- Может, хватит уже? – устало отозвался Густав. Ему было невыносимо видеть, как самый сильный защитник, храбрый и справедливый наследник трона Альф задыхается в беспомощной обиде и боли от неразделенных чувств. – Том, отпусти его, найди другого навеки свободного Омегу, проведи с ним ночь, женись и правь достойно. Забудь о Билле, он не стоит стольких страданий. Как много еще раз ему нужно тебе отказывать, чтобы ты, наконец, понял, что у вас не судьба.

- Сильный Альфа должен добиваться своего Омеги. А не кидать только по той причине, что он отказал. Я не повторю ошибку предка, – твердо ответил Том, поднимаясь с каменного пола, и, чуть пошатываясь, направился к морю.

- А может, сильный - это тот, который может отказаться от любимого человека, если видит, что он несчастлив? Ты же видишь, что Билл не рад тебе, – следуя по пятам узкой тропой вниз горы, говорил Густав.

- Если Омега несчастлив, его Альфа недостойная тварь, и тут уж отказывайся, борись - ничего не изменится, – угрюмо буркнул принц, все быстрей направляясь к черным водам. – Мне нужно скинуть напряжение и хоть на время отвлечься.

- Ты опять к Реньйону? – недовольно спросил Густав, поспешая за другом и подхватывая на ходу одежду, которую Том неторопливо скидывал по пути.

- Да. Пусть в другом обличии, пускай, мы не испытываем оков природы, но хотя бы так я могу почувствовать его ласку. Хотя бы так.

- Ты безумец, Том… - страж улыбнулся, восхищенно смотря на своего принца. Он обожал его. Том был для него не просто другом, а кумиром. И Густав поражался той силе воли, которую проявлял Том каждый раз рядом со своим жестоким Омегой.

- Я просто люблю, - невесело ответил принц, спешно входя в воду, двигаясь к глубине. – Жди меня к ночи, передай своему Геворгу, чтобы тот отпустил Билла к мосту, и не было как в прошлый раз, когда я прождал его весь день, а он так и не пришел.

- И как мне это объяснить? Ведь никто не знает о твоем Даре, – Густав раздосадовано развел руками увешенными одеждой.

- Придумай что-то. Ты достаточно сообразительный, - отмахнулся принц, уже давно мечтая о прикосновениях любимого. Набрав побольше воздуха, Альфа умело нырнул на глубину, рассекая черные непроглядные теплые воды сильными руками. Вот-вот, еще немного, и скоро он сможет слышать любимый голос без грубости, чувствовать его горячие ладошки, видеть смеющиеся глаза.

Едва ли превращаться в огромное морское чудище было Даром богов. Но то, что этот облик давал Тому возможность бывать с любимым, уже делал его Силу самой необходимой.

Глава 4

Царь и повелитель, господин и владыка – этих понятий Омеги на себе никогда не знали. Еще со времен трех братьев-царей они не ведали, что такое иметь короля, который бы распоряжался их жизнью, решал кто прав, а кто виновен. Биллиант никогда не повелевал своим народом, чувствуя свободу и желая ее своим людям. Средний брат, Америдос, понимал, что вседозволенность и всенипочёмство могут слишком распустить народ, поэтому вмешивался в жизнь своих людей, лишь когда наступал крайний случай. Но Томеодос твердо знал, что каждому человеку нужно говорить, что делать. Люди приходят в мир и не знают своего предназначения, они не ведают, что делать и как жить.

И старший из братьев стойко правил своим людом. Его любили и уважали. Все знали, что если хочешь справедливости и милости, нужно идти к Томеодосу. Ведь мудрый король всегда находил верное решение в любом вопросе. Его государство было крепким. Люди жили счастливо в мире и процветании. Так было и после него, ведь ясный король передавал свои знания детям. Любовью и твердым словом вбивал он в сердца и разум наследникам премудрости правления.

Но, несмотря на то, что Биллиант никак не участвовал в жизни своего народа, его любили не меньше. За доброту, щедрость и неземную красоту. Перед ним преклонялись, его образ боготворили. Доходило до того, что многие теряли головы, лишь единожды увидев прекрасного царя.

Еще во времена, когда Томеодос пытался завоевать непреступное сердце младшего брата, на их землях родился первый художник. Маленький Альфа рос обычным ребенком. Пока Дар не дал о себе знать: его восхитительные картины имели свойство красть душу предмета, похищать сердца людей, изображенных на них. Ему казалось забавным нарисовать самого неистового зверя, спрятать его рисунок у себя, ближе к телу, и наслаждаться любовью дикого животного. Глупое дитя.

Однажды он потерял рисунок, но не догадывался об этом, уверенно шагая навстречу своему новому другу. Ребенок даже ничего не успел понять, когда животное бешено зарычало, оскалило острые зубы и приготовилось к смертельному прыжку. Видимо, сами боги благоволили тогда мальчонке, ведь рядом оказался Томеодос. В тех чащах, загонял он со своими людьми опасных зверей в самые темные уголки леса, подальше от мирных жителей. Храбрый царь, даже не имея помощи сингара, бросился в кровавую схватку с животным, спасая маленького мальчика от смерти. Сильный, прыткий зверь был опасным противником, но Томеодос одолел его сам, не позволяя своим людям кинуться на помощь.

С того момента маленький художник был в служении храброго царя. И как только тот узнал о Даре мальчишки, тут же, не предаваясь размышлениям, потребовал лик любимого возле своего сердца. Хоть ребенок уже и понял, что с его Даром нужно обращаться осторожно, не мог отказать своему царю и спасителю. Он решил схитрить во благо самого Томеодоса. Тогда был нарисован первый и последний портрет человека. Ведь получив то, что нужно было царю, он запретил когда-либо рисовать, не считая чертежей для строения и настенной мозаики. За любой самый незначительный рисунок была страшная казнь - никто не имеет права неволить других людей. Но ни один человек не знал, что сам царь нарушал свой же запрет.

Полный уверенности, что на этот раз все получится, прижимая сложенный вчетверо лист к груди, пряча его под одеждой, Томеодос вошел в покои любимого, чтобы вновь испытать судьбу. И каково было разочарование, когда обнадеженного, униженного его вновь выгнали в три шеи из личных покоев Биллианта отказом на его надоедливую любовь.

В глубоком отчаянии он впервые казнил своего подданного, срывая всю невысказанную злобу на художнике. Утопая в своей безнадеге, он понял, наконец, что у его любви с самого ее зарождения не было будущего. Он попытался смириться: ушел прочь, чтобы не терзать свое сердце, забрал своих людей с их семьями на другой конец великого континента, построил новую жизнь. Она не была счастливой, она не была менее горькой. Ни одного дня не было, чтобы король не тосковал по Биллианту. Бывали времена, когда он целыми днями просиживал, склонившись над портретом брата. И когда его боль поутихла, когда голова перестала кипеть мыслями об обиде, а пелена из никогда не пролитых слез перестала застилать глаза, Томеодос заметил, что портрет не был дорисован. Не хватало единственной, маленькой детали.