— Какая ж это смена обстановки. Кому охота выгребаться из дома в такой дождь и тащиться на нудное сборище? К тому же полшабаша небось не придет, учитывая, что бутерброды должна принести Туту. Если б я не была казначеем в этом месяце, вот точно дома бы осталась. Но Чепухинда говорит, надо принести шабашную копилку.

Она посмотрела на кровать. Под ней Пачкуля спрятала (вдруг воры нагрянут?) официальную копилку шабаша (с надписью «ФОНД ШАБАША — НЕ ТРОГАТЬ»), Отличное, кстати, место для тайника. Только совсем уж отчаянный вор отважится шарить под Пачкулиной кроватью.

— Хочет убедиться, что я не спустила общественные деньги, — продолжала Пачкуля слегка обиженно. — По-моему, она мне не доверяет. Не понимаю, с чего бы? В общем, хочется настоящих перемен. Уехать на несколько дней, сбежать от этого чертового дождя…

И тут, словно по сигналу, хлопнула крышка почтового ящика и что-то шлепнулось на коврик у двери. Снаружи послышались удаляющиеся шаги и донеслось немелодичное пение, которое, к счастью, вскоре стихло.

— Ай ты ж красота! — воскликнула Пачкуля и вскочила на ноги. — «Чудесную правду» принесли. Хоть кроссворд погадаю!

И она стремглав понеслась к двери. Но на коврике лежала не газета. А нечто куда более интересное. Глянцевая, сверкающая брошюра весьма неестественно смотрелась в Дебрях-Что-Не-Под-властны-Ни-Одной-Метле (на Пачкулином полу). Маленький, квадратный, солнечный, ярко-синий островок рая посреди океана разрухи.

— Ого, — сказала Пачкуля, и в глазах ее сверкнул огонек. — Любопытно! Гляди-ка, что принесли, Хьюго.

Она в волнении подняла брошюру.

— «Грязьеводск. Веселые развлечения и очарование старины! Окунитесь в особое отпускное волшебство!» Ух ты, Хьюго! Здорово там, правда? Посмотри, какого цвета небо! Ни облачка. Только подумай! Копченая селедка на завтрак. Прогулки по набережной. Солнце. Морской бриз, который сдует всю пыль и паутину!

— Фтобы эту паутину сдуфать, морским брисом никак не обходиться, — заметил Хьюго, мрачно глянув на темный потолок, где сновали взад-вперед десятки нахальных пауков — спасали свое жилье от наводнения. — Надо тайфун.

— Я имею в виду, с мозгов паутину сдуть, дурилка. Представь только, Хьюго: мы с тобой на море. А еще лучше — все мы на море! Весь шабаш. Помощники, метлы, все! Вот было бы отлично!

Пачкуля драпанула к кухонному столу, уселась поудобнее и принялась листать глянцевые страницы.

— Там даже пирс есть, Хьюго. И «Зеркальная комната», и «Дом с привидениями» — и еще тут написано: «Концерт с участием звезд в Павильоне». Вот это да! Знаешь, что я думаю, Хьюго? Надо выступить с предложением. Возьму сегодня с собой этот буклет на сборище и уговорю Чепухинду, что нам всем нужны каникулы.

— Ничефо не фыйдет, — отрезал Хьюго. — Нужны деньги. Ты ше снать Чепухинда. Она не любить расстафаться с деньгами.

— Угу, — сказала Пачкуля. Это было многозначительное «угу». — Угу. Но деньги-то не у нее. В этом месяце, как ты помнишь, я казначей. А что сделано — то сделано, если ты понимаешь, о чем я.

Хьюго резко вскинул голову и посмотрел на хозяйку. Глаза у него округлились.

— Ты не посметь! Бес расрешения Чепухинды нелься!

— Да ладно тебе. В копилке полно денег.

— Но это не наши деньги! Это официальные сперешения шабаша!

— Ну да. А на что мы их откладываем?

— На дождливый денек. Так Чепухинда гофорить.

