В еще более ясном виде эта концепция нашла отражение и развитие в работах Дюркгейма, согласно которому тотем — это и есть примитивный клан…«ипо-стасизированный и представленный… в чувственном образе растения или животного, служащего тотемом» (Durkheim Е. Les formes élémentaires de la vie religieuse: Le système totémique en Australie. P., 1912. P. 294–295).
Почему эта «ипостасизация» клана обретает форму веры в кровное родство с животными определенного вида? Несколько талантливых этнологов пытались ответить на этот вопрос, причем иногда вполне успешно. Например, Анкерман правильно указывал на то, что сам охотничий образ жизни первобытных племен, при котором человек всегда окружен животными, но не может высоко подняться над их уровнем в силу ограниченности своих умений, порождает определенный «анималистический круг идей» (Gedankenkreis des Animalismus), дающий питательную среду для тотемистических верований. Психологической предпосылкой для этого «особого отношения между социальной группой и ее тотемом, чувства их общности», являющегося главной особенностью тотемизма, служит «отсутствие индивидуализма»: идея индивидуальной души не получит развития в условиях «кланового коллективизма», поэтому тотемизм не может возникнуть на основе анимистических идей (Ankermann В. Ausdrucks und Spieltätigkeit als Grundlage des Totemismus // Anthropos, 1916. № 3–4. S. 586–590).
К пониманию этой проблемы очень близко подошел ван Геннеп; с его точки зрения, тотемизм — это «распределение между вторичными группами общества (т. е. между кланами) участков территории со всем, что на них живет и произрастает» (Van Gennep A. Qu’est — ce que le totémisme? Folk-Lore. 1911. P. 101).
Оставив без внимания ряд других менее успешных попыток различных этнологов решить проблему тотемизма, мы тем не менее можем выделить один очень важный факт: некоторые серьезные исследователи в разных странах смогли, пусть даже неосознанно, подойти к правильному пониманию этой проблемы. При всей неясности они различали некоторые существенные связи между конкретным экономическим укладом и социальной организацией, т. е. первобытным кланом, с одной стороны, и тотемистическими верованиями, с другой.
К сожалению, большинство ученых не смогли дойти до понимания этой (пожалуй, очевидной) связи. Они либо не заметили ее вовсе, либо пытались объяснить ее как нечто более позднее, вторичное и несущественное. Некоторые исследователи (например, Ланг, Кунов, Хэддон, Хартленд и др.) обратили внимание на социальный аспект тотемизма, но оставили без объяснений его религиозный аспект. Другие (например, Тайлор, Уилкен, Риверс, Вундт и др.), наоборот, старались объяснить только религиозную (или, точнее, психологическую) сторону тотемизма, т. е. содержание тотемистических верований, но не обращали внимания на его социальную сторону.
Некоторые американские этнологи, в основном ученики Франца Боаса, дошли до того, что стали рассматривать социальный аспект тотемизма как позднейшее явление; они считали, что вначале существовало только индивидуальное поклонение животным-хранителям (наподобие культа личных духов-хранителей, существовавшего у североамериканских индейцев) и лишь со временем оно трансформировалось в коллективное поклонение. Однако совершенно очевидно, что эта концепция, при которой индейцы Северной Америки оказываются на более низкой ступени развития, чем аборигены Австралии, не может быть принята. Тем не менее некоторые современные ученые (например, Йенсен, Бауман, Хекель) разделяют этот взгляд на эволюцию тотемизма.
Более того, существуют авторы, которые, будучи неспособны понять связь между социальным и психологическим аспектами тотемизма, предпочитают рубить «гордиев узел» мечом. Они различают два «тотемизма» — «социальный» и «культовый». Эту точку зрения, несмотря на всю ее странность, защищают такие видные ученые, как Элькин, Петри и Шлезиер.
