— Нет, — отрезала Шельма. — Ничто не может утешить нас с Дадли после пережитых мук. Разве только огромный вкуснющий ужин. Но от Молотофф разве дождешься?

Стемнело. Автобус, пыхтя, взбирался на вершину последнего холма. В ночном небе плыла бледная луна, освещая большой дорожный знак. Надпись на знаке гласила: «ВЫ ПОДЪЕЗЖАЕТЕ К ГРЯЗЬЕВОДСКУ. КОЛДОВАТЬ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ». Внизу мерцали огни Грязьеводска. Далекий пирс отсюда казался волшебной страной.

Под одобрительные возгласы пробки с характерным чпоканьем повылетали из бутылок с праздничным лимонадом. Волшебники деловито разбирали куриные ножки и булочки с сосисками.

— Эй, вы там! — крикнула Мымра. — Хватит трескать, поделитесь с нами! Тут впереди полно голодных ведьм. Давайте бутеры, жадюги!

— Нетушки, — злорадствовали волшебники. — И не подумаем делиться!

— Я думала, у нас перемирие, — напомнила Чепухинда. — Один за всех и все за одного. В единстве — сила и все такое. Мм?

— То гоблины, а то еда, — объяснил Дэйв Друид. Рот у него был набит шоколадным тортом. — Когда дело касается еды, каждый волшебник сам за себя. Извиняйте.

— Разрази меня гром! — с досадой проворчала Чепухинда. — Волшебники, одно слово.

Тем временем в Грязьеводске… из Павильона растекалась толпа осчастливленных театралов. «Давно не видел такого потрясающего шоу», — твердили все в один голос.

Для Скотта это был поистине волшебный вечер! О таком мечтает любой актер. Чудесный, удивительный вечер, когда в кои-то веки все идет как по маслу.

Грим лег просто идеально, а когда Скотт облачился для выступления во фрак и цилиндр, официантка в буфете за так дала ему шоколадное пирожное и сказала: «Ну настоящий щеголь!»

Кофемашина в гримерной исправно варила кофе. Рабочие сцены были с ним вежливы, хлопали по плечу и говорили «удачи, господин Мертвецки, мы верим, что вы справитесь» и «мы все за вас болеем, господин Мертвецки» и все в таком роде. Стоя за кулисами, прислушиваясь к шепоту публики в первых рядах, он почувствовал, что готов ко всему. Удача вернулась к нему. Скотт ощущал ее всем телом. Он не мог дождаться начала представления!

Свет в зале погасили, когда полагается. Оркестр вовремя заиграл увертюру. Занавес не заело. Скотт весело выбежал на сцену и не споткнулся. Шутку про треску встретили взрывом хохота. Скотт не забыл слова песни и почти не фальшивил. Когда он сел на табурет в луче прожектора и запел особенно слезливую песню про любовь, несколько троллих и стайка баньши зашлись в таких рыданиях, что их вежливо попросили выйти.

Номер с чечеткой прошел на ура — никогда еще ступни Скотта не двигались так легко, а колени не взлетали так высоко. Ему даже удалось сесть на шпагат, не порвав ни связки, ни брюки, а для этого нужен редкий талант, это вам в шоу-бизнесе кто угодно скажет.

От начала и до конца представления зрители не отрывали глаз от сцены, ловили каждое слово Скотта, смеялись, аплодировали, подпевали, требовали еще. Ему устроили стоячую овацию и трижды вызывали на поклон.

После шоу гримерную Скотта завалили цветами, конфетами и поздравительными записками. Режиссер долго тряс ему руку и с ходу утроил гонорар. Поток поклонников не иссякал: одни говорили, что Скотт был великолепен, другие признавались, что всегда втайне предпочитали его Лулу Ламарр, третьи спрашивали, когда ждать его следующего фильма.

И вот он стоит на вершине лестницы, в ушах еще звенят аплодисменты, ночной бриз обдувает его пылающее чело — он пожимает руки, раздает автографы, позирует фотографам, мурлычет «спасибо, милые» и «вы слишком добры, любимые» — все как раньше, до того как он соскользнул в забвение. Ммм. Сладкий запах успеха. Как он скучал по нему!

Скотт не заметил, как у пирса со скрипом затормозил грязный автобус. Не заметил создания с безумными глазами и всклокоченными волосами, в рваном розовом платье и одной золотой босоножке, которое выскочило из автобуса и, спотыкаясь, побежало по пирсу. Не заметил, пока оно с пронзительным криком не бросилось в его объятия.

