Были и другие активисты ультралевого крыла, которые с огромным мужеством участвовали в народном движении, свергнувшем власть шаха. Они также подвергались пыткам, но они отказывались каяться, и их истязали публично во время массовых экзекуций.
Таково было истинное лицо иранской теократии, однако в первые годы она имела поддержку большинства населения. В проведенном в марте 1979 года референдуме большинство населения проголосовало за Исламскую республику. Некоторые голосовали «за» теократию только затем, чтобы заявить о своей оппозиции шаху. Представители ультралевых призвали к бойкоту референдума. Режим стремился соблюдать видимость легитимности до тех пор, пока не уничтожил всю оппозицию. Это продолжалось всего лишь какой-то месяц после революции, но это было показательно. Светские силы были разгромленны на голову. Именно факт этой поддержки сподвигнул многих представителей духовенства оправдывать террор как революционное выражение народной воли, вспоминая Сен-Жюста и Троцкого.
Падение шахского режима, без сомнения, шло вразрез с интересами США на Ближнем Востоке, но существовало и качественное различие между этими событиями и, например, победой сандинистов в Никарагуа.
Вашингтон был все еще занят проблемами «холодной войны». Гавана, Ханой и Манагуа систематически поставляли США угрозу, которой даже при желании не смогла бы стать Исламская республика. Опасность, исходящая от Тегерана, оказывала негативное влияние на Соединенные Штаты весьма опосредованно. Могли бы возникнуть проблемы в том случае, если бы Тегеран поддержал шиитские восстания в Ираке, Саудовской Аравии и других государствах Персидского залива.
Международная политика Исламской республики взволновала исламистов во всем мире. Они поклялись вести смертельную борьбу против «Великого сатаны» (США) и Советского Союза. Первые защищали Израиль и других врагов «истинного» ислама, например, Саудовскую Аравию. СССР был источником атеизма и материализма. Ни то, ни другое мнение не было ошибочным, но главный удар иранского духовенства состоял в собрании у посольства США многотысячной толпы и в требовании выдачи шаха с тем, чтобы он предстал перед судом. За этим последовало театрализованное представление — «оккупация» посольства и захват заложников. Это была эпическая драма, демонстрирующая потребность отомстить ненавидимому правителю. Но в чем же здесь антиимпериализм?
На самом деле эти вакханалии у американского посольства были призваны прикрыть глубоко реакционные социальные преобразования, которые скоро привели к казням за супружескую неверность и гомосексуализм, тотальному «закручиванию гаек» в отношении левых движений, национальных меньшинств (в частности, война в Курдистане была возобновлена) и моджахедов.
Как могла угрожать империализму подобная социальная структура? Его настоящие враги хотели отменить законы рынка и, набрав силу, сильно сузили глобальное империалистическое пространство: в Советский Союз и Китайскую Народную Республику мировому капитализму хода не было. Куба, выйдя из сферы мафиозного капитала, нанесла империализму тяжелый удар, находясь всего в нескольких милях от материковой части США. Все эти государства направляли свои усилия на создание превосходящей капитализм социально-экономической системы. Само их существование было вызовом империализму. А все, что мог предложить Иран, нельзя назвать иначе, чем «дурацким антиимпериализмом», угроза со стороны которого была ничтожна.
Система, которая заявляет, что уповает на божественный промысел, единственными интерпретаторами которого являются священнослужители, может делать все, что ей нравится. Любые разногласия в рядах духовенства или за его пределами противоречат повелениям Аллаха, который не отвечает ни перед какой другой властью, кроме Бога. Фактическое присвоение Хомейни тотальной власти привело к бегству из страны таких либеральных исламистов, как первый избранный президент Ирана Бани-Садр, и к помещению аятолл-диссидентов фактически под домашний арест. Как долго может существовать режим, основанный на фанатическом иррационализме? Какие социальные силы можно мобилизовать, чтобы свергнуть его? Как только такие вопросы начали задавать шепотом в тюрьмах и частных домах, возникла реальная угроза правящему режиму.
Запад не поощрял прямую военную интервенцию, однако дестабилизирующее влияние тегеранского режима его раздражало. Запад обратился к недружественному соседу Ирана. Саддам Хусейн считался довольно надежным союзником Запада в этом нестабильном регионе. Внутри своей страны он уже помог покончить с Коммунистической партией и превратил в маргиналов наиболее радикальных членов «Бааса». Он был рад наладить выгодные для Ирака отношения с США и Британией. С тех пор как пал шах, Вашингтон и Лондон начали обращаться с Ираком как с самым любимым своим фаворитом.
