Ниже пухлых утонченных уст не было соблазнительной родинки, которую так любил Томеодос. Она словно завершала красоту любимого, как точка в последней строчке поэзии. Едва не цепенея в предвкушении, вновь горя надеждой, он сам, своей рукой дорисовал последнюю деталь. Он завершил портрет, пряча его вновь возле своей груди и ожидая. Ведь больше не мог заставить себя вновь пойти унижаться перед братом.

Он ждал год, ждал десять, наступила глубокая старость. У него была большая семья, сын давно сел на трон с женой, внуки окружали его смертное ложе. Портрет все еще хранился на груди, но Биллиант так и не пришел.

Ничего тогда старый царь не сказал своим детям и внукам, лишь скатилось две первых и последних немых слезинки по дряблым щекам. Портрет, который он хранил возле своего сердца всю жизнь, сжала ослабевшая рука. Надежда, которая ранее помогала ему жить, умерла вместе с ним.

Конечно, ни один человек клана Омег не знал о том, что страдал не только Биллиант. В исторических записях о двух братьях повествование обрывалось на моменте их разлуки. Вопрос о том, полюбил ли Биллиант брата, потому что, наконец-то, понял его, или потому что подействовали чары портрета, остался вечной загадкой.

Что происходило со старшим братом, знают только Альфы, да и те лишь из королевской семьи. Арина – царица Альф, Миреос – ее Омега, и Томас – наследник трона. Всем им было безгранично жаль Томеодоса, но у каждого из них было свое мнение насчет этой истории любви. Арина была крайне недовольна, что Томеодос не взял силой строптивого брата, не подчинил его себе, не показал, кто из них главный. А Том лишь боялся, что повторит судьбу своего пра-пра-пра-прадеда, но, тем не менее, не действовал по советам матери. Он не хотел силой. Он не хотел без взаимной любви. В конце концов, он ждет от Билла отдачи, он в первую очередь хочет разделить свою любовь, а потом уже сделать Омегу своим навеки, родить сына и сесть с мужем на престол.

Теперь же, зная, что Билл не может подарить ребенка, Тому больше нет смысла ждать, когда любимый почувствует его. Ведь лотария Омеги не может этого сделать. Тому было безгранично жаль, что любимый болен, жаль, что сам он не сядет на престол, не займет место матери. Но одного он не мог понять: если Билл болен и не может иметь детей, то почему Том чувствует запах его цветка? Почему он продолжает манить, соблазнять и притягивать с каждым разом все сильней? Ответ, как не крути, не приходил. И Том имел маленькую надежду на то, что у них получится зачать малыша. И тут сразу приходила другая проблема: Билл ненавидит его, и пролезть в ложе упрямца без насилия будет чрезвычайно тяжело. Но Том морально себя подготавливал к нелегкому испытанию.

Он намеревался обвенчаться с любимым после праздника Воссоединения Биллиантовой Нити. В ту же ночь непокорный Омега станет его навеки. Том думал, что сразу после ночи Гармонии увезет Билла в свои земли и уже там разберется с троном и будущим наследием, которого, очень вероятно, что не будет. Это сильно печалило принца. Он безумно хотел семью и общих с Биллом деток. Но за неимением большего, Том готов был довольствоваться малым. Все эти мысли не покидали его, пока он черной тенью кружил возле моста, слушая, как звенит его подарок на ножке любимого. Ему нравилось думать, что Билл ждет его, выглядывает, а потому оттягивал момент, чтобы вынырнуть. Но когда Билл уже достаточно далеко зашел от города, решил больше не тянуть, тем более, море чувствует своего царя и начинает волноваться все больше. Том боялся, что Билла может смыть волной.

* * *

Радостно, с каплей облегчения Билл прильнул к огромной клыкастой морде, что вынырнула из черной воды, укладываясь на мост, стремясь в ласковые объятия.

- Я так скучал по тебе, - прошептал Омега, чувствуя, как большая голова легонько потерлась об него, словно соглашаясь, что монстр тоже тосковал.

