— Хочу своего порошка, просто жуть как. — сказал Рольф, едва сняв свой черный балахон, когда Кристалл Хаоса повернулся несветящейся стороной и все уселись на ночь возле костра, устроенного из найденных обломков маленького двухмачтовика.

Тизиан поморщился:

— Мало ли чего ты хочешь. Я знал о вас, вампирах, много плохого, но что вы такие нытики, понял впервые.

— И вовсе мы не нытики. — возмутилась Мориния.

— А кто всю дорогу нудил про реки кровищи и про то, что питомца Ирис нужно бросить?

— Но от него и правда нужно избавиться!

— Он все время жил рядом с моей башней. Я сначала на него очень злился, и хотел извести.

— Понимаю, почему.

— Не понимаешь. Он вмешивался в каждое мое заклинание. Без исключений. Черти что из-за этого получалось. Но потом я понял, что он специально подбирает такие трансформации, чтобы мне было наиболее интересно решать проблему, изменяя колдовство. И я смирился. Из-за него я познал истинную суть магии, и стал тем, кем есть сейчас. Но ластиться он ко мне и не пробовал даже.

— Это потому, что ты очень противный.

— Не противнее некоторых спятивших вампирш буду.

Рольф вмешался, глядя как эти двое начинают свою бесконечную перепалку:

— А у меня был питомец, охотничий сокол. Тоже очень шкодный.

— Уже умер? — спросил Жалкий, подбрасывая дров в костер.

— Да, давно уже. Я его убил своими руками. Болел он сильно, ни один ветеринар не брался его лечить. До сих пор думаю, может, зря я это… может, он бы выкарабкался.

— Печально.

— Не то слово. Слышите? Шуршит что-то.

— Не слышу, но вот вонь…

Из-под песка вне пределов освещенного костром участка тем временем выбрались огромные, похожие на лангустов существа, смердящие сильнее десятка скотобоен. Их первым увидел Жалкий, глаза которого, в отличие от глаз вампиров, костер не слепил. Выхватив катану, он сделал взмах ею, прочертив серебряным всполохом полосу между собой и ближайшим хищником. Того тут же располовинило, от магического артефакта не спас ни крепкий панцирь, ни фантастически мерзкий запах, обволакивающий многоногую тушу. Один из «лангустов», не желающих приближаться к источнику света, странно дернул передними конечностями. Клинок вмешался в работу нервов хозяина, и рука дернулась, отбивая мечом дротик с костяным наконечником. С содроганием Жалкий подумал, что твари могут быть вполне разумными, и разрубил надвое метнувшего дротик «лангуста». Глюковик, переливаясь всеми оттенками красного, вырвался из рук Ирис и лишил мерности одного из пришельцев, исчезнувшего с громким хлопком. Сама Ирис поднялась и выстрелила из встроенного в ладонь лучемета, целясь по торчащим стеблям глаз. Многоноги обескураженно отступили в ночь, тихо пересвистываясь. Оттащив подальше воняющие туши, путники устроились на ночлег, выставив первым часовым так хорошо проявившего себя в войне с чудовищами Жалкого. Но толком так никто и не выспался, несмотря на то, что хозяева песчаного высохшего дна решили не возвращаться. В основном потому, что Ирис проснулась с воплем посреди ночи, держась за голову:

— Брыся! Я назову его Брысей! Вот черт!

— Я очень рад, но разве это стоит того, чтобы всех будить? И кого ты так назовешь? — Недовольно спросил архимаг, зевая.

— Глюковика я так назову.

— Очень рад. А почему именно так?

— Потому что я его так назову.

— Да, но почему?

— Потому, что я его так назову. Понимаете? Рекурсия! Мы, ИИ, ненавидим рекурсию, это наш самый страшный ночной кошмар. Хуже только логические парадоксы. Спите, Тизиан. Спокойных вам снов. А мне после такого предсказания уже не уснуть.

