Зародыши культа племенного бога отмечались у народов Золотого берега. Племена этой области были в XIX в. сплочены в два больших союза — южный и северный: на юге самыми сильными племенами были аханта и фанти, на севере — ашанти. И вот, по свидетельству Эллиса, южные племена признавали своим главным покровителем бога Бобовисси, а северные — Тандо. Происхождение этих двух образов, видимо, разное: Бобовисси («Раздуватель туч», «Тучегонитель») считался повелителем грома и молнии, т. е. был олицетворением грозы, приносил дождь; имя Тандо значит, по догадке Эллиса, «Ненавистник», но в то же время это и название местной реки, божеством (олицетворением) которой Тандо, может быть, вначале и был; в то же время он как-то связан с муравьями, что как будто свидетельствует об отдаленных пережитках тоте-мических представлений.

Но при всем различии первоначального значения обоих образов идеологическая роль их была одна: это были военные предводители своих племенных союзов. Им приносили человеческие жертвы, призывали их на помощь перед походом. Племена, отпавшие от племенного союза ашанти, переставали чтить Тандо и обращались к культу Бобовисси. После военной неудачи ашанти в борьбе против англичан в 1870-х годах поклонение богу Тандо, не сумевшему защитить свой народ, заметно уменьшилось.

Культ племенного бога — и в очень типичном проявлении — отмечался у воинственных скотоводов масаи Восточной Африки (обитающих на границе Кении и Танганьики, к востоку от озера Виктория). Масаи чтут бога Энгаи (Нгаи); они молятся ему постоянно, особенно перед военными походами и важными делами. «Более молодые мужчины, воины, — сообщает капитан Меркер, один из лучших исследователей масаи, — молятся (Энгаи) утром, перед отправлением в лес для мясной трапезы, и во время нее, утром и вечером. Кроме того, они молятся во время военных походов утром перед выступлением и вечером после прихода в лагерь». Сама молитва протекает так: воины «садятся на корточки вплотную друг к другу, в то время как предводители… ходят через группу, осыпают каждого стеблями скармливаемой скоту травы и произносят молитву». Текст молитвы примерно такой: «Нгаи, дай нам скот, дай нам много скота, сохрани нам здоровье»[449]. Масаи считают себя избранным народом Энгаи. В прошлом они совершали частые военно-грабительские набеги на соседние племена для захвата у них скота и оправдывали эти набеги тем доводом, что Энгаи дал-де им в собственность все на свете, и они, захватывая скот у соседей, берут таким образом лишь то, что им по праву принадлежит. При угоне скота приносилась благодарственная молитва Энгаи. Меркер сообщает, однако, что женщины тоже молятся Энгаи, и даже чаще, чем мужчины — по два раза в день, в частности при доении коров; они жертвуют при этом богу несколько капель молока, коровьего или из своей правой груди[450].

Вообще в сложном образе Энгаи имеются и натур-мифологические черты, связанные, быть может, с промысловым культом плодородия. Ему молятся о дожде, и дождь считается его слезами. Самое имя Энгаи (Нгаи) расшифровывается как Энг ('Иг) — префикс женского рода плюс аи — дождь.

Надо заметить, что у соседних с масаи земледельческих племен акамба и акикуйу тоже имеется религиозно-мифологический образ Энгаи (другое его имя — Мулунгу); функции его — преимущественно земледельческие; в частности ему молятся о дожде, приносят ему благодарственную жертву при сборе урожая; с ним связаны священные фиговые деревья, у которых и приносятся обычно жертвы и совершаются моления о дожде. Однако у акамба и акикуйу культ Энгаи далеко уступает по своему значению культу предков, который, как и у большинства народов Африки, стоит на первом месте. Предполагают, что самое имя Энгаи заимствовано племенами акамба и акикуйу как раз от масаи, хотя возможно и обратное предположение. Как бы то ни было, но черты бога дождя и плодородия в образе Энгаи скорее всего принадлежат земледельческой религии акикуйу и акамба, тогда как у масаи на первое место выступает роль Энгаи как племенного бога-воителя[451]. Культ его у масаи занимает важнейшее место в их религии, почитание других божеств и духов имеет гораздо меньшее значение.

Уже на примере масаи и некоторых других народов Африки мы видим, какая существенная черта отличает образ настоящего племенного бога и культ его от всех его предшественников. Это — бог-воитель, покровительствующий своему «избранному народу» в его борьбе с соседями. Культ племенного бога — это прежде всего военный культ. Культ племенного бога — это религия народа-завоевателя. Теперь нам понятно, почему на более ранних стадиях развития мы не находим этого культа, почему контаминация разных представлений, приводящая к формированию сложных образов небесного божества, создает только идеологические предпосылки культа племенного бога, но не порождает этого культа.

Интересно отметить, что в числе тех элементарных представлений, из которых, как мы пытались проследить, складывается образ племенного божества, в большинстве случаев нет как раз того представления, с которым так часто связывали генетически этот образ: нет представления о духах предков. Вопреки Спенсеру, Тэйлору и их последователям, вера в духов предков не только не является главным источником и историческим предшественником представления о боге (в частности, о племенном боге), но и вообще не играет роли, даже как второстепенный мотив, в развитии этого представления. Образ племенного бога складывается помимо участия идеи обожествляемого предка даже у тех народов, например народов Африки, у которых культ предков стал господствующей формой религии. Лишь как исключение можно назвать такие мифологические персонажи, как восточноафриканский Мулунгу или зулусский Ункулункулу, расплывчатые черты которых контаминировались с представлениями о предках[452].

Нет, по-видимому, оснований связывать генезис образа племенного бога и с фигурой обожествленного вождя. Если у некоторых народов и устанавливается та или иная мифологическая связь между небесным богом-творцом и обожествленным вождем или царем (см. гл. 13), то эта связь еще не означает, что первый из этих образов развился из второго. Одним словом, всякие эвгемерические истолкования происхождения образа племенного бога, по-видимому, обречены на неудачу.

Настоящий культ племенного бога мы наблюдаем, как уже сказано, у народов-завоевателей, стоящих на высшей ступени варварства, на пороге классового строя. Их племенной бог — это знамя их военно-грабительских и завоевательных походов. Культ этого бога — идеологическое оправдание завоевательских тенденций и в то же время идейный центр объединения покоренных или присоединенных народов вокруг племени-гегемона.

Все же такие отчетливые и убедительные, можно сказать классические примеры культа племенного бога-воителя, какой мы видим у некоторых народов Африки, в историко-этнографической литературе редки, ибо мало известно непосредственных описаний быта и верований племен, стоящих на грани классового общества. Зато очень много можно указать примеров более поздней стадии исторического развития, на которой, в связи с расколом общества на классы, уже сложились государственные объединения, и в них образовался пантеон великих богов: и вот эти боги очень часто выдают свое происхождение как именно племенные боги-покровители; слияние их в единый сонм было как раз результатом достигнутого политического объединения.

Такой процесс хорошо прослеживается на многих древних религиях.

Боги религий древних государств Центральной Америки по большей части выдают свое племенное происхождение. Таков был в Мексике племенной бог ацтеков, кровожадный Уитцилопочтли, во имя которого ацтеки вели свои завоевательные походы и которому приносили в жертву пленников. Но в образе Уитцилопочтли сохранились очень архаические тотемические черты: этот грозный бог-воитель отожествлялся с мирной маленькой птичкой колибри: в то же время в культе Уитцилопочтли имелись и элементы земледельческой обрядности: фигуру бога лепили из теста во время зимнего праздника и съедали.