Билл боялся, что с его любимцем что-то случилось. Ведь он уже битый час бродил по белому мосту, все дальше отходя от берега, наслаждаясь легкой тяжестью своего первого драгоценного подарка.

– Хочешь, я тебе что-то покажу? – заискивающе Билл приподнял низкий подол черных одежд. Огромный карий глаз с черным расширенным зрачком заинтересовано уставился на хрупкую фигурку. Билл весело хохотнул, выставляя маленькую ножку, звякая алмазными слезинками. Мальчишке казалось, что у него нет ничего прекрасней, чем этот браслет, и от этого в груди поселилось чувство, словно теперь в его ладонях все богатства мира.

- Тебе нравится? – Билл приподнял черную ткань шароварных штанов, чтобы друг смог лучше оценить его украшение. Карий глаз сузился, а в уголках появились морщинки, словно он улыбается. – И знаешь, кто мне это подарил? Никогда не поверишь! – Билл удобно сел на нагретые тремя звездами камни, поджимая под себя одну ножку, а щиколотку с браслетиком выставляя так, чтобы видеть. - Его подарил Том! Этот увалень додумался преподнести мне дар, - огромный глаз опустился, а пасть с большими зубами нырнула под воду.

– Не грусти, мой милый друг, я сам грущу. Если бы у меня был выбор, я бы непременно предпочел тебя. Ты куда симпатичней того урода, – Омежка стянул черную перчатку, ласково поглаживая мокрую, чуть скользкую и холодною кожу, заглядывая в огромный грустный глаз. – И в глазищах у тебя больше чувств, чем в непонятном мямлянии принца.

Билл тяжело вздохнул, прижимаясь закутанной в черную ткань щечкой к твердой щеке монстра. Ему было хорошо рядом с ним. Словно его горести и печали разделялись на двоих, как будто гигантское холодное сердце чудовища принимало на себя все проблемы мальчишки, его тревоги о своем здоровье, забирало обиду на Тома, поглощало всю невысказанную горечь нежеланного союза с нелюбимым.

- Скажи, ты бы хотел, чтобы я стал твоим навеки? – Билл отстранился, заглядывая в огромный глаз, дотягиваясь к длинному черному усу, который, подсохнув на ветре, вольно развевался. – Я бы отдал всего себя тебе. – Громадная зенька непонимающе хлопнула векой. – Да-да, даже ночь Гармонии провел бы с тобой. Ты бы похитил меня под покровом первой ночи, забрал далеко-далеко в свою подводную пещеру, а там я бы стал твоим. Родил бы тебе детей, таких же милых как ты, и красивых как я. У нас была бы большая семья… – чудовище еще больше опустилось в воду, так, что Билл не мог больше достать жесткий ус, размером, как весь его густой пучок волос. – Ты чего, милый друг?

Билл поднялся на ноги, подходя опасно близко к краю моста, но когда он заглянул в черные воды, любимого чудовища не было, и, казалось, волны чуть успокоили свой громкий бой с ветром. А Билл все стоял и не мог понять, по какой причине его друг ушел, ведь такого раньше никогда не происходило. Чаще всего огромная голова провожала его к самому берегу, и сверкающие глаза ждали, пока Билл не исчезнет из виду. А тут ушел. Может, не нужно было настолько откровенно предлагать себя, могло ли чудовище смутиться? Или, может, была какая-то другая причина? Например, неотложные дела морские? Хотя, ведь неплохая идея: убежать, скрыться глубоко в диком лесу. Целое гнездо опасных зверей и ядовитых змей не пропустят ни единого человека в свою обитель, лишь Билл мог войти в их пристанище. Но Омега поджал недовольно губы, натягивая черную едва не забытую перчатку, понимая, что Том его из-под земли достанет, разорвет всех зверей, дабы вернуть домой, а несчастный мальчик не хотел, чтобы его друзья пострадали. Убегая к ним в укрытие, он обрек бы их на верную смерть. С этими невеселыми мыслями Билл шагал назад в храм, намереваясь сначала заскочить на кухню.