Первым его побуждением было, - вмешаться в бой, как-то помочь Харе, но он не мог, и это оказалось очень мучительно, - беспомощно смотреть на сражение, от которого зависит твоя жизнь.

Манцибурны изменили тактику. Теперь они стреляли не залпами чистой энергии: из глубины пространства вырывались сгустки гравитации. Они по-прежнему не могли достичь Хары, но, растекаясь волнами, проходили сквозь её защитные экраны, угрожая расколоть корпус и сбивая точнейшую настройку реакций в Ядре; она знала, что Манцибурны рассчитывали именно на это.

Благодаря окружавшей его жидкости Лэйми не чувствовал гравитационных всплесков, - только мощные волны сжатия и растяжения, пробующие на прочность его тело. Тех, кто наверху, сейчас бросало от стены к стене, словно мух в погремушке; это не могло им повредить, но наверняка было крайне неприятно.

Атака Манцибурнов понемногу достигала цели: свет замигал и каждый следующий удар ложился чуть ближе. У Хары уже не осталось выбора: она решила атаковать.

Лэйми увидел, как пространство вдруг раскрылось сразу в четырех местах, - и попавшие в ловушки корабли Манцибурнов развеялись мгновенно угасшими косматыми солнцами. Уцелевшие подняли свой невидимый щит, и удары Хары теперь также шли мимо цели.

Атака Манцибурнов ослабла, - теперь она не могла причинить ей вреда, - но и Хара не могла их поразить. Такое сражение могло идти бесконечно, - без какого-либо заметного результата.

Корабли Манцибурнов сгруппировались и соединились друг с другом энергетическими узами. Теперь они действовали как единое существо: от них потекла волна измененной физики, любая крупинка материи в которой взрывалась, разодранная хаосом ядерного распада. Хара сопротивлялась, - на том же уровне, - но на стороне Манцибурнов было чисто физическое преимущество в мощности. По мере движения волны её сопротивление возрастало, - здесь тоже действовал закон обратных квадратов, - но число кораблей Манцибурнов также начало расти: из вспышек замкнутого накоротко пространства непрерывно появлялись всё новые. Их число достигло пятидесяти, затем ста; по мере того, как они соединялись, атака становилась всё более глубокой и сложной. Тэйариин были несравненно более могущественной расой, чем Манцибурны, - но, когда они строили Хару, их возраст был не больше современного возраста их врагов.

Лэйми подумал, что всему приходит конец: если ты смог прожить двести лет, это не гарантирует, что ты сможешь жить и дальше. Скорее наоборот.

Что-то вновь изменилось: далеко в стороне зажглось новое солнце. Труба туннеля, соединившего Вселенные, распустилась чудовищным цветком, столкнувшись с этой Реальностью. Оттуда вырвалось что-то, неистово сияющее, и, в то же время, темное, эллипсовидное. Ворота тут же распались позади него, превратившись в поток света. Это темное нечто было небольшим, - по крайней мере, меньше Хары, - но Лэйми чувствовал, что его масса равна массе звезды. Оттуда, сквозь Хару, хлынул поток измененной реальности, - и корабли Манцибурнов буквально смело. Их не уничтожили: их разметало, отбросило на миллиарды световых лет иной, недоступной им силой, навечно лишив ориентации и всех шансов вернуться. Потом Лэйми затопила волна бурной радости, - не его собственной. Тэйариин не забыли о Харе, и та была рада этому. Но столь интимные переживания не транслировались для посторонних: видение свернулось, и он оказался в темноте.

Какое-то время Лэйми ещё ждал, однако, ничего не менялось. Наконец, Охэйо поплыл вверх, и ему оставалось лишь последовать за ним.

2.

Когда он выбрался из Моря, Аннит уже сидел на берегу, обхватив руками колени. С его волос по телу стекала вода, лицо было печальным и хмурым. Казалось, он даже не заметил друга.

- Ты в порядке? - спросил Лэйми.

Охэйо не смотрел на него.

