– М-м, – откликаюсь я. – Мммм!

– Сначала тебя надо утихомирить. – Он стягивает с меня шейный платок и наматывает его вокруг моего лица, закрывая рот. – Если так и будешь орать, они все сюда сбегутся и мы никогда не найдем Паулу. Понимаешь?

Я киваю.

– Так, теперь вставай. – Фрэнк с кряхтеньем поднимает меня на ноги. – Иди! Только без фокусов!

Он пихает меня в спину, и я поневоле делаю шаг к хижине.

– А знаешь, что мне пришло в голову? – доносится сзади пару минут спустя. – Когда я сюда приехал и увидел эти сараи? Я подумал: «Вот отличное местечко, чтобы кому-то вдуть!» А, что скажешь?

Я никак не реагирую, и он вновь меня толкает в спину.

– Они ведь только этим и занимаются, знаешь? Эти вонючие хиппи все равно что кролики. Твою Дейзи уже человек пять успели оприходовать: я же слышу, что мужики говорят. Даже та вешалка костлявая, что с ней ходит, – и та успела пару раз отметиться. Все кругом кого-то имеют. Все, кроме нас с тобой. А, Эмма? Тебе не досадно?

До хижины остается едва ли с десяток шагов. Сквозь приоткрытую дверь уже видна «массажная кровать». Я сжимаю кулаки, когда Фрэнк сильным толчком в спину валит меня на стопку одеял.

– Ты не такая, Эмма. Ты кому попало не даешь. Я сразу догадался, еще в самый первый раз, как тебя увидел. Ты другая, особенная. Как и я; ты тоже это поняла, да? Вот почему ты такая недотрога. Хочешь, чтобы я за тобой побегал. Мне так и сказали: она, мол, любит, когда…

Я бью его в лицо. Со всей силой, на какую способна. Фрэнк отшатывается, и я валюсь на него, не устояв на ногах. Бью снова, на этот раз в кадык, уже лежа сверху. Скатываюсь на пол и, прежде чем он придет в себя, спешу выскочить наружу. Бегу что есть мочи, не разбирая дороги, сквозь кусты, заросли деревьев, через мост, к водопаду, где женский смех, безопасность, спасение…

Правая нога поскальзывается, и я лечу носом в землю.

– Ах ты сука! – Фрэнк сидит поверх меня. Я отбиваюсь обеими руками, силясь угодить в его взбешенную, пунцовую морду, выцарапать крошечные глазки, порвать мокрый рот, но он перехватывает мои запястья, пришпиливает их у меня за головой и, навалившись всем весом, ищет мои губы, впивается в них чуть ли не зубами. Я что есть сил мотаю головой, однако он тут же сжимает мне подбородок словно тисками, не давая отвернуться, продавливает свой скользкий язык мне в рот. Крутит им в гортани, забирается в горло, я давлюсь, меня тянет на рвоту…

Разум словно уходит в спячку, забивается в какое-то темное место, чтобы переждать, пересидеть. Фрэнк тем временем лезет мне в пах, дергает за шорты, и мое тело – уже по собственной воле – приходит в движение. Пятки упираются в глинобитный пол, меня прогибает в пояснице – раз, другой, третий… набирая инерцию, чтобы одним мощным толчком сбросить наконец эту сволочь, – но он рычит мне в рот, а руки так и ходят по моему телу, рвут шорты за пояс, сдирают их к коленям вместе с трусами.

Он лихорадочно дышит, лоб обметало бисером пота, челюсть отвисла, в основании нижних зубов скапливается слюна.

Я уже не могу двигаться.

Весь мир превратился в чужое тело, чужое сопение и вонь.

Меня словно парализовало.

Я даже не уверена, продолжаю ли дышать. Пробую отвернуться, зажмуриться, отключиться от всего, что вот-вот произойдет, но не могу. Вообще ничего не могу сделать, только смотреть на Фрэнка, который, по-прежнему удерживая мои руки за головой, коленом раздвигает мне ноги. Сейчас изнасилует, а я ничем не могу его остановить. За стенками сарая все так же стрекочут цикады, плещется речная вода, смеются женщины у водопада – и что-то во мне умирает.

Я слышу какой-то рев, хруст, треск веток, кто-то сочно бьет по футбольному мячу, хлесткими ударами осыпает боксерскую грушу. Это длится вечность – но я уже ничего не слышу. Снисходит тишина.

