Подобно беспечному добряку Лафонтену, Крылов примерил на себя русский халат этакого мудреца на покое, ленивца и обжоры, которому ни до кого и ни до чего дела нет. Висит себе картина криво в изголовье на одном гвозде, ну и ничего – небось не упадет. Хотя, конечно, людей попроницательнее и влюбленных в его басни, таких как Гоголь, Белинский и Иван Тургенев, этот маскарад не мог ввести в заблуждение.

А молодой Батюшков уже после публикации первых его басен предсказывал в своем «Видении на берегах Леты», что только их вернет река забвения (и действительно, все прочие творения Крылова не пережили своего создателя, увы), покуда сам «Крылов, забыв житейско горе, / Пошел обедать прямо в рай».

Вот и все о трех баснописцах – древнегреческом, французском и русском.

И возвращаясь к названию: читатель, цени ЗОЛОТО БАСЕН, владей им и пользуйся по необходимости и ради удовольствия, его от этого не убудет, и оно не подлежит уценке, как показала двухтысячелетняя практика.

«Записки о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря, пожалуй, самая великая книга о войне в мировой литературе. Во-первых, пишет главное действующее лицо той войны – причем пишет о себе в третьем лице! А это известно только детям до трех лет, некоторым философам и воинам: на рубеже жизни и смерти никакого местоимения «я» нет, оно – пустая грамматическая форма, вместилище преходящих желаний и страхов. Во-вторых, в сделанных по горячим следам «Записках» (что само по себе беспрецедентно – как правило, деятели либо сами описывают свои деяния десятилетия спустя, либо еще позже это выполняют за них другие – сказители, летописцы, историки) Цезарь-писатель в чем-то сравнялся с самим собой как историческим деятелем, а в чем-то даже превзошел – так сказать, увековечил. В-третьих, сам материал Галльской войны грандиозен: трагическая эпопея покорения целой огромной страны, более того – конфликт цивилизаций. В итоге город Рим победил мир и просуществовал еще полтысячелетия в виде империи, попутно инфицировав, оплодотворив и подвигнув варваров к созданию европейской цивилизации, повторявшей в общих чертах общественное устройство Древнего Рима в его разных фазах.

Поэтому цезаревы «Commentarii belli Gallici» можно читать как отчет о легендарных событиях двухтысячелетней давности, но можно и как комментарий к позднейшим перипетиям европейской истории – от этнических междоусобиц до династических, наполеоновских, мировых, религиозных войн и вплоть до острых конфликтов и геополитических сдвигов последних двух десятилетий. Это очень «гулкая» книга, написанная чрезвычайно просто и, в силу этого, выходящая на фундаментальные основания всех войн и человеческого мироустройства в целом – а в этой области очень мало что изменилось за прошедшие тысячелетия. Не получается никак, да и вряд ли стоит пытаться читать эту книгу только как «литературный памятник». Так же как образ Цезаря не сводим к беломраморному бюсту с невидящим взглядом из Британского музея.

Юлия Цезаря принято считать великим полководцем и выдающимся государственным деятелем времен кризиса Римской республики. В немалой степени благодаря ему Рим из античного города-государства превратился в столицу величайшей империи древнего мира.

Родоплеменное устройство являлось испытанным средством прекратить войну всех со всеми внутри клана, подавить внутривидовую агрессию. Государство стало социальным изобретением более высокого порядка, надклановым. Чаще всего оно было царством, но могло обернуться и рабовладельческим полисом, с более или менее республиканским устройством, управляемым свободными гражданами. Греки считали, что таких граждан должно быть не больше, чем способна вместить самая большая площадь города, чтобы все друг друга знали в лицо, могли увидеть и выслушать на общем собрании. К I веку до н. э. Рим, как созидательная социальная идея и чисто количественно, попросту перерос рамки города, а Римская res publica после нескольких столетий существования исчерпала свой ресурс развития. Из-за огромного притока дешевой рабской рабочей силы в латифундии богачей Рим был переполнен разоренным и неимущим паразитическим плебсом (все достояние которого – собственное потомство, отсюда слово «пролетариат»), находившимся на государственном иждивении и освобожденном от всех повинностей, однако имевшим римское гражданство и право голоса. Аристократическая олигархия пыталась удержать власть и сохранить мир в обществе, но в рамках республиканского правления это все хуже получалось. Порожденная ею диктатура Суллы лишь подтвердила тупиковость консервативных устремлений. Рим обречен был либо открыться миру, начать инкорпорировать в себя италийские города, отдаленные провинции и завоеванные территории, предоставляя какой-то части их жителей римское гражданство и права, либо очень скоро погибнуть от завоевателей или самоистребительной гражданской войны.

