- Ну, знаешь, существуют более важные вещи, чем секс, - заявляет Дэн. – Именно в этом наша основная проблема. Мы слишком зациклены на сексе. Не удивительно, что натуралы не воспринимают нас всерьез.

Ну, с меня, пожалуй, хватит.

- Будь в твоей жизни больше секса, может, ты бы не тратил ее на бесконечные проповеди. Или, как минимум, вытащил бы шомпол из задницы, что пошло бы тебе только на пользу. Как и всем нам! Давай уже, вали на свою встречу, а мне предоставь валяться в грязи. Потому что, веришь или нет, это куда как приятнее.

Скотт прикусывает губу, чтоб не рассмеяться, а Дэн с негодованием вскакивает.

- Я всегда догадывался, что ты не тот, кем прикидываешься, - бросает он и вылетает прочь из лофта.

А Скотт все еще сидит в кресле, пытаясь подавить взрывы хохота.

- Можно мне будет заняться твоим бойфрендом, когда ты с ним разделаешься?

- Он мне не бойфренд, - машинально отвечаю я. – И советую для начала отделаться от своего собственного.

- Да уж, - говорит он, бросает долгий взгляд в сторону спальни, а затем поднимается и уходит.

А я остаюсь на месте, потому что теперь, когда все закончилось, я немножко в панике. Дэн – страшный сплетник, хотя и всячески это отрицает. Он уж точно расскажет обо всем, что видел, всем нашим знакомым, прикрываясь тем, что страшно во мне разочарован. К концу недели все будут знать, что у меня новый парень, который не считает нужным одеваться, когда в доме гости, и не стесняется делать мне при них непристойные предложения. А учитывая, что большинство моих друзей придерживается тех же взглядов что и Дэн, через пару дней у меня их не останется.

Да какое мне, в общем-то, дело? Все равно я среди них никогда себя своим не чувствовал. Даже думал порой, есть ли на свете большие гомофобы, чем эти педики. Все мало-мальски живое они отвергают, потому что - «нужно подумать о том, как это воспримут люди». Почему я должен даже перед приятелями-геями извиняться за то, что сплю с мужчинами? Все, что лежит за пределами длительных отношений, делает тебя в их глазах шлюхой. А я-то сам разве так считаю?

Боже, скоро у меня ни друзей, ни работы не останется! И буду я влачить свое одинокое никому не нужное существование в картонной коробке. И да, я драма-квин! Работу я не потеряю, потому что никто из моих коллег с моими друзьями не знаком. Значит, никто в офисе и не узнает, что Брайан здесь был. А если все друзья от меня отвернутся, все равно у меня останется Дафни, так пошли они все в жопу. Почему вообще я дружу с людьми, которые мне даже не нравятся?

Может, я из-за них и отцу не смог открыться. Мы же вечно пытались относиться с пониманием к гомофобам, потому что якобы только так мы когда-нибудь сможем их переубедить. Половина моих друзей до сих пор скрываются от родителей и коллег. На работе я не отрицаю, что гей, но на самом деле за все время меня об этом спросили только два человека. И одним из них была Синтия. Я никогда не говорю о своей ориентации. Мягко уклоняюсь от вопросов, есть ли у меня жена или подружка. И на корпоративах ни разу с парнем не был. А, собственно, почему? Почему, раз я не делаю из этого тайны, я так беспокоюсь, что задену их чувства? Может, потому, что боюсь их реакции?

Я не говорил отцу, когда был подростком, потому что боялся, что он меня выгонит. Не говорил, когда был студентом, потому что боялся, что он откажется платить за мое обучение. А когда закончил университет, не говорил, чтобы он от меня не отрекся. Я не хотел увидеть в его глазах разочарование или даже отвращение. Не хотел, чтобы мать и сестра вынуждены были выбирать сторону в нашем конфликте. Даже после развода родителей не хотел. Все это отличные причины, но по итогам я стал трусом, стал вести себя так, словно это я не прав, а не он. И лишил его шанса доказать мне, что я ошибался. Что он бы не отказался от меня и встал бы на мою сторону. Как бы маловероятно это ни было, я всегда буду жалеть, что упустил этот шанс.

Ну и о скольком еще я собираюсь в своей жизни жалеть? Это же не я. Уже не я! Я же всегда во всех других сферах жизни был таким открытым и уверенным в себе. Так, может, хватит уже прятать то, что является определяющей частью моей личности? И пусть все катятся на хуй!

***

Только закрыв дверь лофта на замок, чувствую себя в безопасности. Здесь даже надежнее, чем у Майки, потому что предки не знают про Джастина. А, значит, пьяный папаша скандалить сюда не заявится. Хотя, задумай он буйствовать в доме у Дебби, та бы его точно сковородкой по башке огрела.

Джастин пытается меня подбодрить. Блядь, вечно все пытаются меня подбодрить, но он хоть жалеть не начинает, как Дебби. А я пытаюсь его соблазнить. Не хочу, чтоб он считал, что я какой-то жалкий педик, расписховавшийся из-за разбитого носа. Но все же я рад, что он мне отказывает. Последнее, чего мне сейчас хочется, это трахаться.

Сижу рядом с ним на диване и вдруг вспоминаю. Бля! Я же ударил Джека! Если мне повезет, он наутро об этом забудет. Не в первый раз. В лучшем случае мы все это запихнем подальше и вспоминать не будем. У нас в семье все большие специалисты по замалчиванию скользких тем. Но если он все же не забудет, в следующий раз, когда он напьется, мне придется держаться от него подальше. Иначе он мне покажет.

Сколько себя помню, я всегда его боялся. Даже когда он не дерется, все равно орет и оскорбляет, и все остальное. Знаю, что я для него – большое разочарование, но я же не могу измениться. Богом клянусь, я пытался. И плюнул на все в тот день, когда понял, что педик. Я просто осознал, что никогда уже не буду для него достаточно хорош. Я даже могу понять, почему после этого он еще сильнее на меня вызверился. Потому что глубоко внутри он догадался, ну, или я сам стал вести себя иначе. Да какая разница, в общем-то?

Джастин продолжает делать вид, что никогда больше со мной не трахнется. Ага, будто я не вижу, как он на меня смотрит. Даже на работе, где ему вообще-то следовало бы заниматься другими делами. Я правда сейчас не способен трахаться, но почему-то мне не хочется спать одному в его постели. Так что я обещаю вести себя хорошо - что этой ночью будет нетрудно - и засыпаю раньше, чем он ложится.

Проснувшись, понимаю, что обнимаю его. Наверное, это он подкатился ко мне ночью, нарочно или просто по привычке. Пару минут гадаю, с кем это он привык спать в обнимку, а затем возбуждение берет свое. Я знаю, что с ним то же самое, знаю даже раньше, чем опускаю руку ему на промежность. Поверить не могу, что он улегся спать в штанах!