Передо мною, сидящего рядом с Владом, который ласкает и теребонькает гитару, двадцать три человека. Лучшие друзья, друзья и просто знакомые.

Самых лучших друзей у меня осталось только пятеро. Кэти Фокс, Ульяна Гульданова, Анна Эванс, Лили Енот и Павел Рябов. Возлюбленных и того меньше. Только двое.

Один сидит рядом, другой, точнее, другая, — уходит сейчас в угол зала: Настя. Она позади всех разговаривает по телефону и маловероятно, что подозревает о моей любви к ней.

Ох уж это раздвоение личности. Ох уж сложные человеческие чувства.

— На улице играет музыкант

На гитаре любимый рок-н-ролл.

Он у музы — арестант,

Покинувший февральский сон.

Кто-то из этих лиц, что смотрят на меня, может сказать: нельзя любить двоих сразу. Я отвечу: нельзя судить о том, чего не испытывал.

— Его весенние мотивы

В образе гитарных струн

По-весеннему красиво

Трогают нервы людских дум. А я…

Я замолкаю и прошу Влада прекратить играть. Настя роняет телефон, едва стоит на ногах. Упирается в стену.

— Настя, что-то случилось?

Она закрывает лицо ладонями. Я поднимаюсь со стула и иду к ней. Шепчу:

— Телефон ты просто так уронила или что?

Анастасия прижимается к моей груди и всхлипывает.

— Бабушка. Она только что умерла.

Глава 10. Два беспокойных силуэта

Половина двенадцатого. Настя заснула

Я лежу с ней под одним холодным одеялом. В комнате, так же как за окном, темно. Я едва различаю очертания крупных предметов. Не могу заснуть.

Я слышу собственное дыхание.

Ночь со второго декабря на третье.

Там, в коридоре, лежит гроб, а в нем очень пожилая женщина, воспитывавшая мою бывшую девушку.

Кейт попросила меня переночевать с ней, потому что боялась быть ночью наедине с трупом. Куда я могу деться?

Куда я могу деть себя?

Это не первая ночь, когда из-за бессонницы я размышляю о чем-то, что меня беспокоит.

Сильнее всего меня беспокоят люди. Я не понимаю, как можно сидеть целыми днями перед телевизором и выкрикивать безадресно фразы «Да как ты вырядилась, клуша!», «Фу, жирная уродина какая-то!» или «Раз деньги имеют, че ж жиром не трясти?», «Все вы нечестным путем карман деньгами набили». И люди смотрят, смотрят, смотрят до бесконечности мелодраматические телесериалы, рекламу, опять сериалы, кино, внушающие людям с помощью нейролингвистического программирования, что курить и пить — выбор крутого человека. И люди, особенно молодежь, подражают пьющим и курящим героям. Они хотят быть такими же.

Еще я не понимаю людей, которые надевают очень дорогостоящую одежду, имея лишь одну цель: выпендриться перед другими такими же людьми. Отличиться. Лучше бы они старались отличиться умом, а не выбором одежды.

Я ловлю себя на мысли, что начал осуждать. Поворачиваюсь на правый бок, закрываю глаза. Надо уснуть.

Люди боятся, что общество их осудит. Они боятся опозориться.

Взять хоть к примеру преподавательницу русского языка из гимназии, в которой мне довелось закончить одиннадцатый класс. Она была не очень сильна в преподаваемом предмете, и мне с Юлей, как самым грамотным, приходилось исправлять ее ошибки. Самое печальное, что учительница не принимала наши замечания и заявляла, что никакой ошибки она допустить не могла в принципе. Некоторые в классе даже посмеивались. Менее грамотные ученики лишь пожимали плечами.

Достоин похвалы тот, кто не боится общественного мнения и умеет признавать свои ошибки.

Я поворачиваюсь на спину. Смотрю в окно. Хочется туда, на улицу, где такая же тишина, но только живая.

Каждому человеку жизнью подарено определенное количество секунд. Никто не знает, сколько именно. Обычно думают, что много, лет на семьдесят. И растрачивают время, не задумываясь, прожигая жизнь за бессмысленными занятиями. Мол, что-то стоящее еще успеем сделать.