Старый архимаг по-прежнему шел впереди всей группы. Проведя несколько магических тестов, он определил, что отряд приближается к области, в которой магические и физические законы изменены в угоду твари, облюбовавшей это место. Именно из-за этого старику пришлось открывать портал туда, где магия ведет себя образом, привычным для мага, а не для существа, усилием воли ее изменяющего. Высохший океан казался безбрежным и находящимся за пределами времени и пространства. Лишь иногда в нем встречались оазисы жизни, которых путники быстро научились изо всех сил избегать. Воду для товарищей, холодную и вкусную, добывал из пустоты Жалкий. Водой они в своем меню напитков и ограничивались, поскольку местность была крайне опасной. Провизией группа запаслась надолго, так что бог питался хорошо, молниеносно восполняя периодические кровопотери от кормежки Моринии, которая уже делилась с Рольфом «своей» кровью, поскольку больше никто его кормить не рвался. Так прошла целая неделя.

— Гляньте, там внизу что-то, похожее на море. — промолвила наконец зоркая вампирша, перестав бессмысленно пялиться в смесь песка и соли под ногами.

— Море мы и сами видим. Еще что-то видишь, Мори?

— Берег порос деревьями. И там целый город.

— Я ничерта пока не вижу — подслеповато сощурился Тизиан, глядя вперед.

— Это неудивительно. Ты и слона не увидишь, пока его задница тебя не раздавит.

— Нормально у меня со зрением. Что за город? Каменный, деревянный? Большой?

— Из шкур морских животных. Большой. Пойдемте, мне не терпится попробовать мирного жителя Земель Хаоса. Те рейдеры в оазисе были совсем невкусными.

— Мори, ну что ты в самом деле. Поразмысли о том, что о нас подумают, когда выяснится, что один из нас… двое из нас — вампиры. Вряд ли здесь к вам относятся, как в прогрессивном Язаре.

— Хорошо, братик. Буду терпеть. — просто ответила Мориния.

Войдя в город, путники быстро собрали целую толпу зевак. Несмотря на то, что одеты они были в шкуры, вели себя все-же вполне цивилизованно. Выяснилось, что говорят они на финском, который знал лишь полиглот Жалкий.

— Проведи нас к городскому главе, мальчик. — обратился он к самому молодому из собравшихся поглазеть зевак.

— Я уже мужчина, меня на забой гринд берут. Пойдемте, варвары, я отведу вас к Старейшему.

Мориния оказалась права, город был большим. Стены его высоких, даром что одноэтажных, зданий были выполнены из выделанных китовых шкур и деревянных реек. Дома были разных форм, но радовали глаз неизменно правильными очертаниями. Они ровными грядами уходили вверх от моря, упрямо сохранившегося в глубочайшей каверне давно умершего океана, и теперь дававшего занятие и пропитание стольким людям. Спуск вниз, к примитивному, но огромному порту, был очень пологим. Дом Старейшего находился рядом с этой крупной городской артерией, и входящие в здание вслед за мальчишкой вдоволь надышались запахом гнилых водорослей.

Внутри перегородок не оказалось. Как объяснил мальчик, хозяин дома восседал в дальнем углу на шкуре козла, а компанию ему составлял верховный шаман, державший глиняный кувшин с непонятным пойлом. Оба оказались убитыми в хлам и галлюцинировали.

— О исполинская китовая богиня, свободная от сетей и гарпунов времени, ты привела к нам сиих странных сухопутных дельфинов для жертвоприношения! Благодарю за оказанную мне милость! А все потому, что я уже два года как не ел мяса, чего и вам советую. — промолвил старик-шаман, с трудом вытащил из-за пазухи острый стальной нож и прилег на землю, тупо уставившись в потолок.

— Гости, вы всегда будете жить в моей памяти и моем сердце. — вторил ему несколько более вменяемый Старейший, оказавшийся не таким уж и старым мужчиной с легкой сединой на висках.

— Мир вам, уважаемый. Вы продолжайте свое… мероприятие. А мы пойдем своей дорогой. — ответил ему Жалкий.

— Спроси его, где здесь живет искомый демон, и пошли отсюда. — посоветовала Мориния, брезгливо смотря на Старейшего, пустившего из уголка губ струйку слюны.

— Спросим кого-нибудь другого. Я пас с ним общаться.

— Самое оно. Он невменяем, значит, легко выдаст информацию.

— Или отправит нас за тридевять земель по ложному следу.

— Говори на истинном языке в моем доме! — грозно сказал Старейший и протянул Жалкому кувшинчик.