Все эти «современные» конструкции можно рассматривать лишь как шаг назад по сравнению с идеями (пусть не всегда достаточно аргументированными, но по крайней мере тщательно рассмотренными) Смита, Дюрк-гейма, ван Геннепа и Анкермана. Так же следует относиться и к концепции, предложенной сторонниками «культурно-исторической» немецко-австрийской школы, согласно которой тотемизм характеризуется всего лишь одним «культурным кругом»; эта точка зрения, не основанная ни на каких фактах, к счастью, не имеет сейчас приверженцев.
Еще более далеким от истины выглядит довольно нигилистический взгляд на тотемизм как на искусственное понятие. По мнению ряда ученых, начиная с Гольденвейзера и Лови и кончая Леви-Строссом, общий термин «тотемизм» на самом деле объединяет довольно разные явления, каждое из которых требует особого изучения и объяснения. Хотя эту точку зрения отстаивают некоторые авторитетные ученые, а иные из них — в частности, Леви-Стросс — выдвинули множество интересных и позитивных идей, касающихся тотемизма, в целом мы не можем согласиться с отрицанием существования самой проблемы.
Тотемистические верования и ритуалы разных народов, конечно, значительно отличаются друг от друга, однако такие же различия обнаруживаются при изучении любой группы верований, обычаев или укладов материальной культуры. В любом случае эти различия не исключают сходства: вместе они образуют две стороны сложных взаимосвязей между сравниваемыми явлениями. Отрицать существование группы верований и ритуалов, которые во многих своих важных чертах повторяются у множества народов, лишь из-за того, что они в чем-то отличаются друг от друга, равносильно тому, как если бы ученый, изучающий, например, историю жилища, обнаружив, что типы их у разных народов различны, заявил, что само по себе понятие «жилище» не существует и является искусственным.
Давайте теперь рассмотрим вклад советской науки в изучение проблемы тотемизма. Пользуясь многими достижениями зарубежных ученых, советские этнологи значительно продвинулись в изучении данной проблемы, ввели в научный оборот новые и малоизвестные факты (особенно по верованиям народов Северной Сибири).
Усилия советских исследователей тотемизма прежде всего направлены на поиск материальных (то есть, по сути, социальных) корней тотемистических верований. Советские этнологи рассматривают тотемизм как форму религиозных верований, имеющих далеко не региональное значение и возникающих на той стадии развития человеческого общества, когда доминирует охота и собирательство. В ту эпоху клан (или предклан) был универсальной формой социальной организации. Тотемистические верования и обряды представляют собой лишь искаженную форму раннеклановых отношений. «Социальная сторона» ни в коем случае не является производной или несущественной частью тотемизма, она составляет его основу, а раннеклановая структура — ту единственную почву, на которой могли возникнуть тотемистические идеи.
Одним из первых этнологов, обративших внимание на социальную сторону тотемизма, был С. П. Толстов. Хотя он наблюдал лишь поздние реликты тотемистических верований, сохранившиеся среди туркмен и некоторых других кочевых народов Азии, изученное им огромное количество сравнительно-исторического и этнографического материала позволило ему заглянуть в более отдаленное историческое прошлое. Толстов считает, что тотемизм возник в самую древнюю эпоху человеческой истории, предшествовавшую даже образованию родовой организации. По его мнению, в основе тотемизма лежит «чувство связи с некоторым видом (или видами) животных и растений, сформировавшееся под воздействием материального производства», в конечном счете — «чувство’ единства» человеческой группы и «занимаемой ею территории» с «находящимися на этой территории производительными силами». Толстов полагает, однако, что идея кровной связи с тотемом тогда не существовала, поскольку это была еще дородовая эпоха (Толстов С. Проблемы дородового общества//Советская этнография. 1931. № 3–4. С. 31). В более поздней работе он очень точно определил тотемизм как «форму отражения внутренней сплоченности первобытного общества, его единства, его отличий от других таких же сообществ» (Его же. Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. № 9—10. С. 26).