Вашингтон заботился о безопасности эмиров и шейхов, которые правили государствами-марионетками в Персидском заливе, но особенно его тревожила «стабильность» саудовской монархии. Единственным легитимным правом, которое имели эти правители, было согласие Вашингтона на их правление. Кстати, один из героев произведения «Города соли» задает вопрос, который имеет прямое отношение к ситуации и ответ на который известен всем: «А эмир? Был ли он их эмиром, чтобы защищать их, или он был эмир американцев?»
Именно потому, что все они вместе и каждый в отдельности были эмирами Америки, они начали еще больше бояться, что население их стран подхватит «иранскую заразу». Они знали, что, если дух неповиновения овладеет сердцами людей, их режимы могут пасть и им не помогут ни американцы, ни сектантство, делящее ислам на шиизм и суннизм, которое они грубо эксплуатировали, чтобы разделять и властвовать. Если Вашингтон оказался не в состоянии спасти могучего шаха, как он сможет спасти их?
Именно эти напуганные люди и начали соблазняюще вертеть своими тугими кошельками перед носом жадного правителя из Багдада. Они льстили Саддаму Хусейну и осыпали его золотом. Хор льстецов, которым дирижировала происходящая из правящей семьи Кувейта поэтесса Суад ас-Сабах, пел Саддаму хвалу, сочиняя в его честь оды и прославляя его как «меч Ирака». Его умоляли сокрушить теократический режим в Иране, ему напоминали, будто он нуждался в напоминаниях, что шииты составляют в Ираке большинство, что Кербела, самый святой из святых городов, несколько веков назад был полит кровью замученного Хусейна. Если бы иранцы взяли Бахрейн и Кувейт, это вызвало бы восстание в Ираке и создало бы угрозу Эр-Рияду.
Лидер иракской партии «Баас» сочувствовал, но энтузиазмом не загорался. Его интересовал только один вопрос. Чего хочет Белый дом? Только после того, как его без обиняков заверили, что Вашингтон дает этой войне «зеленую улицу», а Соединенное Королевство готовится удовлетворить возможные требования Саддама о военной поддержке, Саддам Хусейн начал войну против Ирана Хомейни. Как и другие правители стран Залива, Саддам искренне верил, что американцы подумали обо всем[64].
Ирано-иракская война оказалась тяжким конфликтом. Она продолжалась восемь лет, с 1980 по 1988 год. Ее сражения, являющиеся по сути своей реминисценциями Первой мировой войны, унесли более миллиона жизней мусульман. В 1982 году успешное наступление позволило тегеранскому режиму вернуть все территории, оккупированные Ираком в 1980 году. Руководители партии «Баас» встретились в Багдаде и предложили соглашение о прекращении огня, полностью принимавшее все требования Ирана. Если бы это случилось, Саддама бы свергли. Хомейни, воодушевленный военным триумфом, отверг это предложение. Он считал, что если Исламская республика не распространится за пределы Ирана, она может взорваться изнутри, а многие из интеллектуалов, которые поддерживали теократический режим, высказывались подобным образом публично. Это окончательно решило судьбу оппозиционеров в партии «Баас» в Багдаде.
Однако режим Саддама Хусейна уцелел, избавился от внутренней оппозиции, и Ирак продолжал воевать. Военные суда США вошли в регион, вступили в бой с кораблями иранского военного флота и начали их топить. Совершив акт совершенно ничем не оправданного терроризма, Соединенные Штаты сбили самолет «Иранских авиалиний» вместе с пассажирами. Иранцы, теперь полностью осознавшие, что за Саддамом стоят линейные корабли Вашингтона и великолепное военное снаряжение Британии, в конце концов, запросили мира. Однако режим устоял. Теократическая удавка на какое-то время стала еще туже, хотя противники режима появились даже в рядах духовенства. Самое важное здесь то, что режим все же выжил и его лидерам было отказано в ореоле мученичества. Они не могли обвинить других в том, что сами сделали со своей страной и ее народом. Новое поколение, которое никогда не жило при шахе, сделало собственные умозаключения. Семена грядущей «исламской Реформации» были посеяны самим духовенством.
