Правильно ли я поступил, что не пошел на похороны? Наверное, теперь Настя думает, какой же я бесчувственный, эгоистичный подонок.

Меня и без того последние события вводят в депрессию. Если пошел бы, помрачнел бы еще сильнее. И снова подсел бы на депрессив-рок и эмокор.

И вообще-то да. Я не умею сочувствовать. Если кому-то больно, принимаю боль как свою. В таком случае сочувствие нужно уже и мне.

Сейчас я сижу в кресле и страдаю, потому что страдает Настя.

Пусть буду для нее эгоистичным подонком. Мне, как и Владу, нелегко признаваться в чувствах.

Все-таки одежда и обувь не отправились на растерзание к лазающим по помойкам бомжам. Их час назад забрала Татьяна Воронина. Она пообещала, что позаботится о дальнейшей судьбе мною отвергнутого.

Таня всегда приходит на помощь. Как друг и как экстрасенс. Однажды она избавила меня от внезапно быстро развившегося дара.

2:47. Еще не время. Я положил телефон на место и снова грохнулся в кровать.

Семнадцатое февраля, через три часа вставать. Сегодня нас, одиннадцатиклассников, обещали завалить экзаменационными заданиями по всем обязательным предметам. Нужно выспаться.

Игорь сопел напротив, расстелив на полу матрас. Его обещали завалить аттестационными заданиями. Он должен выспаться.

Я закрыл глаза и снова погрузился в сон.

И снилось мне, что стоял я в море по колено. Неподалеку резвилась в воде одна из моих дальних родственниц, а рядом стоял двоюродный дядя с младенцем в руках.

Шум волн. Безмятежный смех купающейся тетки. Молодой дядя, он всего старше меня на два года, протянул руки.

— Возьми ребенка.

Мне пришлось выполнить просьбу.

Прохладные пенистые волны стали сильнее. Я укрывал голову младенца, чтобы вода не попала на него.

Дядя с таинственной улыбкой и взглядом вверх, в небо, произнес:

— Береги его. Вырасти моего сына, сделай из него человека. Только ты имеешь над ним положительное влияние.

— Но… Зачем ты кладешь на меня такую ответственность? Почему сам не воспитаешь?

Тетка окунулась под воду и через секунду вынырнула. Ее раздавшийся хохот напомнил мне смех русалки. Пальцем она поманила дядю, пропела:

— Идем за мной!

И дядя пошел в море. Один раз обернулся и попрощался:

— Я ухожу, Максим. Я был плохим отцом. Моя роль теперь на тебе.

Он бросился в воду.

Я стоял еще минуты три, ждал, когда же дядя вынырнет.

Но нет. Этого не произошло.

Только хохот беспечной дальней родственницы, все больше походившей на русалку, и шум сильных синих волн, бьющихся в ноги, только тяжелое тельце младенца на руках не покинули меня.

И снова Максим Волков проснулся.

Вскочил, схватил телефон. 3:13.

— Еще не время.

Вновь оказавшись в кровати, заснул. Проснулся. Отбросил одеяло, прыгнул за телефоном, лежащим на столе. 3:37. Еще не время. И снова сон. Подъем. Телефон в руках. 4:17. Я, как заведенный, проговорил:

— Еще не время. Еще не время. Еще не время.

Что снилось дальше — не запомнил. Потому что значения не имело.

Утром, за завтраком, я рассказал брату о странном сне и постоянном поднятии с кровати. Он лишь посмеялся. Его не волновало, что Макс чувствует беспокойство по этому поводу.

А ведь что-то во сне было. Странное. Реальное.

Мы собрались и поехали в школу. Из школы вернулись в четвертом часу.

И только в пять вечера до меня дошло, что означал сон.

17:40.

Я объяснял отстающему в математике брату, как вычислять дискриминант. Зазвонил мобильный. Номер неизвестен. Пришлось ответить.

— Да?

— Максим? Это Люда, жена твоего дяди Василия. Полчаса назад он, Вася, скончался.

Слышны всхлипы.

— Передай Игорю, что его отца больше нет. И остальным родственникам по его линии тоже.

Люда разъединилась.

Мозг кидает нам загадки, а мы их разгадываем. Ассоциации — вот ключи к ответам.

Мне снился родной дядя — отец Игоря. А беспечно купающаяся родственница — его мать, которой дела нет до сына.

Я закрыл учебник по алгебре за девятый класс, задал вопрос брату:

— Как давно ты был у своего отца?

— Э, дай вспомнить. Кажется, месяцев пять назад. А что?

Значит, переживет.

— Думаю, прямо сейчас — самое время его навестить.

Странные яркие сны и пробуждения с подглядыванием на часы в телефоне и фразой «Еще не время» стали визитной карточкой смерти. После того сновидения я стал часто переживать подобный опыт.

Максим Волков предсказывал смерть кого-то из знакомых, основываясь лишь на снах.

В прошлом году, в феврале и марте я просыпался и смотрел на время каждую ночь. Каждую ночь проговаривал «еще не время» и продолжал спать и видеть странные сны.

Подобное стало беспокоить не только меня, но и Аню. Под ее давлением пришлось попросить помощи у Ворониной. Она объяснила, что я имею особую связь с иным миром, в частности с умершими. Что умершие посылают мне сигналы, так как я настроен на их волну. И единственный нормальный способ прекратить это — дать духам родственников понять, что боишься свихнуться из-за общения с ними. Близкие почившие поймут и прекратят подавать сигналы, да другим не разрешат использовать твое тело как рупор.

Нужно просто дать им почувствовать твой страх, говорила она. Но не показывать, что боишься самих призраков, только возможности свихнуться.

А Максим Волков готов на все, чтобы прекратить это. Потому что одно дело — знать, что сегодня умрет один из твоих близких, совсем другое — знать о грядущих смертях незнакомых людей. Готов на все, даже на проявление своих эмоций.

Семнадцатое марта. За окном глубокая ночь. Здесь, в Питере, мы отыграли последний концерт перед небольшим перерывом.

Юра спал на соседней койке нашего гостиничного номера.

А что делал я?

Не знаю. Спал? Или бодрствовал?

Скорее всего, мне все это снилось.

Снилось, что лежу на кровати с открытыми глазами и вижу в полутьме прозрачные силуэты, сияющие синим светом. Едва различимый шепот множеств сущностей перерастал в уже достаточно громкие голоса.

Макс Остин чувствовал страх. Хотелось проснуться и включить свет. И никогда, никогда больше не засыпать.

А сущности перебрасывались репликами.

Чей-то незнакомый голос:

— Сказать ему?

Голос почившего дедушки:

— Нет. Он не должен об этом узнать.

Голос дальней родственницы Вали:

— Согласна. Еще не время.

Странно. Мне казалось, что слышу голоса только умерших. Насколько известно, Валя жива.

Дед сердито рявкнул:

— Я кому сказал! Он не должен знать ничего вообще!

Значит ли, что сегодня умрет Валя?

Далее голоса смешались, они перебивались.

— Вы посмотрите на него! Вам не жалко бедного парня?

— Если он может общаться с нами, почему мы должны…

— Сказал же, нет!

— Максим сойдет с ума!

— Я так не считаю.

— Мы не дадим вам приближаться к нему. Он не готов.

— Уходите! Прочь, прочь!

Сияющие силуэты исчезли и их голоса тоже.

Я облегченно окунулся в ночное небытие.

Смерть Вали была последней в череде вещих снов. После загробный мир меня не беспокоил.