Основной формой социальной связи в примитивной группе охотников являлось кровное родство. Человек не мог даже вообразить иную форму социальной связи. Термины «родства» у австралийцев (и других примитивных народов) имеют, как известно, иное значение, чем у нас: они относятся не к отдельным лицам, а к целым группам людей определенного пола, возраста и положения в клане. Все австралийские аборигены, независимо от места их обитания и названия племени, считают себя «отцами», «сыновьями», «братьями матерей», «сестрами», «женами» и т. д. Это не пустая фразеология, поскольку все обычаи, а также права и обязанности каждого члена племени непосредственно определяются этими кровнородственными отношениями. Они учитываются при распределении добычи, определении жилища на стоянке, организации ритуалов и т. п. Эти социальные формы, единственно доступные пониманию древнего охотника, неизбежно переносились им на всю окружающую природу: отдельные объекты в природе тоже оказывались в кровнородственной связи между собой и с человеком.

Такая примитивная классификация природных объектов ни в коем случае не являлась чисто умозрительным процессом, как считал Леви-Строс (Lévi-Strauss С. Le totémisme augurd’bui. P., 1962. P. 116–117). Не была она и идеологическим отражением обычаев «раздачи пищи» (le grand partage), как то полагали Ма-кариус и Макариус (Makarius R., Makarius L. L’origine de l’exogamie et du Totémisme. P., 1961. P. 137–146). Это было не что иное, как «фантастическое отражение в головах людей» (Ф. Энгельс) определенных реальных человеческих отношений, а именно кровнородственных отношений. Советские ученые — Зеленин, Анисимов, Токарев и другие — со всей ясностью указывали на эту причинную связь.

Важной и особой проблемой тотемизма является определение роли магических действий и идей в тотемном комплексе. Наиболее типичной и известной формой таких действий и представлений является интичиума (обряды умножения), бытующая среди племен Центральной и Северной Австралии. Происхождение этой церемонии пока остается неясным. Естественно, что ритуалы, причем такие сложные, как в Австралии, имели очень длительную эволюцию. Поначалу они должны были быть намного проще. Вполне возможно, что магические обряды поначалу исполнялись не для того, чтобы приумножить количество конкретных животных или растений, а просто для того, чтобы охота была успешной. Не исключено, что известные изображения на стенах пещер, датируемые верхним палеолитом (Нио, Ласко, Пех-Мерль и др.), на которых животные поражены копьями, имеют отношение именно к этим обрядам. Однако их роль в возникновении и развитии тотемизма еще не ясна. У советских авторов существуют разногласия по этому вопросу. Некоторые из них, как, например, Семенов, приписывают обрядам охотничьей магии и развившейся из нее церемонии умножения очень большое значение. Семенов видит корни этих обрядов (и следовательно, тотемизма) в охотничьей специализации, то есть в предпочтении охоты на вполне конкретных животных. Другие — например, Хайтун и Токарев — считают такое решение проблемы упрощением. Как уже говорилось, тотемные животные в большинстве своем (в Австралии и других местах) не играли сколько-нибудь заметной экономической роли. Более вероятно, что магические обряды, связанные с охотой, лишь вторично смешивались с тотемистическими представлениями и на основе такого смешения возникла церемония умножения.

Отношение тотемизма к фетишистским верованиям и обрядам также представляет большой интерес. Этот аспект проблемы тщательно изучался Г. П. Францевым. Он убедительно показал (Францев Г. П. У истоков религии и свободомыслия. М., 1959. С. 205–210), что в тотемизме, как и в других формах религии, приписывание материальным вещам сверхъестественных свойств (например, австралийские чуринги) играет важную роль; такие верования обычно называют фетишизмом.

Проблема универсальности тотемизма как явления, характерного для определенной стадии исторического развития человека, многократно рассматривалась в советской этнографической литературе. Фрэзер показал широту распространения тотемизма, но не сумел найти нужной информации для многих районов мира. Поэтому теория ограниченного (локально или культурно) распространения тотемизма не может быть отброшена полностью. Среди советских ученых больше всего этой проблемой занимался Хайтун. Он доказал существование тотемизма (или его пережитков) у народов Северной Америки, Африки и Индонезии, по которым данные у Фрэзера отсутствовали. Он собрал также большое количество сведений о тотемизме у древних народов.

Тема тотемистских пережитков в сложных национальных и мировых религиях не раз поднималась в советской научной литературе. Конечно, не всегда удается увидеть следы тотемизма среди других религиозных (суеверных) представлений, связанных с животными. Как известно, зоолатрия и тотемизм не имеют между собой ничего общего. Среди советских этнологов и историков доминирует представление о том, что самым надежным критерием при определении тотемистического происхождения отдельных верований, связанных с животными, является их отношение к конкретному родовому или любому другому делению племени. Однако критерий этот не единственный: в некоторых случаях удается восстановить прямую генетическую последовательность изменения некоторых древнейших и наиболее ярко выраженных тотемистических представлений и их превращения со временем в более сложные пережитки тотемизма.

Например, вера в сверхъестественное (или непорочное) зачатие, очевидно, поначалу была частью тотемистического комплекса: в этой первоначальной форме она дожила до сегодняшнего дня у австралийских племен. Можно обнаружить и корни такого верования: обычай группового брака делал отцовство неопределенным и затемнял роль мужчины в зачатии ребенка. Постепенно, с развитием и укреплением индивидуальной семьи и упадком тотемизма вера в сверхъестественное зачатие теряет связь с тотемистическим комплексом и приобретает новое значение. У очень многих народов — начиная с древних римлян и кончая современными китайцами — известны легенды и сказания о рождении некоторых выдающихся личностей, которых женщина зачала с помощью божества или другого сверхъестественного существа. Задача таких легенд — показать врожденное превосходство этих личностей над остальными людьми. Здесь уже отсутствует тотемизм как таковой, но генетическая связь с ним прослеживается. Так, например, и христианская доктрина непорочного зачатия Христа Девой — продукт эволюции древнего представления.

Еще одним примером является ритуальное поедание мяса тотема. В более развитых религиях оно переросло в обрядовое поедание жертвенного животного, а иногда и человека. Многочисленные примеры такой практики можно найти у Фрэзера. Советские авторы — Ярославский, Румянцев, Рожицин, Ковалев и другие, — основываясь на работах своих предшественников, утверждают, что христианское таинство причастия коренится в отдаленном тотемном обряде.

Из всего этого следует, что, по мнению большинства советских ученых, тотемистические верования отличаются, как и многие другие религиозные представления, большой устойчивостью, хотя и возникли в очень отдаленную эпоху древнеродового строя. Обретая иное значение и роль, они тем не менее сохраняются, а на новейших этапах эволюции проникают даже в такие сложные религии, как христианство.

Перевел с англ. К. Лукьяненко

человечества[697]

Научная литература, касающаяся мифологии различных народов, необъятна. Нет недостатка также в теоретических исследованиях, трактующих природу мифологии в плане фольклора или же примитивного мировосприятия. Тем не менее целый ряд моментов нуждается в разъяснении, особенно то, что относится к происхождению мифотворчества и его роли в прогрессе человеческой культуры. На этот счет существуют различные и даже прямо противоположные точки зрения.