С волками жить – по-волчьи выть. Войны, завоевательные и гражданские, не заставят себя долго ждать, и все же создание империи станет не целью, а единственным способом установить Pax Romana, относительно устойчивое и пространное государственное образование, функционирующее по общим правилам и не допускающее войн внутри собственных границ, – римский «миру – мир». Погибнут и те из «стана обреченных» (Гракхи, Катон-младший), кто станут слишком рьяно этому сопротивляться, и те «первые ласточки» преобразований, кому придется осуществлять этот амбициозный исторический проект (Цезарь в том числе). Современники считали Цезаря погубителем res publica (то есть государства как «общего дела» граждан), тираном и узурпатором, а идейные противники – честолюбцем, авантюристом и политическим дилетантом, тогда как он всего лишь заложил фундамент автократии, отдаленно напоминающей то, что много позже назовут конституционной монархией. А довершил дело после гибели Цезаря гораздо более прагматичный и политически трезвый Октавиан Август, предусмотрительно сохранивший республиканский фасад уже вполне императорской власти. Причем надо учитывать, что слово «диктатор» у латинян во времена Цезаря подразумевало наделение временного правителя некоторыми чрезвычайными полномочиями, а титул «император» означало всего лишь «главнокомандующий», а не «абсолютный монарх» в позднейшем династическом смысле.

Зато само имя Юлия Цезаря сделалось дважды нарицательным: месяц, в который он родился, был переименован в его честь июлем (Цезарь учредил юлианский календарь, принятый в Российской империи Петром I и отмененный Лениным), а «кесарь» (царь, кайзер) стало после его смерти титулом императорской, царской власти. Но также сделалось антонимом другой власти – той, что не от мира сего. Потому преданный вскоре римлянами позорной казни на кресте Иисус Христос наставлял своих последователей воздавать «кесарю кесарево» (то есть с мирской властью расплачиваться монетой с профилем «кесаря»), но не более того. И в этом смысле «кесарь» и Сын Божий – два полюса человеческого мира: мирского, материального, внешнего – и внутреннего, духовного, божественного. Симптоматично, что Цезарь и Христос стали жертвами, подверглись насильственной смерти, причем в обоих случаях в результате предательства. Возможно, для своего времени и для соплеменников Юлий Цезарь оказался чересчур хорош.

Попробуем на основании дошедших до нас свидетельств вкратце охарактеризовать личность первого римского императора и автора «Записок о Галльской войне».

Всем известно приписываемое Цезарю высказывание о захолустном галльском селении, ставшее девизом властолюбцев: «Я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме». Цезарь был нацелен на первенство. И все же главной отличительной чертой его личности является не маниакальное честолюбие (так называемое цезаристское безумие), а полнота человеческого осуществления в дохристианском, античном понимании (типа «ничто человеческое мне не чуждо»). Не случайно он полагал себя потомком Энея и при случае посетил Илион/Трою (злые языки уверяли даже, что он намеревался сделать этот город новой столицей империи). Ему незнаком был разлад мысли, чувства и воли. Баловень судьбы, богатый и знатный, Цезарь, как никто, умел сносить удары судьбы, а неудачи и поражения его только бодрили. Саллюстий писал об этом так: «Ты сохраняешь величие духа при несчастных обстоятельствах еще в большей степени, чем при удаче». Врожденное чувство превосходства отнюдь не сделало Цезаря заносчивым и чванливым, а армейская жизнь – грубым. От непобедимого вояки Помпея его отличала способность к вдохновению, к озарению в безвыходных ситуациях, а от безошибочного «аппаратчика» Августа – способность к иррациональным поступкам и милосердию. И Галльскую, и гражданскую войну Цезарю приходилось начинать с одним легионом (с пятью тысячами солдат!) – и он победил в обеих. В годы гражданской войны он мог все похерить и отправиться с Клеопатрой в двухмесячное плавание к верховьям Нила, а между двумя походами на Британию вдруг отвлечься и сочинить не дошедший до нас трактат «Об аналогии». Но даже в этих поступках не было авантюризма или сумасбродства. Цезарь являлся расчетливым игроком и владел секретом поведения, непонятным и недоступным для людей малодушных.