Наши дни

С момента школьного праздника минуло два дня. Вскоре после того, как Хлоя рассказала нам про «тетю в синей шляпке», Уилл отвел дочь к матери, затем отвез меня к приюту, чтобы я смогла забрать велосипед. По дороге никто из нас не издал и звука. Я чувствовала, как у него под кожей, слова магма, бурлит гнев, но любые слова, которые могли бы разрядить обстановку, умирали у меня на языке. Да и что я могла сказать? Что за нами уже следят, что им мало засыпа́ть одну лишь меня сообщениями? Им известно о нашей связи и о том, что Хлоя его дочь… Вот об этом говорить? Ну хорошо, а что еще? Положим, угроз в мой адрес никаких не поступало. Лишь прозрачные намеки, что кому-то постороннему известна правда, а теперь вот меня хотят выбить из равновесия, упоминая якобы еще живую Дейзи. Или я все неправильно поняла? Ведь, покопавшись, я выяснила, что сообщения пришли вовсе не с реального Дейзиного аккаунта на «Фейсбуке». Тот пользовательский профиль, который выскочил на самом верху поискового списка по ключевым словам на Дейзи, оказался в точности таким же, как и пять лет тому назад, когда мы отправились в Непал. В частности, картинка на обложке профиля по-прежнему изображала нашу четверку в каком-то лондонском пабе: мы стоим обнявшись, со стаканами в руках. Что касается аватарки, то это типичная селфи, сделанная откуда-то сверху и сбоку; лицо подано в самом выгодном ракурсе, губки капризно выпячены. Помнится, мы ее даже поддразнивали, мол, у тебя получился не рот, а утиный клюв, но Дейзи категорически отказывалась что-либо менять. Похоже, оба образа – то, какой она воспринимала саму себя и какой видела на фото, – полностью совпадали.

Однако сообщения пришли вовсе не с этого аккаунта; после нашего отъезда из Великобритании он так и не обновлялся, если не считать быстро заглохшего ручейка комментов типа «Покойся с миром» или «Нам будет тебя не хватать». Нет-нет, автор сообщений, подписанных именем Дейзи, открыл совершенно новый аккаунт, из которого я ничего не могла нарыть. Вот стоит ее знакомое фото, на котором она хохочет за выпивкой, но уже нет ни картинки на обложку, ни сведений о друзьях – ничего. Одно лишь имя, Дейзи, и текущее местонахождение: Аннапурна, Непал.

Я не стала заново проглядывать сообщения, когда машина Уилла отъехала от приюта. Воздержалась от этого и после того, как пристегнула велик цепью возле своего коттеджа. Нет, я дождалась момента, когда, тщательно проверив запоры на всех дверях и окнах, а также задернув шторы, я наконец уселась на диван с бокалом красного. Итак:

Посланы одно за другим, с разницей в несколько секунд.

Я читала их и перечитывала бог знает сколько раз, затем села за свой ноутбук и принялась «гуглить» на «Дейзи Гамильтон». Листала бесчисленные газетные статьи, которые, по сути, были перепевом заметки из «Дейли мейл»: дескать, четверка подруг отправилась в путешествие, откуда вернулись лишь двое. Ни одного сообщения о том, что Дейзи все-таки нашли живой, отсутствуют и малейшие намеки на обнаружение трупа. Нет-нет, пережить то, что случилось, у нее не было ни малейших шансов. Или я не права? Сидя в темноте по соседству с изрядно опустевшей бутылкой вина, я и так и эдак проигрывала разные варианты на тему «а что, если». Что, если она жива? И все пять последних лет меня разыскивала? А может, это Ал решила устроить больной розыгрыш? Ведь, кроме нее, никто не знает о моем профиле на имя Джейн Хьюз… Может, она не простила мне реакцию на ее интервью? Я считаю, что мой гнев был целиком и полностью оправдан. Допустим, она нуждалась в деньгах, однако ее поступок я восприняла как самую низкую измену: ведь она клялась никому не рассказывать! Да, признаю, она лишь вскользь обмолвилась о том, что произошло с Дейзи, зато все прочие события, имевшие место в «Эканта-ятре», подала в таком сенсационном свете, что только держись. Когда читаешь ее интервью, возникает впечатление, что мы хором – кроме самой Ал, естественно, – с готовностью предавались оргиям и охотно принимали на веру философские бредни Айзека, в связи с чем ей и пришлось меня спасать. В телефонных разговорах, правда, она заверяла, что журналистка все намеренно переврала, но зачем вообще надо было давать ей такую массу подробностей?..