже густела и замерзала, окрашивая снег в розовый цвет, который превращал его в подобие клубничного мороженого.

– Лоренс, вы что, ранены? – охнул констебль. – Вы сказали, что у вас болит грудь? Вы что, упали на что-то?

Осторожно действуя занемевшими от холода пальцами, Купер попытался ощупать спину Дейли. Его рука коснулась острого куска перекрученной стали.

Глядя в бледное лицо букиниста, он вспомнил куртку-бомбер, которую видел в верхней комнате его дома. Именно такая куртка была необходима сейчас, чтобы согреть Дейли и остановить текущую кровь. Без этих курток Ирвина летчики умирали бы от обморожения во время своих зимних рейдов на Берлин. Задние стрелки, такие как Дик Эббот, страдали от обморожения, даже несмотря на комбинезоны с подогревом. Когда Зигмунд Лукаш дожидался вместе с Клементом Вахом спасателей, лежа в снегу, он отморозил себе два пальца, пытаясь зажать рану своего кузена. Даже сейчас Бен Купер ясно видел перед собой двух польских летчиков в форме Королевских ВВС, которые лежали тогда всего в нескольких футах от того места, где теперь лежали они с Лоренсом Дейли. Красное, белое и синее…

Где-то далеко Бен увидел одинокий фонарь треугольной формы. Это треугольник, как маяк, блестел сквозь пелену снега – казалось, он плывет в темноте над снежным полем. На мгновение детективу пришло в голову, что, может быть, это та самая звезда на востоке, за которой шли волхвы[161]. Но огонь светил на севере, и это была совсем не звезда. В конце концов Купер понял, что это незавешенное окно спальни какого-то ушедшего на покой фермера, который даже ночью продолжает вспоминать свои жизненные обиды.

Чуть дальше на запад на снегу виднелось что-то черное. Это была каменная стена дамбы и замерзший простор водохранилища Блэкбрук. Бен представил себе, как пилот Дэнни Мактиг выбирается из-под обломков своего «Ланкастера» и отправляется через пустошь за помощью. Пройдет еще несколько минут, и станет совершенно темно, как было в тот момент, когда Мактиг шел прочь от обломков «Милого Дядюшки Виктора». Тогда останется только свет в окне – водохранилище рассмотреть будет совершенно невозможно.

– По крайней мере, вы помогли Джорджу Малкину, Лоренс, – сказал Купер. – Его сувениры принесли ему немного денег, не так ли?

И опять Дейли ничего ему не ответил. Но полицейский взглянул на него так, как будто бы услышал его ответ. Как будто букинист только что сказал что-то умное, что раньше не приходило Бену в голову.

– Ну да, – сказал Купер. – Вы же помогли Джорджу Малкину – не так ли, Лоренс?

Ветер все усиливался. Констебль услышал, как застонали скалы у него за спиной, и почувствовал холодный снег у себя на шее, куда его сдувало ветром с ближайшего сугроба.

У него заболели уши, но все это было несравнимо с тем, что чувствовала Мари Теннент, лежа в снегу в ночь своей смерти. В тех местах, где на его руки попадал снег, они стали похожими на куски сырого мяса. Он вытер их о не успевшие еще промокнуть штаны и опять засунул в перчатки. Но в перчатки тоже нанесло снега, так что это мало помогло согреть пальцы.

– Я знаю, что вы не участвовали в убийстве Ника Истона, – продолжил Бен. – И что в смерти Мари вы тоже не виноваты. Но вы должны сказать нам, Лоренс, где ребенок.

Этот тупой треск у него в ушах – это что, звук вертолета? Или то стук его собственного сердца, пытающегося гнать по венам полузастывшую кровь? Если ему удастся убедить Дейли, что помощь на подходе, тот, может быть, решит не умирать. Может быть, он встряхнется и они смогут обняться, чтобы согреть друг друга…

Купер сложил руки ковшиком перед лицом, чтобы удержать облачко своего дыхания – он испугался, что вместе с ним может улететь и его жизнь. Лоренс же и не собирался встряхиваться. В его организме больше не осталось тепла, которым он мог бы поделиться. Теперь полицейский лежал на нем, прикрыв оба их тела ветровкой и оставив снаружи только голову и ноги.

Он обязательно должен услышать звук приближающегося вертолета, чтобы подать летчикам сигнал. Правда, Бен не знал, как ему это удастся в полной темноте, но каким-то образом ему придется это сделать. Хотя в его распоряжении только фонарь и бесконечная, как пустыня, пустошь. Если б у тех, кто летит в вертолете, была голова на плечах, они искали бы их с помощью инфракрасного оборудования. Если, конечно, их тела к тому времени излучали бы хоть какое-то тепло.

А ведь это действительно звук вертолета…

– Мне кажется, что они прилетели, Лоренс, – сказал Купер.

Он дотронулся рукой до лица Дейли, чтобы привлечь его внимание, и его пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое, на какое-то непонятное уплотнение на щеке Лоренса. Это была одна-единственная слеза, медленно превращающаяся в ледышку.