Дом-пятистенок был стар, как и сам дед Василий, но такой же крепкий. Словно мучаясь артритом, он скрипел половицами и ставнями, но ещё твёрдо стоял на земле, не заваливаясь на бок. И его бревенчатые бока от дождей и палящего солнца, казалось, становились лишь прочнее.

Антохе видать тоже не спалось. Дед слышал, как тот ворочается за стеной.

«Вот ведь не сложилась у Антохи жисть. Хороший он мужик, а с бабами не везёт. Сорок лет и ни жены, ни детей, ни дома настоящего. Да и то, не всякая баба будет за своим мужем по стране таскаться, терпеть гарнизонную скуку и бытовую неустроенность. Это раньше порядок во всём был. Семья на первом месте. Мужик достаток обеспечивал, за хозяйством следил. В деревне мужской работы завсегда много: вспахать, посеять, сено накосить, дом или забор подправить, дров наколоть. А баба знала – её обязанность мужа холить и лелеять, детей растить, уют в доме создать. Ну и хозяина слушаться. Вот Алевтина, сроду слова поперёк не говорила. Да ещё и наперёд знала, чего муж захочет. Бывало, подумать не успеешь, а она уже готовое решение выдаёт. И ведь так всё складно у неё выходило, что только кивать оставалось: «Да-да, правильно поняла, именно так я и хотел». Так и жили, душа в душу, пока Господь не прибрал её в прошлом году.

А Антонова фифа городская, после свадьбы пожила полгода в дальнем гарнизоне, закрутила роман с командиром, да и усвистала в город, пока муж в Афгане воевал. Это теперь, когда он полковника получил, да жилье в столице, свиристелка вспомнила о нём, вернуться захотела. Мол, семья у нас, не поздно ещё и деток родить. Только теперь уже Антохе этого не надо. Кроме армии другой семьи он не знает. Да и понятно, привык, за столько-то лет».

Дверь в комнату приоткрылась, скрипнула рассохшаяся половица. В темноте замаячил силуэт. Антон, старясь не шуметь, на ощупь двинулся через кухню к выходу. В тишине ночи его босые ступни звонко шлёпали по деревянному полу.

– Не спится, Антоха?

– Да. Пойду, покурю.

– Давай, чего ж не покурить. Да и я, пожалуй, проветрюсь до сортира, – дед сел, нашаривая в темноте валенки с обрезанными голенищами. Повздыхал, поскрёб пятерней подбородок, заросший седой клочкастой бородой. Поднялся, с кряхтением хватаясь за поясницу и бормоча под нос. – Ох, грехи наши тяжкие.

После душного, жаркого дня с его пронзительно-голубым безоблачным небом к ночи набежали тёмные тучи, и на улице ощутимо похолодало.

Антон прикурил, прислонившись плечом к резному столбику крыльца, и выдохнул клуб дыма в ночное небо. В разрывах между тучами, по краю подсвеченных серебристым светом луны, сверкали звезды. Мужчина полюбовался их спокойным сиянием, подумав, что в России небо совсем не такое, как на Кавказе или в Азии. Тут оно дышит умиротворением и покоем. А там небо опасно-красивое и тревожное. С мириадами ярких звёзд, которые словно фантастические хищные цветы на антрацитно-чёрном поле, подмигивают, зовут, обещая удовольствие и рай. А засмотришься, пытаясь проникнуть взглядом в глубину, и кажется, что вот сейчас закружится голова, покачнёшься и полетишь кувырком в этот бездонный колодец. Или небо раскроется, как пасть хищника, звезды расступятся, и из чёрного провала повалят стрекозы-вертолёты, сея из распоротого брюха огонь и смерть.

Антон Михайлович тряхнул головой, разгоняя наваждение. Глубоко вдохнул пьянящий ночной воздух и с наслаждением потянулся до хруста в позвоночнике, расправляя мускулистые плечи.

«Пожалуй, тоже прогуляюсь к сортиру», – затушил окурок в прикрученной к перилам жестяной банке из-под консервов и неторопливо спустился с крыльца.

Прикуривая на ходу вторую сигарету, через палисадник прошёл в огород и уже взялся за деревянную ручку дощатой двери с вырезанным вверху кокетливым сердечком, когда услышал за домом какой-то шум.

Изменив маршрут, Антон Михайлович направился в сад.

Как только племянник скрылся в палисаднике, на крыльцо вышел дед Василий.

Его не интересовало звёздное небо и загадочный свет Луны. Единственное, о чем он подумал, что ночь сегодня прохладная и следует поберечь свои старые кости. Запахнув фуфайку, дед включил свет над дверью, чтобы не споткнуться в темноте. И уже было собрался спуститься во двор, как из-за угла дома выскочил невысокий, чуть полноватый подросток в ватнике цвета хаки, с претензией на куртку то ли десантника, то ли охотника. Увидев деда, он испуганно вытаращил глаза, словно увидел привидение, и заметавшись в растерянности по двору, быстро нырнул обратно в сад, как вспугнутый таракан под печку.

Досадливо крякнув, дед Василий подхватил ружье, что всегда висело при входе в сенях, и решительно двинулся за нарушителем. Заряженное солью старенькое ружье дед держал, чтобы гонять местную шпану, что иногда лазила к нему, не столько воруя, сколько топча и портя урожай. Большого вреда соль не причинит, но хоть какой-то урок будет. Если попасть в мягкое место, пострадавший дня три сидеть не сможет, вспоминая недобрым словом чужой огород и меткость хозяина.

Как дед Василий и предполагал, в сад залезли подростки. Они, словно испуганные зайцы, суетливо метались из стороны в сторону – от одного угла дома, где уже стоял племяш, до другого. Прицелившись в воришек, дед, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения, закричал с азартом в надтреснутом старческом голосе:

– Ах, ты ж етить растуды налево. Вот я вас ужо. Антоха, лови огольцов!

Из-под яблони метнулись ещё двое, не замеченные дедом в темноте, и вся компания, проскочив мимо веселящегося Антона, скрылась за углом.

*

Лёшка всё это время послушно стоял возле лаза, не отходя ни на шаг от места, где его оставил Витя. Высокая трава, разросшаяся вдоль забора, щекотала и колола голые икры, и Лёшка нетерпеливо переступал тощими ногами, прикрытыми до середины острых коленок Витиной толстовкой, которая висела на нем, как на вешалке.

Ему было не по себе. При каждом звуке он нервно вздрагивал и ёжился, сам не понимая от холода или страха, что его оставили одного в темноте. Его немного пугали непонятные шорохи в кустах, звон цепи и тихое ворчание собаки в соседнем дворе, которая то ли чуяла чужака, то ли просто ей что-то снилось.

Казалось, что парней нет уже долго. Очень долго. Может, уже и ночь прошла, и сейчас встанет солнце.

А вдруг с Витей что-то случилось?! Он мог упасть с дерева и сломать ногу. Может, он лежит там один в чужом саду, всеми покинутый, ему одиноко и страшно и он ждёт, чтобы хоть кто-то ему помог. Но сумеет ли Лёшка найти его в темноте? И как дотащит до дома? Витя ведь большой и тяжёлый.

А если придёт хозяин сада?!