- Я думал, что хочу творить миры, что я МОГУ это делать, - смогу когда-нибудь. - Он говорил совершенно бесстрастно. - А этого хотело что-то, проникшее в мою душу, - не знаю, даже, когда. Оно пришло - и ушло. И теперь у меня внутри пусто. Я ничего не хочу, Лэйми. Ничего. Ладно, это касается только меня. Но в нападении Манцибурнов я виноват тоже: там, в Ирринае, в моем восприятии был разрыв, - столь полный, что я не сразу о нем вспомнил. Ты знаешь, они умеют это делать. Они влезли ко мне в память, и узнали координаты Хары, - по расположению звезд. Никто из её обитателей раньше их не видел, ведь они приходили в неё другим путем. Кто мы, они, я думаю, знали с самого начала. Сто миллионов лет развития, - большой срок... А брахмастра просто исчезла. Да и к чему она мне? Теперь? Всё кончилось, не успев начаться.

Лэйми впервые видел друга в таком настроении, и оно совсем не понравилось ему.

- Ты всё же смог уничтожить Вселенную Мроо, - сказал он. - Одну из них. Это многое изменит. И многое спасет.

Охэйо, наконец, взглянул на него. В глазах у него было прежнее упрямство.

- Я действовал тогда как угодно, но только не сознательно. В биологии это называют первичной реакцией: хватают - вырывайся, бьют - отвечай. Я понимаю, что не должен был этого делать... но я очень этого хотел. ЭТО надо было прекратить. Ради нас и ради НИХ тоже. И мне кажется, что я поступил правильно.

Лэйми молчал.

- Аннит... - спросил он неожиданно хриплым голосом. - Может быть кто-то из них смог... Ты знаешь, какой силы был взрыв? Сколько... сколько мегатонн?

Охэйо угрюмо смотрел в сторону.

- Экса. С этим нельзя жить... но что мне ещё остается? - наконец сказал он. - Только идти дальше. Ты знаешь, что короткий путь здесь закрыт, - да и после случившегося там, в том селении, это стало бы... кощунством. Впрочем, учитывая, ЧТО я натворил с Харой, даже то, что я жив, - уже чудо. Я ни единой клеточкой души не хотел того, что сделали Манцибурны, - и думаю, Тэйариин не тронули меня лишь поэтому. Но на их месте я не пощадил бы виновника всё равно. Мне очень стыдно сознавать это.

- И что нам делать дальше?

- Мы Отрезаны, Лэйми. Тэйариин смогли отразить Манцибурнов, - но вернуть Хару в их Сеть они не смогут. Я думаю, пока Манцибурны существуют, они будут следить, чтобы Хара была Отрезана, - это они могут сделать. Что ж, это не в первый раз: однажды Хара была Отрезана восемьсот миллионов лет. И существует, как видишь.

- А мы?

- Мы будем спать. Там, на дне. Время жить и время спать, время движется опять, - Охэйо прервал детскую считалку, и вдруг рассмеялся. - Не бывает ничего вечного, Лэйми. Когда-нибудь Манцибурны уйдут. Придут новые расы и всё начнется снова. И снова. И, может быть, ещё раз. Мроо боятся, что однажды придет раса, которая станет сильнее Тэйариин, - по крайней мере здесь, в этой Вселенной. И она придет. То, что во мне было, ушло к ней, - он встал и начал вытирать волосы.

3.

Они сидели вдвоем в комнате Охэйо. Аннит собирал свои вещи, рассматривал их, и складывал в сумку с преувеличенной тщательностью. Застегнув её, он поставил её в угол и вздохнул.

- Нет смысла что-то брать с собой. Здесь вещи сохранятся лучше, чем в Море Снов. Когда-то я сюда вернусь? - добавил он с грустью.

Лэйми промолчал. Светящиеся волоски меха потускнели, здесь стало заметно холоднее. В воздухе висела непроницаемая, ватная тишина.

- Хара гасит огни, - сказал Охэйо. - Это будет долгая ночь.

Они вышли наружу, не оглядываясь, побрели вниз. К ним присоединились Симала и Маула, а также леры - Унвин с Сарини и Маахис. Лэйми уже не сомневался, что Маахис, - Манцибурн, но это вызывало у него лишь жалость, - слишком далеко тот ушел от себя, погнавшись за призрачной надеждой на вечную жизнь. Или не призрачной. Кто знает?

Когда они достигли Моря Снов, свет потускнел настолько, что Лэйми перестал различать цвета, - всё стало серым, плоским, призрачным. Вода была ещё теплой, и в остывающем воздухе над ней вился пар.

- Если хотите что-то сказать друг другу, - говорите сейчас, - предупредила Маула. - Потом у вас уже не будет такой возможности. Может быть, очень долго.