— Скотт! О, Скотт, это я! Я опоздала? Я пропустила шоу?

Он отшатнулся, чуть было не упал — но удержался на ногах. Сегодня его вечер, и ему все удается.

— Лулу! — вскричал Скотт, вновь обретая равновесие. — Что с тобой стряслось? Ты кошмарно выглядишь!

— Опять эти мерзкие ведьмы, — всхлипывала Лулу. — Они заманили меня в ловушку, Скотт! Притворились, что они богатые продюсеры и старые лодочники, а потом дохлая рыба ожила, но не по-настоящему, на самом деле это все были они, а еще ужасный кот и больной хомяк, и они запихнули меня в лодку и заставили сидеть рядом с мокрым волшебником в шортах, а потом лодка перевернулась и мне пришлось плыть к берегу, а потом пришли противные гоблины и связали нас, и заставили меня петь, а потом…

— Дорогая, — мягко сказал Скотт. — Моя бедная, дорогая истеричка, возьми себя в руки. Все это похоже на глупую книгу с бредовым сюжетом. Ты просто переутомилась, моя прелесть. Ничего этого не было, солнышко. Это всего лишь ужасный сон. Тебе нужно немного отдохнуть от публики.

— Но…

— Никаких «но», ангел мой. На вершине приходится тяжко. Нужен не только талант, но и стойкость. Ты не выдерживаешь темпа. Кроме того, — добавил он, стараясь не выказать радости, — кроме того, тебя уволили.

Лулу разразилась шумными рыданиями.

— Ну успокойся, — утешал Скотт, поглаживая ее по спине. — Ничего не бойся. Скотти о тебе позаботится. Через пару лет, когда ты снова встанешь на ноги, как знать, — может, я и предложу тебе эпизодическую роль в моем следующем фильме.

— О, Скотт! Скотт! Хнык, хнык. Я скучала по тебе, Скотт.

— Я тоже по тебе скучал, Лулу, дорогая.

Пачкуля, Хьюго, Шельма и Дадли с отвращением наблюдали эту нежную сцену из автобуса.

— И где благодарность? — сказала Пачкуля. — Посмотри на них. Меня от этого сюсюканья сейчас стошнит. Да чтобы я еще хоть раз стала спасать его карьеру!

— Вы что о себе думаете, заявляться в такое время? — вопросила миссис Молотофф. Она стояла на пороге в ночной рубашке, на ногах тапочки, на голове папильотки. Ее поднял из постели оглушительный стук в дверь, сопровождаемый разудалым пением.

— Мы как раз к ужину, — не растерялась Чепухинда.

— К ужину? Посреди ночи? Да как вы смеете! — заорала миссис Молотофф, на глазах свирепея. — Вам же было сказано, что это приличная вилла. У нас свои правила. Вы должны подчиняться.

— А вот тут вы ошибаетесь, — смело заявила Чепухинда, немало удивив своих ведьм. — Я предводительница. Что хочу — то и делаю.

Благородная Чепухинда поднялась на крыльцо, подошла к миссис Молотофф так близко, что они почти столкнулись носами, и сгребла в кулак ее ночнушку.

Сейчас сцепятся!

— Слушай меня, старая скупердяйка, слушай очень внимательно, — прошипела Чепухинда. — Ты меня достала до самых печенок. У меня тут дюжина голодных ведьм. Мы только что завершили в высшей степени успешную спасательную операцию. И сейчас мы хотим есть. Нормальную еду. Имей в виду, я говорю не о яйцах. Я говорю о холодной индейке, и малиновом желе, и пироге с вишней, и шоколадном печенье, и сосисках на шпажках. И еще о том славном фруктовом кексе, который у тебя в жестяной банке на верхней полке. Короче говоря, пир горой. Поняла меня? Давай дуй в кухню и накрывай на стол! Иначе я рассержусь и сделаю что-нибудь очень неприятное. Считаю до трех. Раз…

— Это недопустимо! — залопотала миссис Молотофф. — В правилах для гостей черным по белому написано: ПИРУШКИ ЗАПРЕЩЕНЫ.

— Плевать на правила, — сказала Чепухинда. — Два. — Кончики ее пальцев слабо заискрились. Миссис Молотофф побледнела.

— Колдовать запрещено! В Грязьеводске магия вне закона…