Что молодость дана не для серьезных вещей. Отжигаем, пока молоды, чтобы было что вспомнить.

Тешьте себя этим, давайте. Только вот воспоминания о том, как вы, перебрав с алкоголем, блевали в унитазы грязного танцевального клуба, никому не нужны. Другим людям безразлично, что вы вытворяли в молодости, потому что на них это никак не повлияло и не повлияет.

Кто-то, особенно интеллектуально и духовно развитый, скажет, что редко встретишь бесцельно уничтожающую время молодежь. Скажет, сейчас все умные, начитанные, учатся в институтах, академиях. Что им некогда растрачиваться на развлечения. Я отвечу просто: молодое поколение поделено на два полюса. И они воюют.

Любая война ведет к какому-то результату.

Люди используют все возможные средства в борьбе за свою идеологию. Основной способ борьбы — внушение.

Книжные черви с пеной у рта могут до бесконечности доказывать прожигателям жизни, ради чего человек живет. А те в ответ до бесконечности могут разводить руками, мол, жизнь бессмысленна. И кто прав?

Стараясь лежать в постели неподвижно, я чувствую некую безысходность.

Каждая человеческая жизнь на земле не несет никакого смысла, потому что в общем итоге все равно человечеству придет конец. Поэтому нет разницы, кто как устраивает свою жизнь.

Живите в свое удовольствие. Делайте то, что вам по душе.

Если, конечно, вам не по душе убивать людей.

Хотя в современной реальности и таким находится работенка. Причем, вполне законная.

Война — это, по мнению одного русского мыслителя, эволюция. Сей мыслитель видит в войне важную роль в совершенствовании человечества.

А я от нее устал.

Я не хочу никакой войны. Всю жизнь я боролся. Сначала за себя, за крышу над головой. Затем за будущее, свободу, ценности и свои убеждения. Теперь я хочу только играть музыку и чувствовать, что стою на еще населенной живыми существами планете.

Музыка — это все. Весь мир. Вселенная. Она спасает меня от плохого настроения. Держит подальше от дурных мыслей. Даже если случается что-то очень плохое, я просто сажусь за барабанную установку и начинаю играть.

Моя душа состоит из музыки.

С ней мне ничего не страшно. Даже большими шагами неумолимо приближающейся смерти.

Я поворачиваюсь на левый бок и смотрю на силуэт спящей Насти. Завтра ее бабушку опустят в землю на одном из бесчисленных кладбищ.

Я не желаю идти вместе с ней. С меня хватило похорон Аксиньи. Я не могу больше видеть страдающие лица тех, кто через некоторое время позабудет дорогу к могиле умершего. Не желаю слышать их гнетущее молчание.

Я не хочу, очень не хочу, когда все разойдутся, стоять под падающими белыми хлопьями рядом с холодной могилой в полном одиночестве.

Уже сейчас, лежа в кровати, я чувствую себя мертвым и одиноким.

Одиноким.

И мертвым.

За окном по-прежнему падает снег. Я все так же не могу уснуть.

На кухне что-то падает и разбивается.

Настя резко приподнимается, горячей ладонью испуганно хватает мою холодную руку.

— Ты слышал?

Ее голос тих от ужаса.

— Да. Насть, не бойся, скорее всего, это лишь чашка.

— Но как она могла упасть сама?! Это опять тот силуэт или как его там!

Она сжимается под одеялом, стягивая его с меня.

— Я не думаю, что это астральный двойник. Настюш, успокойся.

— Нет, мне страшно!

Ей двадцать два, а все равно плачет. Не столько из-за страха, сколько из-за произошедших осенью и зимой событий в целом.

Я обнимаю Кейт.

— Хочешь, чтобы я сходил и проверил?

— Нет!

— Может, тогда включить свет?

— Нет! Мне будет еще страшнее!

— Что мне тогда сделать?

Она прижимается ко мне, ее уже более спокойный голос полон уверенности:

— Просто будь рядом. С тобой мне не страшно.

Глава 11. Настоящая дружба

Идет третье утро зимы. Я открываю двери шкафа в собственной комнате.