— Ну так вот он и наступил! — ликуя, возвестила Пачкуля. — Не придумаешь денька дождливее, чем сегодня. Нет, Хьюго, я уже решила. Сейчас возьму и куплю путевки. И все скажут: «Пачкуля, блестящая идея, как и всегда…»

— Уферена? — с сомнением спросил Хьюго.

— Ну, не вполне, — призналась Пачкуля. — Но путевки все равно куплю.

— Так, — сказала предводительница шабаша Достопочтенная Чепухинда и резко постучала волшебной палочкой по длинному столу на козлах. — Перестали все кашлять, сейчас будем проводить перекличку. Чем быстрее я с этим покончу, тем быстрее издам недовольный стон и мы все сможем разойтись по домам. Давай журнал, Проныра.

Мелкий бес, сидевший подле Чепухинды, послушно принялся рыться в большом мусорном мешке.

— Как это «перестаньте кашлять»? — поинтересовалась ведьма Чесотка. — Нельзя просто так взять и не кашлять.

В подтверждение своих слов она с ног до головы обкашляла сидящую рядом ведьму Крысоловку. Крысоловка в ответ высморкалась Чесотке в лицо, но Чесотка как раз зашлась в приступе чихания и все равно не заметила.

— Прошу прощения, Чепухинда, — вмешалась ведьма Грымза, подняв глаза от стиха, который сочиняла прямо сейчас, на сборище, вместе с Очкариком (своим помощником-филином). Стих назывался «Ода дождю», и Грымза была настроена зачитать его вслух. — Нас всего шестеро. Вы, я, Чесотка, Макабра, Крысоловка и Шельма. Все остальные дома в постелях. Нет смысла устраивать перекличку. Надо просто применить дедуктивный метод.

— Хммм. Ну ладно. Кто отсутствует?

— Бугага и Гагабу, Вертихвостка, Тетеря, Туту и Мымра. А, и Пачкуля еще. Они передали записку, все подписались, кроме Пачкули. Зачитать?

— Валяй, — кивнула Чепухинда.

— Мы, нижеподписавшиеся, очень больны и не можем прийти на сборище.

— Вот нахалки, — возмутилась Чесотка. — Мыто вот с Барри приволоклись, хотя сама не понимаю, как нам это удалось, а, Барри? С нашим-то радикулитом.

Лысый стервятник, скорбно сгорбившийся на спинке хозяйкиного стула, подтвердил, что тоже не понимает, как им удалось.

— Радикулит? Только-то? — фыркнула ведьма Шельма, сидящая справа от Чесотки. Она осторожно потрогала свой длинный красный нос, под которым вскочила устрашающего вида лихорадка. — Погоди, когда у тебя грипп будет, как у меня. И Дадлик тоже гриппует, правда, дорогуша?

Одноглазый кот Дадли, устроившийся на хозяйкиных костлявых коленях, состроил недобрую мину.

— Нет, здрасьте, а я? — подала голос Макабра-Кадабра откуда-то из недр необъятного носового платка в шотландскую клетку. — У меня больное горло, бронхит, подагра и артрит. А дома Хаггис, у которого и вовсе ящур. Вдобавок у волынки моей чесотка…

Но Макабре не удалось изложить полный перечень своих бед. Ее заглушили недовольные выкрики других ведьм.

— И всего-то? Тоже мне! У меня все то же самое, а еще какая-то странная красная сыпь!

— Ой, да у меня то же самое и грибок на ногах в придачу!

— А у меня глаз слезится! У кого-нибудь еще тут слезится глаз? Нет, вы скажите!

Чепухинда ударила молотком по столу, и постепенно галдеж и причитания стихли, растворившись в хвором хоре сопения, чихания и глазоутирания — глаз у Крысоловки действительно слезился.

— Тишина, тишина! Ладно, хорошо, мы все больны, это и так ясно. Все этот треклятый дождь, до костей пробирает.

— Кстати вот, по поводу дождя, — сказала Грымза. У меня тут стих нарисовался. Хочу вам его прочесть. Называется «Ода дождю».

— Последняя строка не особо удалась, — отметила Крысоловка.

Грымза замолчала и смерила ее ледяным взглядом.

— Пардон, — буркнула Крысоловка. — Давай дальше.

— Все. Спасибо.